Он не твой. От Ада до Рая

Глава 44

Ночка

Невыносимо! Молчать, когда тебя разносит на миллион кусочков от счастья – просто невыносимо!

Каждая секунда, каждый тяжелый вздох твоего любимого или грустный взгляд – наказание. Он видел, что я вру, а я видела, что он все это считывает. Но не могла иначе.

За мутными от пыли окнами такси пролетал город. Вроде, и здания знакомые, и осень уже окончательно отвоевала пространство у шумных туристов, и небо тяжелое, грозящее моросью дождя. А на душе радуга расплескалась.

Прижимала руку к животу и читала все молитвы, что знала наизусть. Собирала разрозненные мысли, тревоги и выталкивала их в судорожном выдохе, а по щекам текли слезы, несущие лишь спокойствие.

Душа тихо пела песенку, что помнила с детства, и я так отчетливо слышала мамин голос. Страх и напряжение отступали, открывая дорогу надеже.

Я долго запрещала надеяться на чудо, на случай, на благосклонность судьбы. Приняла реальность, смирилась с её жестокими правилами и в какой-то момент привыкла не играть ва-банк. Выдавала эмоции по каплям, по крошечным частичкам пазла, чтобы не растерять себя окончательно.

Вот только это не могло спасти меня.

Не жила, а существовала, выполняя механику действий, чтобы спасти своего детёныша. Чтобы укрыть, защитить.

Но всё изменилось, когда на открытии собственной галереи я встретила ЕГО. Раевский ворвался в мою жизнь порывом ледяного ветра, несущего лишь угрозу, страх и желание поквитаться. Но ровно в тот момент я поняла, что люблю. До разрыва души, до безумия и невозможности сопротивляться.

Он мой. И моя душа принадлежит только ему.

Когда он рядом, то черно-белый комикс жизни вспыхивает разноцветьем ярких красок, а сердце долбится, как ненормальное, только потому, что тосковало всё это время. Его дыхание, нежность, страсть, все опутывало заледеневшую душу, слой за слоем снимая броню.

Только он мог так хотеть сотворить хаос, что создал РАЙ, в котором больше нет места аду.

И только поэтому я не рассказала о своём секрете.

Горький ворвался в кабинет в один из самых счастливых дней в моей жизни. Я нервно расхаживала вдоль стены, отсчитывая бесконечные секунды, и всё время косилась на пластмассовую коробочку, в крошечном окошке которой медленно проявлялись полоски.

Цикл никогда не баловал меня регулярностью, но когда задержка стала просто неприличной, я даже помыслить не могла, что первым делом побегу в аптеку.

Тряслась, как девятиклассница, стоя в очереди, а потом стремглав бежала в галерею, чтобы встретить новую реальность.

Признаться, я даже не слышала слова Горького. Его лицо было красным, на шее вздулись вены, и он явно орал, рассыпая угрозы и проклятия. Фамилия Раевского звучала через каждое второе слово, но мне было все равно. Ведь я уже давно для себя решила, что больше никогда не войду в ту же реку. Проиграть в очередном раунде? Нет… Нет у меня больше на это права.

– Я убью его, – зарычал Горький, хватая меня за руку. – Скажи, чтобы отступил!

– Не скажу! Ты уже убил меня двадцать лет назад! Растоптал, как букашку, смял будущее, испоганил все своей жадностью, желанием доказать всему миру, что нет в тебе ни сострадания, ни жалости. Ты даже не пожалел Лильку! – вырвала руку и со всей дури оттолкнула его. Горький явно не ожидал сопротивления, поэтому и замер. А я выскочила в коридор и заорала во все горло, вызывая охрану, которую выставили Раевский и Мятежный. – Раевский уничтожит тебя, Горький. И мне будет тебя не жаль…

Я даже не стала наблюдать за тем, как его уводят, как вызывают полицию, просто умчалась домой, где в тишине смогла достать тест с размытой и бледной второй линией.

Всматривалась, не дышала. Ждала. Но с каждой минутой черта становилась только бледнее, забирая надежду.

И меня накрыло.

Опустошение поглотило с головой. Я даже не помнила, как очутилась на пляже, не слышал криков, а когда очутилась в руках любимого мужчины, вся тревога рассеялась утренним туманом. Вдохнула тепло его кожи, зарылась носом и уснула…

– Девушка, мы уже приехали, – водитель такси уже довольно громко стукнул по панели, пытаясь привлечь внимание рассеянной пассажирки.

– Спасибо, – прошептала я и выскочила из душного салона на свежий воздух.

Не думала. Не чувствовала, просто действовала по четкому плану. Мне нужна была определенность! Мне было необходимо знать ответ на вопрос, что льдинкой звенит прямо под сердцем.

Взметнулась по длинной лестнице, на автомате надела бахилы и стала проталкиваться по путанным коридорам, до тех пор пока не остановилась у нужного мне кабинета.

– Адель? – бывшая одноклассница, а ныне врач гинеколог, Машка Казакова словно почувствовала мое присутствие и распахнула двери кабинета. – Привет, дорогая. Тысячу лет тебя не видела, – пухленькая рыжеволосая красотка весьма шустро втянула меня в свои стерильные владения и сжала в крепких объятиях. – А ведь у меня до сих пор над кроватью висит тот портрет, что ты писала.

– Я очень рада, Маш. Но мне сейчас не до этого, прости, – достала из сумки свое сокровище с блеклой второй полоской. – Сделай что-нибудь… Я дышать не могу. Думать не могу. Просто скажи правду, иначе, клянусь, с ума сойду!

– Поняла, – Машка кивнула, вмиг трансформируясь из бывшей одноклассницы в настоящего профессионала. Она что-то крикнула в приоткрытую дверь, и в кабинет вошла медсестра. А уже через минуту из моей руки выкачивали кровь, а середину кабинета рассекла белая ширма. Машка готовила кушетку, включала аппарат УЗИ и, когда медсестра удалилась, закрыла дверь на ключ.

Не чувствовала ног. Гоняла молитвы и смотрела в белоснежный потолок.

Безразлично отнеслась к холодному датчику, к странному пиканью аппаратуры и тяжелому молчанию Казаковой. Кусала губы, стирая скатывающиеся слёзы.

– Ну? С чего начать? – тишину разрушил громкий голос Машки. Она стерла гель с моего живота и сняла перчатки, пересаживаясь за стол.

– Маша, просто скажи…

– Поздравляю, подруга, – Казакова неожиданно расплылась в счастливой улыбке и раскинула руки, заключая меня в объятия. – Всё хорошо. Но анализы сдать нужно на этой неделе, пока я не ушла в отпуск. Ты уже не девочка, да и многоплодная беременность – это ещё то испытание для твоих лет.

– Я… Я… Беременна? – шептала, не в силах оторвать рук от своего живота. Казалось, чувствую его… Казалось, ощущаю тепло, биение крошечного сердечка.

И вдруг внутри что-то хлопнуло…

Счастье неконтролируемым потоком накатило на меня, обдавая жаром от самого темечка до ног. Мышцы затряслись, а картинка перед глазами поплыла.

– Э, матушка… – Машка достала из ящика тумбы конфетку и буквально силой втолкнула мне в рот. – Никакой голодовки. Небось, не ела ещё?

– Неа…

– Иди за меня съешь какой-нибудь жирный бургер, заодно и папку обрадуешь. Завтра жду!

Одевалась машинально. Двигалась как робот.

Сжимала в руках телефон, понимая, что хочу поделиться этой новостью с тем, кто поистине этого достоин. С тем, кого лишила радости услышать первый крик своего сына. Не позволила увидеть первые шаги, не дала подставить крепкую мужскую ладонь, чтобы уберечь от падения.

Рай…. Он вновь открыл для меня ворота в рай, где я жива, счастлива и любима.

Смело ткнула в кнопку вызова и вышагнула из кабинета. Терпела длинные гудки, настороженно ожидая ответа. Вот только в параллель слышала знакомую трель телефона за спиной.

И когда до меня дошло, что происходит, застыла.

Сердце разрывалось, по рукам пробежала волна мурашек.

Обернулась так резко, что покачнулась.

Прямо напротив кабинета сидел Раевский, он медленно щёлкал крышкой бархатной коробочки и напряженно смотрел себе под ноги, игнорируя все происходящее.

– Денис?

– Привет, – сказал и только спустя несколько секунд поднял голову, позволяя увидеть весь спектр эмоций в его глазах. Там и хрусталики слез, и паника, и пекло жгучей любви… Чего там только не было! Но не было там места только упрекам, сожалению.

– Что ты тут делаешь?

– Жену жду, – он нервно растер ладонью глаза, стирая следы слабости. Резко встал, подошел и прижал к себе с такой силой, словно боялся услышать правду.

– Ты все испортил, – захныкала я, понимая, в предложенных обстоятельствах уже не до трогательности момента. – Не мог, как обычно, вернуться с работы?

– Идём.

– Куда?

– В загс. А потом расскажешь, что ты тут делала от меня тайком.

– Раевский! – я смеялась.

Не контролировала громкость своего голоса, семенила за ним, пытаясь не отставать. А Денис так крепко сжимал мое запястье, не давая и возможности оступиться. Тянул на улицу, ловко лавируя между посетителями. Лишь изредка оборачивался, шпаря многообещающим наказанием в глазах.

– Да, Раевская.

– Раевская?

– Конечно, – Денис открыл пассажирскую дверь, подводя меня к сиденью.

– Тогда Раевских скоро будет четверо, – хохотала я во все горло. Сжимала ворот его сорочки, сминала, тянула на себя, пытаясь коснуться губ.

– Это правда? – в его голосе не было звонкости.

Он просто выдохнул вопрос, с которым все это время ждал меня под дверью. А он ждал! Точно ждал. Ну, глупо было думать, что Раевский просто так уедет из дома, прекрасно понимая, что его пытаются заболтать и обмануть. Нет, это не про моего мужчину. Мой любимый планету остановит, но души коснется.

– Ты сам виноват, сам все испортил. Тогда готовься, Раевский,– я запрыгнула на подножку его машины и заорала так, что весь проспект остановил движение. – Ты станешь отцом!

– Боже! – захрипел Денис, хватая своими огромными ладонями меня за талию, присел, прижавшись лбом к животу. – Ты не шутишь?

– Нет.

– А почему четверо?

– А на это ты мне ответь, – я не могла унять рвущийся смех. Счастье буквально выплескивалось, топило все вокруг, разгоняло тучи и с радостью встречало робкие лучи солнца. – Что ты за гадость, Раевский? Как я тебе выношу двойню в сорок лет? А? Как?

– Блядь…

Я впервые увидела его в таком состоянии. Вечно собранный, сконцентрированный, местами сухой и жесткий Раевский сейчас походил на того Райчика, в которого я втрескалась много лет назад.

– Я буду отцом? Я буду отцом! Я буду отцом! – Раевский так громко вопил о своем счастье, что вспышками по улице стали раздаваться аплодисменты, а водители, застрявшие в пробке, истерично и подбадривающе загудели клаксонами.

И весь мир наблюдал наше безумие. И его объятия, и искрящиеся глаза, и подрагивающий голос. Мы кружились в танце, и музыка нам была не нужна, потому что сердца бились в такт.

Денис скользнул по рукам, сжал запястье, развел пальцы, и кожу обожгло холодом металла.

– Всё будет так, как ты хотела. Помнишь, Ночка? Берег, закат, костры и ты в малиновом платье на фоне бушующего от восторга моря. Помнишь?

– Помню, милый, помню, – целовала его скулы, слизывала свои слезы и задыхалась. – Вот только об этом мечтала девочка Ночка.

– А о чем мечтает Тёмная Ночь?

– Она мечтает стать Раевской прямо сейчас.

– Сейчас? – Денис дрогнул и чуть отстранился, заглядывая в глаза.

– Прямо сейчас. Сию минуту! Наплевать на работу, на галерею, на Ляшко и Горького. Мне не нужна свадьба, не нужны мечты. Мне больше ничего не нужно, – сплела наши пальцы, смотря на кольцо, сверкающее на безымянном пальце. – Я просто хочу быть твоей женой.

– Приказ принят…