Глава 17

Сквозь липкую дрёму слышала шаги и знакомую трель. Но тело будто и не слушалось меня вовсе. Пыталась открыть глаза, но веки слиплись. Мышцы ныли, горло разрывалось от боли, а в голове осел плотный туман. Чувствовала, как рядом со мной под тяжестью промялся матрас, как горячая ладонь накрыла мою скулу и легонько скользнула к уху, отводя пелену волос, скрывающую лицо.

– Просыпайся, – этот шепот был тревожнее крика. В нем не было жизни, нежности, чувств, там отчаянно орали стервятники, ожидая моей гибели. Этот звук был схож со скрипом пластмассы по стеклу, он надрывал мои нервы, возвращая в реальность, в которой мне придётся теперь выживать. – Скажи своему пидорюге, что жива и здорова. Короче, соври, как ты умеешь…

Раевский хмыкнул, вложил мне в руку мой орущий телефон и встал.

Открыла глаза, но первым делом посмотрела на него. А Денис вновь отвернулся, лишая меня пусть и ненавидящего, но теплого взгляда. Секунды шли, я ждала, но ничего не происходило. Раевский сжимал челюсть, упорно всматриваясь в открытую дверь террасы, и напряженно о чем-то думал и явно не собирался посвящать в это меня. Он стоял в одних спортивных штанах, а с влажных волос стекали капли, скользя по рельефной груди. Я даже засмотрелась, за что получила довольно громкую усмешку и полостную рану от его острого как бритва взгляда:

– Давай-давай… – он махнул рукой и скрылся в открытых дверях ванной. – А то вдруг твой педрила-мученик не переживёт разлуки и сдохнет, не дай Боже!

– Алло, – я пропустила его колкость, уже смирившись, что это только начало, кое-как села в кровати, пытаясь понять, который час, и что я пропустила, пока спала в чужом доме.

– Ты где, мать твою! – взревел Георгий. – Второй час тебе названиваю!

– Прости, оставила телефон в машине. Я на даче была у Тайки, хотелось отоспаться, – осматривала комнату, искала свою сумку, но пусто было.

– А Таисия разве в городе? – зашептал Ляшко.

– Нет, она в Москве ещё, но кошку-то кто-то должен кормить?

– У неё есть муж, в конце-то концов! Ты зачем потерлась к черту на кулички? – Ляшко не унимался. Он словно был решительно настроен учинить допрос, что ему совершенно не свойственно. У нас были спокойные, предсказуемые и договорные отношения, где всплеск эмоций скорее считался моветоном, чем страстью. Какая муха его укусила? – Адель, что происходит? Я уехал всего на три дня, а ты трубку сразу перестала брать.

– Георгий! – зашипела я, вскакивая с кровати. – Мне можно просто отдохнуть? Могу побыть в одиночестве и не брать гребаную трубку? Я вторую неделю таскаюсь по всем мероприятиям, покорно улыбаясь, как кукла! Что ты ещё от меня хочешь?

– Всё-всё… Успокойся, а то вскипишь, – он усмехнулся, решив не связываться со мной. – Я просто позвонил, пока есть свободная минута перед форумом, напомнить, что завтра у тебя встреча со спонсорами. Ты же не забыла?

– Я помню!

– Ладно, давай, приходи в себя и перезвони, а то через трубку руку оттяпаешь. Пока…

Отбросила телефон и буквально стала срывать с себя сарафан. От волос несло водорослями, они спутались соломой от солёной воды, а кожу лица стянуло со страшной силой. Набралась смелости и, не думая, ворвалась в ванную, но там оказалось пусто. Я даже не заметила, когда Денис вышел, но это только к лучшему.

Вбежала под душ, крутанула вентиль на холодную воду и зашипела. Моя кожа плавилась! Казалось, я покрыта ноющим ожогом, и лишь когда по ней заскользили ледяные струи, смогла вдохнуть. Паника, что сжимала горло, стала медленно отступать, принося мелкую дрожь. Растирала ладонями тело, специально надавливала на красные отметины, оставленные его руками, и скулила от боли. Лбом прижалась к каменной стене и застонала…

Боже! Мозгом понимала, что сделала правильно. Но душа просто трещала от саднящей боли. Как теперь смотреть ему в глаза? Я и раньше не очень-то с этим справлялась, а теперь? Может, сбежать?

Эта мысль пробила разрядом тока… В голове стали пролетать картинки дома, я вспомнила открытую дверь в сад, а там и до воли рукой подать. Так, телефон у меня, а остальное неважно… Только бы добраться до дороги!

– Сука! – его оглушающе громкий голос взорвал мои перепонки. – Я даже с расстояния двух метров чувствую, что ты головку свою ломаешь, как бы съебнуть!

– Думаю! – заорала я, оборачиваясь. – Да, Раюша! Думаю, блядь!

Раевский сидел на бортике ванны и так откровенно рассматривал меня с ног до головы. Скользил медленно, понимая, что отсюда мне точно никуда не деться, потому что, чтобы выбежать, нужно перепрыгнуть через его широко расставленные ноги. Его взгляд был не оценивающий, а изучающий, как тогда, в туалете ресторана. Он довольно вальяжно попивал кофе из небольшой серебристой чашки и после каждого глотка затягивался сигаретой, чуть щуря глаза. И от этого взгляда жить не хотелось! Он словно души касался, полосуя чем-то, наблюдая, как я корчусь от боли.

– Оденься, – он кивнул на оставленный на тумбе халат и вышел.

Сука! Я себя чувствовала,как перед расстрелом, а Раевский превратился в моего палача. Закрывала глаза и видела в его руках топор… Он дразнил, занося его над моей грешной головой, но останавливался всего в сантиметре. Казалось, что моя жизнь полностью зависит от него в прямом и переносном смыслах.

Взяла в руку тюбик с его шампунем и пошатнулась от сладости коньячной вишни. Если уж и погибать, то красивой! А что? Сына я вырастила, жизнью сыта по самое горло, можно и отправиться в рай с музыкой.

Взбивала пену, вдыхая аромат полной грудью. Не открывала глаз, ощущая его тихое присутствие. Чувствовала кожей пекучий взгляд, двигающийся вдоль хребта. Он здесь…

– Блядь… – зашипел Денис, и по позвоночнику заскользили его пальцы. Он буквально впивался в кожу, то ли желая содрать её, то ли пытался поверить, что я реальная. Что здесь, с ним… – Я столько раз представлял нашу встречу, но ни в одном из сценариев я не узнавал, что всё это время, оказывается, был отцом… Сын?

Я не могла говорить. Стояла к нему спиной, лишь аккуратно придерживаясь рукой за металлический поручень. Сжимала его до скрипа кожи по мокрому глянцу и отчаянно кивала.

– Д-д-д-и-и-има… – выдохнула имя сына, но Раевский всё прекрасно понял и отнял руку так резко, что я пошатнулась.

– Где же твоя ненависть? – его шепот раздался так близко. Дыханием обжёг мочку уха. Струи душа стали рассыпаться в разные стороны, создавая вокруг хаос и вакханалию. Он уложил руки мне на плечи и внезапно зарычал, поняв, что я просто бьюсь от холода. Он крутанул ручку на кране, и на нас рухнул тропический поток согревающе-теплой воды. – Где, Ночка? Ты же шипела, рассыпала искры, грозя спалить всё, к хуям собачьим? Ненавидела меня настолько реально, правдиво, что я даже стал сомневаться, не я ли свалил от тебя тогда на вокзале.

Он делал паузу и давал время на ответ. Но я не могла. Стояла куклой, впитывала его аккуратные касания и тихо плакала, радуясь, что он не видит. Пыталась сделать шаг назад, чтобы спиной прижаться к его груди, но он не позволял! Упирался кулаком в копчик, не давая мне украсть немного его тепла!

– Выходит, это я должен тебя ненавидеть? Да? А вот скажи мне, Ночка… А каково это – быть матерью? Каково быть не одной? Не подыхать от одиночества, обиды и злости на самого себя? Я загибался, пока ты была любящей матерью. Я скуривался и спивался, пока пытался пьяным мозгом найти тебя! А ты… Ты…

– Вини, Рай… Вини!!! – захлебываясь водой, выкрикивала я.

– А что это ты такая послушная? – зашипел он и с силой укусил мочку моего уха. – Где, мать твою, зубки и оскал волчицы? А?

– Не старайся, Денис, больнее мне уже никто не сделает. Просто выскажись и отпусти…

Раевский дернулся и вышел из душа, убивая меня полнейшим ощущением опустошенности. Пусть сердится. Пусть орет и кроет проклятьями, но рядом пусть будет…

– Одевайся, Ночка. Не тяни время, потому что ты останешься в этом доме до тех пор, пока не выложишь все начистоту.

Хлопок двери, и я заскользила по стене, падая на пол. Не было у меня сил ни сопротивляться, ни доказывать свою правоту. Я просто принимала очередной удар судьбы. Пусть будет так… Пусть будет.

Практически ползком выбралась и села на ступеньку душевой, стянула полотенце, кое-как завернула пахнущие моим любимым мужчиной мокрые волосы. Слез не осталось, силы покинули… Рванула уголок халата и просто накинула на себя.

– Блядь, – рявкнул Денис, входя в ванную. Он с такой лёгкостью подхватил меня на руки и понёс в комнату, натягивая халат на голую задницу. – Ты точно чокнутая.

– Можно подумать, ты не знал!

– Знал, бля, но не думал, что настолько, – Денис усадил меня в ротанговое кресло на террасе и накрыл пледом. Я была шокирована тем, что на дворе снова сумерки, а над морем зависло пьяное малиновое солнце. – Пей!

Я безропотно сжала ножку бокала с вином и залпом осушила его. В пустой желудок рухнула волна сладкой жгучей жидкости, и я поморщилась, понимая, что вторые сутки ничего не ела.

– Ешь! – снова рявкнул он и толкнул по столику тарелку с гренками, сыром и виноградом. – Не хватало, чтобы ты и правда коньки отбросила.

– А что? – пьяно усмехнулась я. – Жизнь твоя мгновенно станет легче. Да, Раюша?

– Усни, Ночка! – взревел, зарываясь пальцами в свои волосы. Он вскинул голову к небу, где пьяно плясали звёзды, и протяжно зарычал. – Как хорошо было знать, что ты рядом. Что молчишь! Что из твоего ротика больше не вылетит ни одной ебучей тайны!

– Так зачем разбудил? Я б и дальше мило сопела и молчала, – рассмеялась и потянулась к бутылке. Что мелочиться-то? Припала к горлышку, глотая добрую порцию алкоголя, что сейчас мне был просто необходим. Да по этому лютому взгляду было понятно, что живой мне из его рук уже не вырваться. Тогда уж напьюсь.

– Рассказывай, – Денис закурил и бросил на стол сигареты. – Представь, что на исповеди. Когда решила свалить? Кто поспособствовал? Как злорадствовала, что я никогда не узнаю, что у меня есть сын? Сука! Как ты не додумалась свалить-то сразу после открытия галереи? – он зло рассмеялся и достал из кармана мой телефон. МОЙ! Раевский взмахнул по экрану и резко поднёс к моему лицу. Я даже понять ничего не успела, а его губы уже изогнулись в довольной ухмылке. Экран вспыхнул разблокировкой, а мне только и оставалось хныкать от беспомощности…

– Ты для этого разбудил? Что взломать не смог? – я вскочила и попыталась забрать свой телефон, но Денис выставил руку, перехватив меня за запястья, а потом рванул, усаживая себе на колени.

– Ты так и норовишь оказаться сверху, да? – цыкнул он и уверенно ткнул в иконку «фотографии». – А должен был взломать?

– Мог, если бы немного включил мозг. Отпусти, Раевский!

– Хер тебе, Ночка. Сиди, блядь, и обтекай теперь.

– На хер иди! – я вскочила, но Денис вновь одним рывком вернул меня на место.

– Ешь, давай, а то вертолётики скоро прибудут, а ты мне нужна. Педрила твой где? – он лениво пролистывал ненужные ему фотографии.

– В Питер уехал на три дня, – выдохнула, когда поняла, что уже точно не сбежать.

– Вот и пей, девочка, – он застыл и разжал руку, когда нашёл то, что так долго искал. – Дыши, пока его сучьего величества рядом нет.

– Да что ты на него взъелся-то?

– Молчи давай, – цыкнул Денис и опять полоснул меня взглядом, явно предостерегая от защиты Ляшко.

Ткнул пальцем в крошечную иконку в ленте моих ненужных для него воспоминаний, и на весь экран растянулась фотография с выпускного… Мой мальчик стоял такой счастливый и гордо сжимал в руках красную корочку и золотую медаль. От этой фотографии тянуло таким теплом, счастьем и радостью, что на лице Дениса расплылась улыбка. Он махнул пальцами, увеличивая фото, то ли чтобы рассмотреть сына, то ли чтобы стереть меня с экрана. Но что он там хотел увидеть? Своё отражение? Своё полное отражение? И эти зелёные глаза с черными крапинками вдоль радужки, и прямой, чуть заостренный к кончику нос, и волевой подбородок, и резкую линию челюсти. Димка словно назло мне забрал всё от отца, проигнорировав мои черты и во внешности, и в характере! Я изо дня в день видела в своем ребенке того, кого опустошила и растоптала.

– Ну? Тест нужен? – усмехнулась и схватила бутылку, вновь жадно присасываясь к вину.

– Нет, – он быстро переслал себе фото и двинулся дальше. Денис снова молчал, всё его внимание было сосредоточено на телефоне, в котором хранилось то, что было сейчас больше всего нужно. Я встала, а он даже удерживать не стал, лишь поудобнее устроился в глубоком кресле, проводив меня до моего места напряженным взглядом.

– Знаешь, каково это – видеть каждый день твоё лицо? Утешать, целовать, слушать проблемы… Любить…

– Ты мне сейчас что хочешь сказать? – он заблокировал телефон и убрал в карман. – Хочешь, чтобы пожалел тебя? Да? После какого момента я должен был растрогаться? Может, от того, что ты избавила меня от пелёнок, зубов и первых шагов? От чего? От первого поцелуя? От первой драки за школой? Или что? Ну? Давай, говори, Ночка! После чего я должен со слезами на глазах броситься вымаливать у тебя прощения?

– Ты хочешь, чтобы валялась у тебя в ногах я? – вскочила и зашагала по террасе. Денис напрягся, готовясь броситься за мной следом, если решу сбежать.

– Я хочу ответов на свои вопросы, валяться перед Ляшко будешь!

– У бабки своей спроси! – рявкнула я и вновь зарыдала, падая в кресло. Схватила плед и накрылась с головой, чтобы он не видел этого ужаса! Этого стыда и слабости. – Иди! Спроси!

– А я спрошу, но пока на допросе ты. Разблокируй, блядь! – шипел он, тыча во все цифры хаотично.

– Голову включи! – заорала я так, что цикады стихли.

– Сука… Что ты за сука!

Сквозь полупрозрачную вязку пледа наблюдала за тем, как Денис дёрнулся и безошибочно набрал нужный пароль, а когда блокировка послушно слетела, он снова вскинул голову к небу, взрываясь отборным матом.

– Это день рождения моего… – я осеклась, потому что все двадцать лет он был только МОИМ сыном. – Нашего сына. Вы даже родились в один день. Назло всему миру!!

– У меня заканчивается терпение, – Раевский вновь стал листать фото, выискивая то, что было ему нужно. – Сама расскажешь, или хуйню начинаю творить?

– Расскажу.

– Слушай, Ночка, а ты меня как убила? – он вдруг заржал и снова закурил. – Утопила на дне морском и отправила на корм рыбам? Или в космос отправила? Или, быть может, он называет Ляшко папой?

– Что ты несешь?

– А что? Ну, расскажи, пиздец как интересно! – Раевский истерически хохотал, его низкий грудной смех сотрясал все вокруг, и даже стеклянный кофейный столик жалобно скулил.

– Я просто сказала, что мы потерялись много лет назад.

– Ну ладно, для школьника сойдет, но сейчас… Сколько ему? Девятнадцать? Блядь… Девятнадцать! – Денис закрыл глаза, и я увидела, как задрожали его губы. Он откинулся на спинку кресла и замолчал, пытаясь собраться с силами. Он был сломлен, раздавлен, сметен… И эта его агрессия, смех – ничто иное, как защитная реакция психики, пытающейся справиться с шоком. Я его понимала… У самого Раевского не было решения всему этому дерьму! А что он хотел от двадцатилетней девочки? Что? Каких поступков?

Знала, что творю херню, но не могла удержаться. Встала, дернула пояс халата и скинула махровую тряпку на пол, туда же полетело и полотенце с головы. Раевский дёрнулся, будто понял, чего я хочу. Шла медленно, давая возможность себе передумать… Но не передумала.

Денис свёл колени, понимая, что я уже совсем близко, и раскинул руки в стороны, позволяя сесть сверху. Опустилась и прижалась грудью. Одна опаленная кожа к другой опалённой коже. Шрам к шраму. Кровоточащая рана к другой кровоточащей ране. Дышала глубоко, собираясь с силами…

– Я не могла поступить иначе, Денис. Не могла…

– Это неправильный ответ! – зарычал он и схватил меня за подбородок. Сжимал пальцы, сдерживая свою хватку, чтобы не сделать больно. – Правду говори!

– Мало тебе правды? Мало?

– А давай разом привьёмся? Убойную дозу вируса всади мне в сердце, а там посмотрим – выживу или нет?

Его взгляд был убийственным. Он клинком вонзался в мою душу, дырявил её в дуршлаг, безжалостно, решительно и бездумно. Ранил, платил за боль, за годы разлуки, за лишенное счастье! И имел право. Он был моим раем, а я стала для него адом…

– Я любил тебя! Понимаешь? Любил! – цедил он сквозь зубы, а сам продолжал испепелять ненавидящим взглядом.

– И я любила, – прошептала… Мои руки сами двинулись по его горячей коже. Лаская, прошлась по трём родинкам под солнечным сплетением, огладила волосы на груди, двинулась к шее, очертила резкую линию густой щетины и в ответном жесте сжала до боли знакомый подбородок. Тысячу раз представляла этот момент… Хотелось ощутить грубость его щетины, мягкость горячих губ. Поцеловала в уголок рта и тихо застонала. – Но любовь – она разная… Ты не единственный, кого я любила до смерти. Лиля и Надя… Я их тоже любила! Понимаешь? Любила!

Денис дёрнулся, как от удара, и притих, понимая, что я готова…

Всё началось солнечным июльским днём. Я, как обычно, торчала в кустах акации, ожидая, когда мой Райчик улизнёт из дома. Мы собирались уехать на речку с ночевкой, друзья уже ждали нас за плотиной, и только Раевский вечно тормозил. От нетерпения я даже вышагнула из своего укрытия, за что и поплатилась.

Калитка распахнулась, и в утренних сумерках появилась бабушка Марта. Эта женщина всегда вызывала во мне трепет и страх. Она вздёрнула губу, осматривая меня с ног до головы, не скрывая своего едкого презрения.

– Он не твой! – с ходу выдала старушка и ощерилась с такой злобой, что по коже поползли мурашки. – Девка из подола! Безродная! Ты кто? Погуляли, и хватит… Он не твоего поля ягода, понимаешь?

– Что вы…

– Замолчи! – взвыла бабушка и повернулась в сторону подъехавшей чёрной машины. Пассажирская дверь открылась, и оттуда вышла неимоверно красивая тоненькая девушка. Её русые волосы были стянуты в толстую косу, а милое личико светилось каким-то невинным, почти детским румянцем. Она пару раз хлопнула густыми ресницами и бросилась на грудь Марте, заливая шелк её блузки горючими слезами…

С этого дня моя беззаботная жизнь превратилась в настоящий АД…

Загрузка...