Раевский
Мы сидели в полной тишине до тех пор, пока в крошечное окно не вползли первые лучи рассвета. Как было жаль… Между мной и моим взрослым сыном было всего три метра, наши руки лежали на пыльном бетонном полу, выпав из решёток, что разделяли нас, но по факту между нами была пропасть. Гигантская. Тёмная. Полная тайн, лжи и упущенного времени.
Я корил себя за упертость, за то, что бросил поиски, что не додумался искать Ночку по фамилии отца, что так просто сдался. Понимал, что никто не дал бы мне гарантии, что мы с Адой прошли бы через все это время, но зато у меня бы был сын! Он бы не ютился по углам, не жил в мыслях, что его бросили. И у меня были бы корни, дом. Я все это время скитался, пытаясь найти опору, то самое дно, от которого можно оттолкнуться и всплыть на поверхность, чтобы выдохнуть обиду, злость и любовь, что продолжала жить в моем сердце, несмотря на утекающие годы, и вдохнуть надежду, что ещё не всё потеряно.
И самое гадкое, что этот вдох произошёл в мрачной камере с деревянной скамейкой, прикрученной к полу гигантскими болтами.
Вдох…
Пьяный воздух вдруг достиг цели. Меня даже повело от внезапно нахлынувшего осознания, что именно со мной произошло за эти несколько дней. Я обрел сына. Ершистого, взрослого, упертого, как я сам. А ещё я вновь прикоснулся к теплу любви. Это пламя согрело, взбудоражило кровь и вернуло мне чувство земли под ногами. И у меня нет шанса подвести ни себя, ни мою семью.
– Я всё время гадал, почему у матери такой грустный взгляд. Она могла смеяться, могла шушукаться с Таечкой, шустро лепя пельмешки на нашей крошечной кухне лимонного цвета, или перекидываться колкостями с вечно пьяным соседом дядей Федей, но вот глаза… Они были всегда мёртвыми, стеклянными, оживающими только в разговоре со мной. И я дал себе слово, что никогда не расстрою её. А однажды я украл у матери деньги. По глупости мальчишеской пообещал, что пойду с пацанами на концерт, даже не думая, что цена была просто неподъемной для нашей семьи, – усмехнулся Дима. После долгого и тяжелого молчания его голос был хриплым, усталым и невыносимо грустным. Я даже поморщился, вдруг ощутив всю темноту его мыслей. – А мать всё поняла и впервые посмотрела на меня мутным взглядом потухшей свечи, как смотрела на других. Там больше не было света и звонкого смеха, там был дым. Ненадолго, нет. Я быстро вымолил прощение, и моя матушка вновь стала светиться, когда смотрела на меня. Но вчера… Когда я встретил её в аэропорту, понял, что всё изменилось. Это ты, да? Это ты – то гребаное топливо, что питает её огонь.
– Ты прям-таки заставляешь меня цитировать женские романы, где я – принц, а она – принцесса, всё это время ожидавшая спасения в каменной и холодной башне, – пытался отшутиться, не желая произносить вслух, что в жизни всё совсем иначе.
Мы сами выбираем себе и башню, и дракона, что пугает нас, и принцев выбираем тоже мы сами. В итоге, конечно, всех ждет хэппи энд, но вот путь из пункта А в пункт Б может растянуться бесконечностью. Да ни в одной сказке не указано, сколько искал принц свою даму сердца. Может, и находил он её под старую сраку, когда силы оставалось только чтобы поцеловать спящую красавицу в хрустальном гробе? Сколько? Сколько лет они искали свою любовь? Почему об этом сразу не пишут?
– Балуешься на досуге? – внезапно рассмеялся Димка и я узнал этот давно забытый задор. Как же я скучал по нему… Хоть так прикоснуться.
– Все балуются, вот только вслух никто никогда не скажет.
– Вот и ты не говори. Мало мне, думаешь душевных травм? Отец объявился, да ещё и адвокат, вполне себе известный в узких кругах. Не порть впечатления!
– Не буду.
Парень пытался шутить, улыбался. Но я-то чувствовал душащее его напряжение, сила которого сейчас могла разрушить это здание по кирпичикам.
– И что? Теперь мне называть тебя батей? Просить на карманные расходы, пока не найду работу, и поздравлять со всеми государственными праздниками? Сегодня, кстати, какой день? Я ничего не пропустил?
– Не в бровь, а в глаз, – я растёр лицо в жалкой попытке сбросить это странное оцепенение и встал, понимая, что скоро нас разведут по разным кабинетам.
– Что, у меня и брат, наверное, есть? – ему будто не нужны были мои ответы. Парень просто изливал желчь, что прожигала его изнутри. – А мачеха у меня – как? Злая или не очень, жить можно? Где ты шлялся все это время? Там, где не ходят поезда? Живешь-то ты где, бать? И как вы вообще пересеклись с мамой снова? Ждать пополнения в семействе? Глупостей успели натворить? Или в этот раз предохранялись?
– Братьев и сестер нет, мачехи тоже, денег можешь попросить, отпрашиваться поздно, у самого голова на плечах, – сжимал зубы, чтобы не выпустить ни одной лишней эмоции. Он же меня прощупывает, ходит по грани, пытаясь понять рамки дозволенного. Хер тебе, Дмитрий Денисович, не на того напал. – С мамой мы встретились в галерее. Это все вопросы? Или ещё глупости, каторые тревожат тебя? Дим?
– Что?
– Думаешь, я придурок, и не понимаю, что не отец тебе? Думаешь, моя фляга настолько дырявая, что, выйдя из этих зарешеченных апартаментов, стану менять твой уклад жизни? Нет. Но видеть меня тебе придётся. Тут уж сорян, бро.
– Ясно, – Димка тоже поднялся с пола, отряхнул джинсы и оперся о решетку, снова уставившись в меня внимательным взглядом. – Только знай, что я хуевых мужиков издалека вижу. Аллергия у меня на слабость, подлость, жадность и надменность. Лечить бессмысленно, Ляшко уже пытался, и ничего хорошего из этого не вышло. И мать в обиду не дам, она у меня одна, а тебя я знаю несколько часов. Её я автоматом прощу, ну, помотаю немного нервы, подёргаю за верёвочки, чтобы стыдно стало за то, что скрывала, что я – не результат духовной любви. Поэтому и ты, бро, извиняй.
– Да без проблем, – рыкнул я. – Уж стерплю как-нибудь.
– Денис Саныч! – голос Вареникова слышался издалека, а его частые шаги по лестнице рушили уютную тишину, с которой я уже и смирился вроде. – Денис Саныч! Вы живы?
– Нет, сдох, Вареников, – усмехнулся я и подошел к решетке. – Ты все сделал?
– Денис Саныч! – Генка вздохнул с облегчением, когда увидел меня. – Не думал я, что стану защищать самого Раевского. А то, что он пробьет кому-то голову – вообще за гранью моего…
– Э… Бать, да ты тут за дело? – расхохотался Димка. – Ну, а говорил, что фляга не дырявая. Выходит, припиздел?
– Слышь? – кивнул на Димку и сжал челюсть, чтобы не заржать. Уж очень он мне кого-то напоминал. Вот только тот КТО-ТО давно уже растворился и исчез, ну, или попросту постарел. – Матерится, как сапожник, думает, что взрослый, и мыло в рот ему уже никто не засунет. Глупый чукотский мальчишка. Ты, Вареников, глупостей только не делай. Ты ж мне не сын? Кровными узами мы не связаны, поэтому промою я тебя хлеще клизмы.
– Денис Саныч, – зашептал Гена, оборачиваясь в сторону сотрудников полиции. – Давайте без насилия? Умоляю. Мало мне головной боли? Будьте благоразумны, потому что ситуация и так накалена до предела.
– Ты нотации пришел читать? Или домой пойдем уже?
– Дмитрий, – Гена развернулся к камере напротив. – Вас отпустят после допроса, правда, под подписку. Вы будете проходить свидетелем по данному делу…
– В смысле? – Дима поспешно стер свою ехидную улыбку. – Свидетель? Кто? Я?
– Ну да, – Гена распаковал свою папку и стал доставать документы. – Рюкзак же был не ваш, верно? – Вареников косился в мою сторону, пытаясь понять, что именно можно рассказывать парню. – Его вам подбросили, а ваш так и остался на яхте некоего Пани. Доказательство изъяли, тут уж извините. Там были ваши вещи и документы, но их вернут, правда, намного позже. Кстати, о путешествии на той лодке, что вы вздумали называть яхтой, тоже можно забыть. Возможно, и к лучшему, потому что я бегло ознакомился со статистикой ЧС на воде…
– На яхте? – Димка поднял взгляд на меня, пытаясь понять, что здесь происходит. А происходил тут беспредел. Я знал, как долго тянутся подобного рода дела, поэтому и пришлось идти на крайние меры. Терпеть этого не мог, да и не для кого это было делать. А теперь, получается, что есть? Пока Ада допрашивала парней, с которыми я уже успел связаться по телефону, рванул ней в квартиру. Найти подобный рюкзак не составило труда, ведь я сам видел Димку в аэропорту, но вот внутри должны быть его личные вещи. Обманом вытянул ключи из её сумки, я рванул в её квартиру. Пришлось рыться в вещах сына, но ведь не из любопытства? Значит, можно рассчитывать на оправдание. Я даже с облегчением выдохнул, когда на комоде у входа увидел мужское портмоне, из которого торчал и его паспорт, и водительское удостоверение в кармашке лежало. Прихватил пару безделушек, открытую бутылку воды, пару футболок из корзины с грязным бельём и забрал книги из дорожной сумки, которые он читал в дороге.
Отвлёк его друзей Каратик, он даже отца привёз, чтобы поговорить с ними, будто бы пытаясь расспросить про Ляшко и тех, кто сидел с ним в ресторане. А в это время я лично забросил рюкзак на лодку, спрятав за диваном, чтобы парни его непременно нашли, но чуть позже. Если всё сыграет верно, то они сразу позвонят следователю, потому что Каратик каждому раздал свои визитки.
Вот вроде всё идеально. Сыграно как по нотам. Но я-то знал, что просто так его не отпустят. Гармония во вселенной должна быть. А ещё гармония должна быть в отчётах сотрудников полиции, они висяки не любят, а значит, лишиться единственного подозреваемого – выстрел себе же в ногу.
Но и на этот счёт у меня был план. Собрать «пальчики» Ляшко – просто. Но этого мало, мне нужны его отпечатки легальным способом, желательно так, чтобы они были засвечены в протоколе, а за сохранностью этих данных я прослежу лично.
Вот и пришлось мне затеять драку. Вычислить, что рано или поздно он выйдет на Ночку – плёвое дело. Ну и место встречи должно быть безопасным, чтобы она не занервничала. А что может быть безопаснее, чем галерея? Сомневался ли я? Да. Но стоило остановить машину в десяти метрах от парковки, как от сомнений не осталось и следа, потому что у центрального входа растерянно расхаживал педрила-мученик собственной персоной.
– На яхте, на яхте, – я тряхнул головой, возвращаясь в реальность, где сын был вынужден мириться с тем, что придётся соврать следователю. – Забывчивый какой. Парни, кстати, сами нашли его и добросовестно, как и полагается будущим адвокатам, сообщили следователю. Ладно, куплю тебе витаминки, пропьешь, глядишь, мозги на место встанут. Ты давай, слушай Вареникова, он тебе много интересного расскажет, что ты упустил на первом допросе из-за длительного перелёта и акклиматизации после горного воздуха.
Димка насупился, но ближе все же подошел. Он шпарил меня странным взглядом, хмурил брови и щурился, будто пытался понять, какого чёрта тут происходит. Сидеть в этой темнице его явно задолбало, да ещё и не за дело, поэтому он придушил ненадолго муки совести и не стал сыпать вопросами, пока Вареников в завуалированной форме надиктовывал то, что должен был рассказать Дима не совсем доброму дяде следователю.
Осталось дело за Кондрой. Без его помощи мои потуги будут бессмысленными. Ну не совсем, конечно. Мы всё равно докажем причастность Ляшко, вот только парня задёргают так, что к концу следствия на правосудие у него выработается стойкая аллергия. Если уж решит бросить учёбу, но не по моей вине. И не по вине придурка Ляшко. Уж здесь я не накосячу.
– Камера у причала только на фасаде ресторана. Всех владельцев яхт я обзвонил лично, камеры если и есть, то снимают территорию прямо перед собой, чтобы мониторить вандалов и бомжей, решивших погреться с комфортом. Копия уже у следователя, там видно, как водитель Ляшко забрасывает что-то в открытое окно машины. Кстати, интересный факт, что у водителя судимость есть за финансовые махинации. Это ж сколько у него водители зарабатывают, что им остаётся на махинации? Тут в продуктовый зашёл, и всё, карман пустой, – Вареников сунул между прутьями краткий пересказ того, как «было на самом деле». Димка кивал, а после того, как прочитал несколько раз, вернул Гене. – Дайте мне пару часов, и все выйдем отсюда. С вас обед, и желательно не в столовке. Хочу попробовать омара, Денис Саныч. Ну, это так, вдруг вы сильно оцените объем работы, что я выполнил.
– Омар, говоришь? А не лишить ли тебя премии? Какая пара часов? Дело в шляпе, Вареник.
– Так надо! – впервые огрызнулся на меня Генка. – Я не пойду к прокурору, пока не пришлют результаты пальчиков Ляшко. Сами учили мочить одним ударом.
– Действуй, Гена. Прокурор кто? Главный?
– Нет, он передал это дело, – Гена пожал плечами, разорвал «рекомендованные показания» в мелкую пыль и удалился.
Вареников был точен, как в аптеке. Часа через два за Димкой пришли и забрали на допрос. Парень с грустью посмотрел на меня, лишь кивнув на прощание, как делают это, проходя мимо соседей или незнакомых коллег. Сухо. Быстро. И максимально холодно.
Гена понял меня без слов и решил сначала решить вопрос с Димкой, чтобы Адель успокоилась. Да и мне вдруг стало так хорошо, хоть и одиноко.
Когда я остался наедине со своими мыслями, минуты стали течь медленно, как подтаявший воск. Но зато я успокоился, чтобы суметь решить, что делать дальше. И к моменту, когда за мной пришел Вареников, в голове был выстроен абсолютно четкий план.
– Ты все сделал? – шепнул я, когда сержантик задержался, закрывая дверь в камеру.
– Обижаешь, – Вареников кивнул на скрипнувшую входную дверь, в которой показался Ляшко.