Раевский
– Ну что ты на меня косишься? – взревела ба Марта и села на больничной кровати. – И веники свои носишь и носишь! В глаза смотришь, будто убить хочешь!
– С чего ты взяла, милая? – растянул губы в улыбке. – Как здоровье? Как себя чувствуешь?
– Было лучше, пока ты не пришел. Денис, скажи, что случилось? – бабушка поправила свою идеальную даже в больнице прическу и нахмурилась, медленно отводя взгляд.
Она нутром чувствовала, что не всё в порядке. А я видел собственными глазами, как она изводит себя мыслями и догадками. И даже кайфовал от этого. Она ждала разговора, а я устал из всех выбивать эту ебучую правду. Заколебался!
Жестоко? Возможно. Но зато действенно. Именно поэтому я смотрел в её бесцветные глаза и выжидал. Но бабулечка моя была крепким орешком, чем только продлевала себе пытку. Но дело барское. Если хочет видеть мою минорную морду каждый день, то так тому и быть.
Я встал, собрал свои вещи и молча направился к выходу, надеясь, что она осмелится сказать правду хотя бы в спину. Лупить в спину у неё хватило смелости, а как насчёт правды? Но нет… Тишина. Молчит? Ну и я молча вышел из палаты.
Бросил взгляд на часы и сел в машину. Полученная от Кондры информация ну никак не укладывалась у меня в голове. Все было в сумбуре. Бабка точно виновата, осталось только понять, в чём именно. А вот с Лилей… Тут был большой вопрос.
Сёстры разъехались около пяти лет назад. Адель с сыном осталась в городе, а Надя забрала свою горе-сестру и вернулась к морю. Они осели в небольшом туристическом городке и попытались начать жить заново. Надежда устроилась в ресторан, а потом и Лилю пристроила в официанты. Собственно, именно к ним я и направлялся. Ночке не стал говорить, потому что нет ценнее информатора, чем тот, что застигнут врасплох.
Дорога была полупустая, поэтому долетел я всего за два часа. Проехал мимо домика, который снимали сёстры, обошёл территорию, чтобы убедиться, что никого нет, и направился прямиком в ресторан. Заведение пряталось в густых зарослях винограда и больше напоминало дом сказочного эльфа, во всяком случае, снаружи.
– Девочки, ну где ваша дисциплина? – высокая коротко стриженная блондинка размахивала руками перед ровным строем официантов, а когда заметила их оживление и красноречивые взгляды в мою сторону, обернулась и застыла.
Я смотрел в знакомые карие глаза, вокруг которых уже собралась предательская паутина морщинок. Наденька… У нас с ней всегда были тёплые отношения. Они не просто были родственниками Ады, они стали и моей семьёй.
Вот и сейчас Надя силилась, чтобы не разрыдаться, отчего её нос мгновенно покраснел, а тонкие губы задрожали.
– Здравствуй, Надюш, – я подошёл и без предупреждения обнял её, чувствуя, как она с силой толкается, пытаясь сделать мне больно. Её кулачки врезались мне в грудь, а когда стиснул крепче, то Надя стала впиваться ногтями. Ей словно становилось легче. Вымещала злость, досаду, горький привкус предательства, но не отталкивала, потому что всё прекрасно понимала.
– Денис… – выдохнула она и обмякла. Её руки в чисто материнском жесте обвили мою шею, а кожу ошпарили выкатившиеся предательские слёзы. – Вернулся.
– Вернулся, мать, вернулся, – я чуть отклонился, чтобы поближе рассмотреть свою Надю, с которой было связано так много воспоминаний.
Она всегда была рассудительной, сильной и спокойной, в отличие от взбалмошной Лильки. Не было ни одной проблемы, с которой бы она не могла справиться. Чёрт… Как же бежит время! Где та пышная сочная Наденька, таскающая с работы румяные расстегаи с рыбой? Где её толстая коса цвета воронова крыла? Где румяные яблочки щёк? Вместо неё передо мной стояла женщина с короткой стрижкой, пытающаяся молодиться светлой платиной волос. Но красота осталась с ней. Такая тонкая, гармоничная и спокойная.
– Где же ты был? – женщина собралась и одним взглядом убрала обслуживающий персонал по местам. Она больше не рисковала смотреть в глаза, понимая, что вопросы задавать имеет право не только она. – Кофе?
– Признаться, я думал, что ты поваром работаешь. Уж очень рассчитывал на твою стряпню, – я не разжимал её пальцев и в чисто киношном жесте провернул вокруг оси, чтобы рассмотреть получше.
– Пироги печём по моему рецепту, – она тихо посмеялась и снова прижалась к моей груди. – Идём на свежий воздух. Туристы все на пляже, и у нас есть пара часов.
– А пирог?
– Катя! Два кофе и пироги принеси нам! – крикнула она официантке, утягивая меня мимо открытой террасы во внутренний дворик ресторана. На небольшом пространстве уже пыхтели мангальщики, очищая свой инструмент перед тяжёлым трудовым днём. Дальше, на летней кухне, вовсю уже готовились к наплыву посетителей – рубили мясо и насыщали густой морской воздух стойким ароматом кавказских специй для шашлыка.
– Я уже слишком старая для повара. Не могу стоять весь день на ногах, а контролировать работу лентяев можно и сидя, – она улыбнулась и указала мне на небольшой столик под зонтиком в глубине сада. Надя закурила тонкую сигаретку, поставила в центр пепельницу и вскользь осмотрела меня, стараясь не сталкиваться взглядами. – А вот ты все не меняешься. Молод, красив и пышешь силой.
– Можешь не подбирать слова. Я всё знаю.
– Ну, глуп человек, который думает, что знает всё, – нервно усмехнулась она и потянулась за телефоном, наверняка, чтобы написать Адель. Надя держалась, понимая, что очень велик риск, что я беру её на понт.
– А я двадцать лет глупцом был. Учился, существовал, пахал как проклятый… А вы, женщины мои дорогие, молча растили моего сына, – я оттолкнул телефон, чтобы прекратить её мучения. – Надя, я знаю всё.
– Тогда зачем же ты ко мне приехал? – и тут она вскинула глаза, полные слёз, в которых сверкала ярость, распаляемая сожалением и болью. – Я-то тебе чем помогу?
– А вот интересная ситуация выходит, Наденька. Вы как бы все ни при чем. Все молчали, делали вид, что так и должно быть. Но никто! Никто из вас, взрослых, умных баб не додумался позвонить мне! Никто!
– Ты мне тут концерты не закатывай. Эти адвокатские штучки на меня не действуют, Раевский. Твоя бабка выписала мне волчий билет, с которым меня до сих пор не берут никуда в родном городе! Меня списали и вычеркнули только для того, чтобы я не стала опорой для сестры, – она затягивалась и выпускала густые тучи дыма, нервно дёргая верхней губой. – Что я могла сделать? Одна в депрессии, вторая в ломке. Знаешь сколько я прошла, чтобы заставить Адку жить? И то не смогла! Если б не Димка, то рано или поздно она бы сиганула с крыши, и всё.
– Но ты могла позвонить? Могла наорать и сказать, что я вам жизнь искалечил? – я чуть нагнулся, чтобы мои слова не мог никто услышать. – Могла психануть и выместить зло? Ну, могла же… Надя!
– Могла! Но не стала… У меня на руках оказался пепел моей счастливой семьи. И поверь, в тот момент у меня не было ни малейшего желания думать о тонкой натуре мальчишки, – она выдала чистую правду. В глаза. Не пряталась, лупила наотмашь и не сожалела ни об одном сказанном слове. – Больно, Денис? Но зато правда. Ты же за этим приехал?
– Блядь… – прошептал я и растёр ладонями лицо. – Я мечтал об этом с самого первого дня в этом городе. Хотелось, чтобы меня просто взяли за шкирку и выпалили всю правду разом. Пусть было бы больно. Пусть! Но зато мне не пришлось бы собирать всё по кусочкам, как старую смердящую гнильём и враньем мозаику.
– Полегчало? – гоготнула она и снова закурила. Нам принесли кофе и маленькие румяные пирожочки. – Ешь, давай, и не обижайся. Раз уж ты сам ко мне пришёл, то и выслушаешь бабку. Мне пятьдесят пять, и я уже устала от всего вот этого. Устала… Думаешь, твоя жизнь кончилась в тот самый день? Нет! Моя жизнь тоже рассыпалась в труху. Мой жених, с которым мы встречались со школы, бросил меня за неделю до свадьбы, как только запахло жареным. Меня турнули отовсюду. А потом Лилька… Мы бежали куда глаза глядят, осели в небольшом селе, и спас нас только Димка. У нас у всех вдруг смысл жизни появился. Лилька перестала убегать в поисках дозы, перестала таскать из дома деньги, пошла работать. Но стоило только Аде сорваться с места, чтобы обрадовать тебя новостью о сыне, как нам снова пришлось убегать. У меня за это время не было ни денёчка, чтобы я не сожалела обо всём. Я не жила… Я выгребала, охраняла и существовала. Как орлица кружила над девчонками, пока они не научились не падать из гнезда. И вот опять ты… Скажи, Раевский, а сколько мы заплатим в этот раз? Вот ты появился, а значит, стоит ждать беды. Прайс у тебя какой-то есть? Индексация была? А то, наверное, тайфун сразу обрушится на побережье?
Я замер, пирог камнем рухнул в желудок, потому что в её взгляде появилось что-то новое… Едкое, темное, болезненное. Надя права… Ой как права.
– Если вы снова не начнёте убегать, то мы пройдем через это вместе, – я накрыл её трясущуюся руку ладонью и сжал. – Ты же сама говорила, что я – часть вашей семьи. Так что же ты, Наденька, выбросила меня, как кукушка – больного птенца? Боялась, что не дотащишь? Да? Боялась, что обузой стану?
– Я просто боялась, – Надя закрыла глаза и откинулась на спинку стула, но руки не выдернула. – Мне нужно было вытащить всех. И я справилась.
– А вот за это спасибо, – не выдержал и встал на колени, целуя её руки, пахнущие свежим хлебом. – Я пришёл не чтобы мстить.
– А для чего?
– Расскажи мне про Лилю и Горького, – подвинул свой стул ближе, приобнял её за плечи и закурил, смакуя кофе. – Давай, Надя, как на духу. Ты же попробовала говорить правду? Понравилось?
– А при чём здесь Горький? – она вскинула голову. – Они расстались ещё до того, как всё завертелось. Я ж её тогда дома заперла и соседям настрого запретила открывать дверь. Не виделись они, Денис… С того дня, как мы с тобой её из петли сняли, так и не виделись.
– Ой! – женский вскрик послышался справа, я успел только голову повернуть, а девушка, несущая новую порцию кофе, отбросила поднос и побежала вдоль высокого каменного забора.
– Лиля! – закричала Надя, беспокойно поднимаясь вслед за мной. – Ты куда?
– Грёбаный экибастуз! – я рванул следом, прекрасно понимая, что если не догоню, то уже вряд ли поймаю её снова. Бежал следом, вот только Лиля знала каждый закуток и выбирала места, где она могла протиснуться, а мне приходилось перепрыгивать, сильно тормозя. – Лилька, остановись!
Но чем громче я орал, тем быстрее она бежала. А когда мы вырвались на проспект, то и вовсе затерялась в толпе туристов. Но я всё равно бежал. Расталкивал всех, вращая головой. И лишь когда на противоположной стороне улице возмущённо забухтела толпа, увидел её тёмную макушку, ныряющую в небольшой проулочек.
Ноги сами несли меня. Я летел, не замечая машин, прохожих. Перескакивал через ограждения, даже не моргал, лишь бы не выпустить из виду. И Лилька просчиталась. Она со всей дури вписалась в кузов Газели, откуда выгружали товар прямо за углом. Девушка вскрикнула и взвыла от боли, оседая на землю.
– Не подходи! – орала она, размахивая рукой, а по второй стекала кровь из разбитого носа. – Вызовите полицию! Это ненормальный. Он хочет меня убить!
– Замолчи, Лилька! – зашипел я и подхватил её на руки. Пришлось приложить силу, чтобы оторвать от лица её ладонь. Стал ощупывать нос, пытаясь понять, не сломала ли она его. Звук удара был просто сумасшедшим. – И не вздумай бежать!
– Зачем ты приехал? – завывала она, корчась в судорогах. – Зачем, Раевский? Ну, все уже научились жить без тебя, так для чего? Уже ничего не вернуть, не изменить!