Он не твой. От Ада до Рая

Глава 16

Любовь даёт силы.

А когда любовь забирают,

этой силы хватает, только чтобы дышать.

Ночка…

Ночка

Вам приходилось убивать?

Думали ли вы об этом долгими, бесконечно мучительными ночами? Готовились ли вы к этому моменту? Нет? А я да…

И вот сейчас, сжимая его мокрые от пелены морских брызг волосы, я думала о том, что мне придётся его убить. Следила за расширяющимися зрачками, за тем, как медленно стягиваются к переносице брови, как меняется лицо. Черты становятся жёстче, резче, словно выпуская незнакомого мне мужчину, в котором уже сложно рассмотреть мальчишку из прошлого. Высокий, крепкий, с умным и пронзительным взглядом, от которого просто невозможно спрятаться. Я его совсем не знаю. Каким он стал? Что любит? Что может простить, а за что возненавидит до конца своих дней? И есть ли у меня шанс узнать его нового?

Моя жизнь поделилась надвое. До Рая и после. И вот в этом самом «после» я каждую гребаную ночь заставляла себя не забывать о том, что рано или поздно придёт час расплаты. Я заставляла себя ненавидеть его, чтобы только не скатиться в жалость к самой себе. Все говорят, что любовь даёт силы! Но почему молчат, что когда любовь уходит, то сил остаётся, только чтобы дышать?

Нам свойственно идеализировать это сложное, многогранное чувство, делая из него прозрачную стекляшку. Но всё не так просто. Любовь безгранична, чиста и безусловна. Она начинается с молока матери, а заканчивается любовью к своему собственному ребёнку. Это замкнутость гармоничного мира: то, что ты берешь в самом начале своего пути, то и возвращаешь, но чуть позже. Этакая рассрочка, график выплат которой расписан на много лет вперёд.

Я рано потеряла мамочку, мне было всего десять, когда её не стало. А когда оказалась в семье отца, то пришлось барахтаться самостоятельно. Никаких тебе сказок на ночь, разговоров по душам и эмоционального обсуждения предстоящего праздника в честь дня рождения, мне чётко дали понять, что сопли подтирать никто не станет, ибо я нагулянная, незаконная дочь. Да во взгляде его жены буквально неоновая табличка светилась: «Скажи спасибо, что сыта и под крышей нашего дома!». Меня словно вытряхнули из кокона и приказали взрослеть, потому что жизнь – она другая. Но меня спасли мои сёстры. Они забрали меня домой и вновь показали любовь. Разве я могла их предать? Могла бросить, забыть то, что они для меня сделали? Измарать их имена в вонючей грязи? Не могла…

– Говори, Ночка, – Денис проваливался локтями в песок, все сильнее прижимаясь ко мне. Его губы так нежно скользили по кончику моего носа, пальцы перебирали намокшие волосы, и лишь глаза выдавали пламя в нём.

Он изо всех сил сдерживал эмоции, укрощал гнев, желание узнать правду! Боялся, что вновь замолчу, сбегу и опять верну его в гадкое чувство незнания. Глупый… Ну какой же ты глупый? Думаешь, станет легче? Нет… Мои слова убьют тебя.

– А тебе с причины начать или сразу перейти к следствию? – я собрала все силы в кулак и толкнула его в грудь. – Ну? Ты же так хотел знать правду! Так что смутился? С чего начать?

– А ты говори, что считаешь нужным, там разберусь уж как-нибудь!

– У тебя растёт сын, – я буквально вытолкнула из груди тот комок нервов, что все это время мешал дышать. Таскала за собой тяжесть вины двадцать лет, и дальше бы носила, только бы не ворошить эту кучу дерьма. Столько лет прошло, а в душе до сих пор полыхает чувство вины.

– Что ты несёшь… Это не смешно, – голос Дениса потух, как пламя свечи. В нем больше не было звонкости, не было силы… Он оттолкнулся и сел в песок, пытаясь выдавить улыбку. Загребал ладонями холодный песок, сжимал его и всё ждал… ждал, что я рассмеюсь, скажу, что просто неудачно пошутила, что не скрывала это двадцать лет. Но нет… Открытый ящик Пандоры уже нельзя захлопнуть и сделать вид, что ничего не произошло.

– Я предупреждала! Предупреждала! – орала так, что мой надрывный рёв заглушил всё! Он звоном бьющегося стекла летел по ветру, окутывая нас ужасом правды. Душа выла, кровь превратилась в ртуть, а сердце так больно сжалось, заставив застыть. Я буквально повалилась на песок, наблюдая, как пьяно пляшут перед глазами звёзды на черном небе.

– Ада! – захрипел Денис и подхватил на руки. Силы окончательно покинули меня. Не сопротивлялась, когда он стал умывать меня ещё холодной солёной водой, как удерживал волосы, как нёс к лежакам отеля. Я просто совершала механические движения, к которым так привыкла: вдох-выдох… вдох-выдох…

– Да очнись ты! – рычал он, легонько трепля меня по щекам. Смотрел в глаза, искал правду, что была нужна только ему одному, и тихо скулил сквозь зубы. Он с силой дёрнул меня, прижал голову к груди, оглушая стуком своего сердца. – Дура… Блядь, какая ты дура, Ночка!

И уже его отчаянный вой расколол тишину миллионами осколков. Денис раскачивался, прижимал меня к себе и орал! Именно так я себе и представляла конец света. Темнота, море и два растоптанных сердца. Причем его сердце растоптала лично я дважды. Мне было невыносимо слышать эту его боль, ощущать, как сжимаются вокруг моей шеи его сильные руки, и как он изо всех сил старается не придушить меня, ко всем чертям.

– Отпусти… – шептала я, ласково поглаживая его пальцы. – Отпусти, Рай… Я предупреждала, но ты все равно пёр вперед! Ну что? Хороша правда? Нравится?

Но Денис не отпускал. Наоборот, перекинул мои ноги, усаживая себе на колени, и только усилил хват. Он шипел и пытался заткнуть мне рот ладонью. Отворачивался, только бы не показать взгляд, в котором навсегда поселились хаос и АД. А мне так нужны были его глаза!

– Молодец! Давай! Давай! Вспоминай, какая я гадкая дрянь, и прогони, на хуй! Я заслужила! Только прогони… Прогони! – рыдала, отбивалась от его рук, хваталась за намокший ворот рубашки и тянула к себе. Мне было важно заглянуть ему в глаза! Мне было так важно прикоснуться к его боли, чтобы ещё сильнее возненавидеть себя! – Да убей ты меня! Ну давай! Что ты ждешь? Ну не молчи… Я умоляю! Только не молчи…

Его молчание было пыткой!

Я сотни раз проигрывала эту ситуацию, придумывала для самой себя миллионы оскорблений, укоров, упрёков, чтобы Денис не смог меня задеть и обидеть! Но ни в одном сценарии он не обнимал меня так жадно, умоляя помолчать!

Денис снова взревел, завернул мои руки за спину, прижал к себе, а потом откинулся на спинку лежака, укрывая своим пиджаком, пахнущим коньячной вишней и горьким шоколадом. Он обездвижил меня! Буквально парализовал, чтобы не дёргалась. Хранил молчание, а когда я пыталась что-то сказать, затыкал рот ладонью. И я устала бороться, лишь когда над горизонтом забрезжил рассвет.

Малиновые лучи безжалостно взрывали сумерки, за спиной всё чаще слышался гул проезжающих машин, редкие голоса торговцев, бредущих на рыбный рынок. Они все как непрошенные гости пытались вломиться в наше горе, в нашу беду. Тревожили, дразнили…

Я уже не сопротивлялась. Устала. Руки огнём горели от его объятий. И только душа продолжала скулить, слыша гулкое биение его истерзанного сердца. Денис сбросил пиджак, молча перекинул меня на плечо, встал и быстрым шагом отправился к парковке ресторана. Усадил меня в машину, сел за руль, закурил и молча выехал на ещё серую трассу. Он гнал, как обезумевший. Смотрел вперёд, даже не поворачиваясь в мою сторону, сжимал руль и курил одну сигарету за одной.

А мне только и оставалось смиренно ждать его наказания. Но не это меня пугало, а его тяжелое молчание. Рвущиеся слова комом застыли у него в горле, он даже стискивал челюсть, пытаясь предотвратить неизбежное, и молчал… Эта тишина была похожа на низкую грозовую тучу, нависшую надо мной. Слышала гул грома, щурилась от сверкающих молний и молилась… Молилась, чтобы ему стало хоть немного легче.

Зарылась носом в его пиджак, вдыхала сладость и сквозь дрёму следила за его каменным безжизненно-серым лицом. Я беззвучно рыдала, хотя прекрасно понимала, что мои слёзы сейчас бесполезны. Отвлеклась я, лишь когда мы притормозили на въезде в ещё сонный посёлок, а ещё через несколько минут въехали в гараж светлого одноэтажного дома. Денис вышел из машины, закурил, потом открыл мою дверь, но выйти не позволил. Зарычал, как лев, снова перебросил через плечо и тяжелыми шагами двинулся по мощёной тропинке. Распахнул дверь, остановился у стеклянной барной стойки, схватил бутылку водки и вновь зашагал. Он бережно опустил меня на кровать, укрыв пледом, а сам открыл стеклянную дверь, рухнул в кресло ко мне спиной и с жадностью присосался к горлышку.

Я всё-таки убила его. Своими руками…