Он не твой. От Ада до Рая

Глава 27

– Кондра! – орал я в трубку так, что стёкла машины дребезжали. Гнал, как ненормальный, чем сильно пугал Надюшу, сидящую сзади с Лилькой. Старшая сжимала свою сестру в дикой хватке, закрывала её рот, откуда лились тонны обид, никому ненужных подробностей и откровений. Для нас тонкость наркоманской души сейчас была скорее в тягость, не было сил отделять её бред от истины, но Лиля отчаянно пыталась сделать больно обоим. – Димка в сорок пятом участке, у него нашли в рюкзаке двести грамм амфетамина. Ада тоже там, но её не пускают.

– Сколько нашли? – зашептал Кондрашов, повисла тяжелая тишина, в секунды которой мы оба оценивали серьёзность дела. А тут было о чём подумать. Как всё складно-то бля, и вес дури под особо крупный размер попадает, и статья максимальная светит. Тут уже не покрутиться по знакомым и не спустить на тормозах, чтобы жизнь пацану не портить. Кондрашов откашлялся, и тишину стали разбивать его тяжёлые шаги, эхом гуляющие по пустому кабинету. – Я узнаю…

– Нет, дружок. Мне мало узнать, мне нужно, чтобы сын мой был к вечеру дома. Чтобы борщ мамкин лопал и валерьянку в коньячке лакал, пытаясь забыть новый опыт. Ты понял меня?

– Так и ты меня пойми! Что, мне тут статьями с тобой разговаривать? Ты же сам знаешь, что такие партии на контроле не у области, а у федералов! И если следаки сделали все правильно, а они не могли сделать иначе, то к вечеру в участке будет пусто, потому что сына твоего переведут. Но не домой…

– Кондра, блядь! – я лупил по рулю, не чувствуя обжигающей боли. – Это ребёнок! Мой ребёнок! Ты понимаешь?

– Раевский, я всё узнаю…

Понимал, что руки друга связаны, и татуировка сверху со статьями УК РФ наколота. Не помощник он… Нет. Набрал номер Мятежного и долго слушал длинные гудки, прежде чем в динамике не прозвучал его шепот.

– Дело дрянь, Раевский… Ты где?

– Мне ещё час до города, – я все смотрел в зеркало заднего вида, будто Надя могла подсказать дорогу короче, но женщина впала в ступор. Лишь машинально удерживала истерику сестры. – А ты где?

– У участка…

– Слава Богу… – я выдохнул, потому что Ада там была не одна. – Сделай так, чтобы она глупостей не натворила!

– Слушай, тут такое дело… а ты, как адвокат, случайно не знаешь, попытка дачи взятки – это глупость? Или можно квалифицировать как ошибку?

– Слава, ну грёбанный экибастуз! Посади ты её в машину и запри. Пусть сидит и орёт там, пока я не приеду.

Сука… Ненавидел предчувствия. Я их на дух не переваривал, потому что это ощущение было смертельным. Оно угольком сжигает всё хорошее, превращая в пепел. И ты сидишь на грязном полу и рассыпаешь серую муку сквозь пальцы, осознавая, что только это у тебя и осталось.

Мы въехали в город, и как-то отпустило, вроде. В голове немного посветлело, мысли пришли в статичное состояние. Пришлось наступить на горло эмоциям, чтобы вновь суметь дышать как раньше.

Нет, это не медитация. Это профессиональная привычка. На первых парах я был государственным адвокатом. Молодым мальчишкой, которому доставались ублюдки. Их жизни не стоили и ломаного гроша! А я вынужден был вновь и вновь брать их дела и выискивать несоответствия в действиях следаков. Это и есть работа адвоката – ты, несмотря на внутреннюю уверенность в вине своего клиента, должен идти на заседание и делать свою работу. А для этого нужно по крошечке отрывать живую плоть от своей души, превращая её в камень. Ты дышишь полной грудью, приказывая сердцу замедлиться, чтобы вновь слышать голос разума.

И что же говорил мой разум?

Он орал: «Убей…».

Свернул к крайнему мотелю, прячущемуся за заправкой, притормозил в конце парковки и закурил. Девчонки встрепенулись и замолчали, понимая, что мне с ними не по пути. А когда рядом остановилась машина скорой помощи, а за ней и полицейский бобик, то вовсе притихли. Особенно Лилька. Она сжала губы, испепеляя меня ненавидящим взглядом.

– Думаешь, она всё забудет, и у вас будет шанс всё исправить? – злобно процедила она, оттолкнув Надю так резко, что та с силой ударилось о стекло. – Ты принёс нам слишком много боли, чтобы тебя простить. Не простит, Раевский, – расхохоталась она, с ужасом наблюдая, как из кареты высыпают сотрудники в медицинской форме. – С Ляшко останется, потому что он спокойный, тихий и беспроблемный. Не твоя Ночка она. Больше не твоя! И никогда уже не станет. Думаешь, поверит в твоё враньё? Нееее… Глупый богатый мальчик. Она поверит своей бедной сестрёнке, но не тебе.

– Шеф! – Вареников стукнул в окно, привлекая внимание, и потряс портпледом с моим костюмом. – Всё готово.

– Молодец. Считай, на премию ты наработал, – я вышел и стал переодеваться прямо на улице. Стянул залитую кровью футболку, бросил её в урну, потому что от этого кислого металлического аромата дурно становилось. Действовал машинально, пытаясь забыть едкость слов Лильки. – Давай-давай… Не стой, Вареников. Клиент на заднем сиденье. Упаковать так, чтобы никто не смел, кроме меня, входить в палату. Зарегистрировать под чужим именем. Ясненько?

– Есть! – коренастый, но очень шустрый Генка быстро распахнул дверь и буквально силой вытащил Лильку, из последних сил отбивающуюся от рук санитаров. Её стянули специальными ремнями, мгновенно вкололи успокоительное и уложили на носилки.

– Денис… – Надя выскочила следом, стояла, сжимая дверь трясущимися пальцами, и не решалась подойти к сестре, выкрикивающей её имя. Сердце обливалось кровью от жалости. Лилька… Ну что за дура? Да не любовь ею руководила. Совсем не любовь. Если Ночку я хоть как-то могу понять, но вот Лилю… Нет.

– Ты можешь поехать с ней, – заправил рубашку в брюки, нацепил шёлковую удавку на шею и надел пиджак. – Но имеешь полное право этого не делать. Вот адрес, это мой дом…

– С тобой поеду! – перебила она меня и решительным шагом направилась к пассажирской двери, даже не оборачиваясь на отъезжающую карету. – Я нужна Аде и Димке. Это моя семья…

– Семья, бля… – прошептал я, даже не беспокоясь, что она меня услышит. Пусть. Я тоже имею право на секундную истерику. Семья у них!

Мы ехали переулками, пытаясь хоть как-то сократить время, а когда остановились на забитой парковке главного участка, то первым делом увидели Мятежного, вышагнувшего из своего джипа.

– Никого не пускают, – Слава закурил и махнул на тучного дядьку с кейсом в руках, топчущегося у входа. – Я своего адвоката заслал уже, но говорят…

– Дай угадаю. Говорят, что адвокат имеет право присутствовать на допросе… – прошептал я, понимая, что правила игры я знаю просто назубок. – А пока не предъявлены обвинения, они имеют полное право держать его двое суток.

– Ну что делать? Есть мысли? – Славка дёргался и постоянно озирался по сторонам. – Кондра что говорит?

– Кондра бессилен. Партия на руках большая, тут без федералов не обойтись. Вот только… Знаешь почему ему обвинения не предъявляют?

– Почему?

– Потому что оснований нет. Скорее всего, они просто не нашли его отпечатков на пакете, поэтому и время тянут, надеясь, что пацан расколется и дилера сдаст. Это тупая логика, но вполне рабочая, когда дело касается наркош. Ладно, Ада где?

– В участке. Она категорически отказалась выходить, а силу я применять не решился. Ты ж бешеный, – выдохнул Славка и протянул мне картонный стаканчик с кофе и тооонким шлейфом коньячка. – Выпей.

– Езжай домой, не отсвечивай. Спасибо тебе, друг, – я осушил стакан, хлопнул друга по плечу и рванул в участок.

– Стой, – рыкнул Мятежный так, что сердце замерло. Он в два шага подошёл ко мне настолько близко, чтобы никто не мог услышать его слов. – Раевский… Мы ничего не знаем о парне. Ничего! Это может быть и его пакет, будет глупо отметать этот вариант. Просто дай слово, что подумаешь об этом!

– Даю слово, – кивнул я, смотря в его болотистого цвета глаза, что становились темнее с каждой секундой.

– А когда разберешься, то тебе достаточно просто позвонить, и я вмешаюсь, – Слава дёрнул бровью и надел солнцезащитные очки, скрывая муть глаз. – Но помни, что мне нужны ответы, кто гонит дурь в город. Вытащу, помогу, но если твой сын в этом замешан, то знай, что вам тут не рады…

– Не рады? – рассмеялся я ему в лицо. – А что с Горьким? Ты столько лет терпишь этого наркошу и что-то не торопишься из города выпнуть. Но и ты подумай, Мятежный. Вернее, нет, тут даже думать не о чем. Это мой сын, и я вытащу его отсюда, даже если придётся кого-то грохнуть.

– А я подумаю, Денис… Подумаю. Адвоката, пожалуй, тут оставлю, – Слава усмехнулся и махнул на пузатика. – Вдруг и тебя вызволять придётся?

Мятежный в свойственной ему манере стукнул пальцем по дну пачки, буквально выкидывая сигарету, поймал и прикурил, удаляясь к своему джипу. Пиздец, как неприятно слышать правду… Как здорово было бы, скажи Славка: «Друг, жопу порву за вас с сыном. Мы со всем справимся! Вылечим и обмоем, даже если он нарик последний или дилер бездушный». Но это был бы не Мятежный. Этот топор с собой таскает и только и ждёт, где бы правду-матку рубануть.

Ладно, потом об этом подумаю. В дверях меня застал звонок от Кондрашова.

– Да, Саш.

– Так, пацан сидит один. За его безопасность я головой ручаюсь, ясно? Поэтому выдохни, выруби отца и включи адвоката, Рай. Его никто не тронет, допрос будет только завтра утром, но единственное, что я мог сделать – добиться встречи.

– Спасибо, друг. Адке это очень надо, – я застыл у мутного заляпанного стекла входной двери, наблюдая за своей девочкой, сидящей на скамейке. Её поза выдавала бессилие и отчаяние. В ней было столько боли, что сердце невольно сжималось, несмотря на пойманный мною дзен.

– Нет, Рай. Мать не пустят, а вот официального адвоката – легко. Фамилии у вас разные, родственниками не являетесь, давай, дерзай. Удачи тебе, что ли…