Он не твой. От Ада до Рая

Глава 19

Голова гудела, как старая повозка. Всё стучало, скрипело и лопалось. Кое-как открыл глаза, пытаясь понять, где нахожусь. А лежал я в своей кровати. С трудом повернулся на левый бок, рассматривая след на соседней подушке, потянул носом, ловя знакомый сладкий аромат, и закрыл глаза.

– Сбежала… – выдохнул и зажмурился. Воспоминания медленно продирались сквозь пьяную дрёму, пугая новый день уродливостью картинок. А ведь ещё совсем недавно моя жизнь была размеренна, скучна и предсказуема. Ну что я за баран такой? Хотел безумия? А получил хаос! – Блядь…

– Привет.

Не этого я ожидал. Сел в кровати, оборачиваясь к двери, в которой стояла Адель с чашкой кофе. Эта гадюка, даже будучи обернутой в белоснежное полотенце, выглядела просто охренительно! Я не моргал. Пялился, как придурочный, рассматривая занавес ещё влажных волос, игриво ласкающих красивые женские плечи. И ненавидел себя! Ненавидел! Не её, предавшую меня, а себя… Я был бессилен рядом с ней.

– Не сбежала, – рухнул снова на подушку и стал растирать лицо, пытаясь содрать пелену прошлых суток. Где-то вдалеке надрывался мой телефон, но мне было всё равно. Все почему-то стало совершенно неважно. Жизнь потеряла цвет. А возможно, даже его и не имела.

– Решила дождаться, когда ты проснешься, – Ада поставила чашку на прикроватную тумбочку и присела на самый дальний угол кровати, подставив лицо утреннему солнцу. Щурилась, морщила носик и ловила ласковые лучи. – Чтобы ты не подумал, что сбежала, или боюсь тебя. Раевский, я совершенно не боюсь и ни капли не сожалею о том, что рассказала тебе.

– Тебе есть что ещё сказать? – усмехнулся и почти залпом выпил сначала стакан воды, а потом проглотил добрую порцию крепкого кофе и поморщился.

– Нет, но тебе есть что спросить, – она дёрнулась и закрыла глаза.

– Димка, значит…

– Дмитрий Денисович, – она дёрнула плечом, будто это было чем-то таким, само собой разумеющимся. – Он сейчас опять покоряет какую-то там гору. Вернётся через три дня, а потом они с друзьями идут путешествовать на яхте. Беззаботная и весёлая жизнь молодого человека, которой нам с тобой не досталось.

– Я надеюсь… – шальная мысль саданула куда-то под сердце… А что, если Ада воспротивится? Ведь может?

– Само-собой, Раевский! – нет, она точно читает мои мысли! Именно поэтому вспыхнула и резко обернулась в мою сторону, оцарапав недоумевающим взглядом. – Теперь уж мне терять нечего. Вынесла твоё испытание, вынесу и гнев сына. Становиться между вами я не собираюсь, не для этого я тут душу выворачивала, – она в каком-то жесте полнейшего бессилия закрыла лицо ладонями, пытаясь спрятать от меня слезы. – Делайте что хотите. Живите вместе, заблокируйте меня, откажитесь… Я сейчас даже не буду сопротивляться, если в пропасть скинете. Но если твоя бабуленька вновь расправит крылья, разбираться с ней сам будешь.

– Расскажи… – я не мог сказать вслух слово «сын». Оно острой иглой раздирало и без того воспаленную слизистую. Уж очень болезненной оказалась правда, которую я так хотел знать.

– Хм, – Ада рассмеялась и рухнула на кровать. – Даже не знаю, с чего начать…

– Начни с начала, – встал, направляясь в душ, потому что находиться с ней в одном помещении было просто невыносимо.

Кровь вскипала мгновенно! Ночка вроде не делала ничего странного или вызывающего, просто говорила, просто двигалась… А я, как придурок, думал только о крохотном уголке полотенца, за который можно было потянуть.

Схватил зубную щетку, вылил на себя полтюбика шампуня, лишь бы унять зуд на кончиках пальцев. Совершал механические отработанные движения, пытаясь не слышать её тихих шагов, вкрадчивости голоса, но при всём при этом жаждал, когда она начнёт…

– Он беспроблемный ребёнок. От слова совсем, но не потому, что послушный, скромный и застенчивый, а потому что если он и создает проблемы, то решает их сам. Димка просто виртуозно умеет выходить победителем из любой ситуации. Твой сын заядлый драчун, бандит и задира, но ещё он круглый отличник, поэтому на него думают в последнюю очередь. Меня вызвали к директору только один раз, когда он заступился за девочку Лялю, выйдя на открытый конфликт с физруком. Представляешь? Я шла в школу с такой гордой осанкой, что за час сколиоз исправила, – тихо посмеивалась Ада, рисуя пальцем по зеркалу, покрывшемуся испариной от кипятка, под которым я стоял, пытаясь прийти в себя. – Ушла из дома сутулая, а вернулась лебедем!

Во всей этой ситуации было так много странностей. И эта трескучая тишина внутри, и острое возбуждение, и принятие… Принятие её в моей жизни. И это её так легко сказанное «твой сын», будто она каждый день проговаривала эти слова, чтобы однажды произнести вслух.

– А в одиннадцатом классе он пришёл, положил передо мной буклет СПбГУ…

Я зашипел и выглянул из-за перегородки, чтобы проверить, что не врёт. Не врала… Адка тихо посмеивалась и продолжала рисовать мой портрет. Она знала… Я с девятого класса мечтал поехать в Питер, чтобы поступить в СПбГУ, но когда пришло время подавать документы, не смог уехать. Из-за неё и не уехал… Я просто и мысли не мог допустить, что однажды останусь один.

– Твой сын будет адвокатом, – она закрыла глаза, словно вспоминала моё лицо, чтобы дополнить мелкими деталями. – Только его больше интересует юридический аспект. Он как ненормальный зачитывается судебными делами, восторгается экономическими преступлениями, штудирует кейсы больших корпораций, изучает их сговоры, строит гипотезы, а когда находит что-то сто́ящее, до утра строчит за компьютером, анализируя прочтенное. Он настоящий фанатик. На грани безумия просто!

Ночка была так увлечена, с таким придыханием рассказывала о сыне, что сама того не заметила, как серость с её лица слетела, и щеки вновь вспыхнули румянцем. Она покусывала нижнюю губу, так отчаянно делая тонкие штрихи ноготком мизинца. То отступала на шаг назад, осматривая своё творение, то возвращалась и дополняла недостающими линиями.

– Я вырастила хорошего сына, – наконец, она была довольна всем. Улыбнулась моему изображению, вздохнула и как-то пугающе решительно стёрла… Я поймал шок! Все эти её движения были такими точными, отработанными, что я даже не понял, что делала она это машинально. И стёрла она меня тоже по привычке. Очевидно, на моём лице было такое изумление, что Ночка вздрогнула, обернувшись в мою сторону. – Прости…

– А я думаю, почему у меня прям каждый день с самого утра по пизде летит, – уронил голову на руки, наслаждаясь сильным потоком воды, льющимся на спину. Опирался о каменную перегородку и пытался восстановить сбившееся от увиденного дыхание. – А меня каждое утро стирают, как пятно на идеально выдуманной жизни. Да, Ночка?

– Я не буду реагировать, Денис. Не буду… Ты можешь лупить меня словом до конца своих дней, я со всем согласна, – она развернулась и уже приготовилась в очередной раз сбежать, как меня будто дьявол толкнул в спину. И вот полотенце уже рухнуло на пол, утопая в оставленной после себя луже, а пташка оказалась в моих руках.

– Отпусти, Раевский, – она задышала, как собачка, напрягая каждую мышцу своего тела. Пыталась сопротивляться желанию, но это было невозможно.

Адка прильнула спиной к груди, закинула голову на моё плечо и медленно распахнула глаза, утягивая в бесконечность своих чёрных глаз. Это была магия. Приворот. Руки помнили каждый изгиб, в носу застрял этот запах спелого персика и горчинка морской соли. Вдыхал аромат волос и пьянел…

Спорил с самим собой, что это просто наваждение, которое случалось со мной не единожды! Я часто обманывался, находя похожую женщину, наделял её вымышленными качествами, не замечал истинных мотивов и заставлял себя забыть эту девчонку с кисточкой в волосах! Но с годами становилось всё труднее. Память все никак не притуплялась! Наоборот, её попытки свести меня с ума становились все изощрённее, как только сердце успокаивалось, и я забывал о Ночке.

Отпустить? Как её можно отпустить? Когда через столько лет получил карт-бланш? Как отпустить, если внутри всё в узел нервов сплетается, когда она рядом?

Меня не пугает мысль о том, что скоро приедет её педрила-мученик, и Ада вновь вернётся в их дом, скинет свой халатик и даст его рукам пройтись по своему телу. А не пугает она меня лишь потому, что этого не будет! Но меня пиздец как шокирует собственная реакция на эту дуру красивущую, решившую самостоятельно вырулить из дерьма! Меня просто разрывало надвое! Дичайшее возбуждение и лютая ненависть раскалывали моё самообладание, открывая ворота в АД. И я вошёл…

Внутри будто что-то сломалось с диким хрустом. И о том, что это были броня и зарок не входить в болото любви, я пойму намного позже, когда изменить ничего будет нельзя.

– Чего ты хочешь? – зашептала Ада, и я в который раз убедился, что эта чертовка копошится в моих мыслях. – Прошло двадцать лет! У тебя жена, наверное, и дети есть, стабильная работа далеко отсюда, хвалебные оды в журналах, толпы поклонниц, готовых на всё и больше. Просто скажи, чего ты хочешь? Развлечься? Умаслить своё израненное за те годы эго? Честно скажи…

– Да, – это слово вылетело внезапно, забыв пройти скан у мозга. Это дьявол, который крутил во мне тревогу, ярость и желание отомстить за каждый день, прожитый без неё и сына, решил поиграть с нашими чувствами. А я поддался. Не стал говорить, что брак мой продлился несколько лет, детьми я так не обогатился, а работа превратилась в механизм, способный жужжать и без моего участия.

– Тогда я согласна. Бери всё, что хочешь, и забудь, – Ночка обернулась, и её руки заскользили по мокрой коже к шее. Она легонько подталкивала меня под водопад горячей воды, шипела от боли, но не сопротивлялась. Встала на цыпочки, настойчиво требуя поцелуй. – Ты сейчас думаешь, что можно исправить эту пробоину в борте, залатать её по-быстренькому и отправиться в плаванье дальше, но это не так, Раевский… Есть повреждения, которые невозможно исправить. Тут не капитальный ремонт поможет, а распил. Мы с тобой утиль, Раевский.

В её взгляде вновь вспыхнули светлячки азарта, по телу прошла сильная дрожь, а пальцы всё отчаяннее впивались в кожу, принуждая наклониться. И я не мог сопротивляться. Сам затеял игру, в которой так стремительно проигрывал. Я впился в её губы, будто и не целовал до этого. Те украденные моменты не считаются, потому что сейчас этого хотела ОНА!

Ночка застонала и покачнулась. Руки её сплелись в замо́к на моей шее, и она легко так подпрыгнула, обвивая ногами. Танец её бедер был смертельным. Она извивалась, распаляя и себя движением вверх-вниз по каменному члену, и меня сводила с ума.

– Давай закроем эти иллюзии прошлого? Просто сделаем так, чтобы больше не коротило при каждой встрече? Пусть будет так, как хочешь, – она оторвалась всего на мгновение, чтобы глотнуть воздуха. По её шее хлестала вода, волосы намокли и перестали скрывать красивые плечи, резкие впадины ключиц, пышную красивую грудь. Она была идеальна. Превосходна. Ада словно скопирована из моих фантазий, под которые я пытался подстроить каждую новую женщину в своей жизни. И видимо, сильно ошибался. Потому что эти мои фантазии были сотканы из воспоминаний о конкретном человеке. И это была Ночка.

Она дёрнулась и так коварно улыбнулась, когда головка члена проникла меж складочек. Ада смотрела мне в глаза и с убийственной медлительностью стала опускаться. Она все искала что-то в моём взгляде. Отчаянно всматривалась, кусала нижнюю губу и ждала… Вот только чего?

– Говори, Ночка, – по ней было видно, что мучится каким-то вопросом…

– Ты женат? – её шёпот был тише шороха опавшей листвы. Сказала и зажмурилась, словно затаилась перед концом света.

– Так-так… – эта гадина специально изводила меня! Прижималась сильнее, движения бедер становились резче, а головка члена все глубже и глубже погружалась в горячую, сочащуюся соком плоть. – Определись, женщина, ты пытаешься изнасиловать меня или допросить? Просто в первом случае – это статья, а во втором – дохлый номер.

– Блядь, Раевский, – Адка задрожала, когда я наконец-то опустил ладони на её задницу. – Выключи адвоката, у меня на них аллергия. Оргазм не приходит…

– Или у тебя принципы? С женатыми не спать, от любимых сбега́ть?

– Я сейчас трахаться перестану! – рассмеялась Адка и как-то неожиданно вильнула бёдрами, впуская меня в свой рай.

– Сука, Ночка… Какая же ты сука…

– Я училась, у меня на это было много времени, – застонала она и впилась губами, утягивая меня в марафон безумия!

Это не было сексом. Вернее, такого секса у меня никогда не было. Касания были резкими, рваными, жадными, больше походящими на болевые приемы, чем на попытку доставить удовольствие. Мы катались по влажной каменной стене душевой, буквально отбиваясь друг от друга. Стоны перетекали в рычание диких зверей саванны, дыхание – в предсмертные всхлипы, а ненасытность превращала нас в голодных животных. Мы не скрывали своего удовольствия от болезненности ласк, вымещали эту едкую боль и ярость.

Адка изучала каждый сантиметр моего тела. Её взгляд пылал таким пламенем, что полгорода осветить можно было. В ней не было робости или смущения. Она готова была мириться с присутствием жены в моей жизни, а я с каждым её оргазмом становился на шаг ближе к убийству Ляшко. Её руки, губы… Они были вездесущи…

Жесткий трах в ванной перетёк в спальню, и вот тут уже нас никто не мог отвлечь друг от друга. Ни наши надрывающиеся телефоны, ни странная трель из коридора, ни даже темнота, так стремительно отвоевывающая по сантиметру комнату. Мы оказались в вакууме, где никто не мог потревожить и отвлечь нас друг от друга.

Я вылизывал каждый миллиметр её кожи. Пробовал на вкус, изучал рамки её чувственности и раскрывал то, что копилось все эти годы в моей девочке. Она вспыхивала мгновенно и перенимала инициативу. Ночка хрипела, укладывала себе на грудь мои ладони и стонала от чувства полного единения.

Я в прямом смысле подыхал… от шикарного вида любимой женщины, так охренительно-прекрасно покрывающей мою грудь поцелуями, от её ярого желания и решительности взять всё, что мог дать. И подыхал я не потому, что не видел подобного никогда, а потому что это было по-особенному. Ада будто выливала на меня всю ласку, что копила в себе. Целовала не потому, что так принято уставом женского соблазнения, а потому что хотела! Потому что ей это было необходимо как воздух!

И с каждой минутой наши желания становились все откровеннее. Касания превращались в разряд тока, а мы – в два оголенных провода, которых коротит друг от друга, но без этого порою болезненного контакта не видать ни искр, ни этого дьявольского пламени, о которое грелись наши заиндевевшие души.

– Блядь… – я хрипел, пытаясь остановить свою отъезжающую, как последний вагон электрички, крышу, потому что просто сходил с ума! Ночка сверкнула безумием в чёрных глазах и стала медленно опускаться на колени. Её красные ноготочки впивались в кожу груди и рисовали линии вплоть до паха. Розовый язычок коснулся вскипающей плоти, исследуя каждую пульсирующую венку и чувствительную головку.

– Гребаный экибастуз!

Эта женщина дала себе слово убить меня. Ей Богу!

– Все! – захрипела она, ничком падая на кровать. – Я больше не могу…

– Это статья, Ночка. Всё же это статья, – я забыл, как дышать! Смотрел, как под её вздымающейся грудью, истерзанной моей колючей щетиной, бьется нежное сердце, как пылают красные припухшие губы, как из глаз льются слёзы бессилия, и чувствовал счастье.

Одним движением подмял её под себя, переплел ноги и рукой зарылся во влажные от пота волосы, понимая, что это мой новый любимый аромат. Мы оба позволили себе это безумие, зная, что нас разделяет пропасть. Она бесконечна. В ней тонет все хорошее, оставляя лишь дерьмо реальности и ворох непрощённых обид.

Но ещё я понимал, что глупо думать о том, что было двадцать лет назад. Это словно бесконечность серых дней, уже не имеющая никакого смысла! И важнее всего сейчас не просрать то, что у меня есть. А есть у меня короткий миг счастья, подаренный судьбой.

– Жене позвони, а то волнуется… – перед тем, как вырубиться, прошептала Ада.

– Педрила-мученик там поди рыдает… Не боишься, что заблудится в своем величии и не вернется к тебе?

– Ненавижу, Рай!

«Люблю, мой Ад…» – мог сказать. И она могла услышать. Но я не сказал. Лишь крепче обнял, чтобы не сбежала.