Осколки памяти

Ник слушал ее сбивчивые объяснения, едва заметно кивая головой, будто соглашался, но при этом в его глазах Кристина видела грустную иронию. Она начала защищать отца, рассказывать Нику о его дружбе с Гарднерами, о важности подобных встреч для бизнеса, разумеется, ни словом не упомянув об Алексе и нелепой фантазии ее матери. Ник был не в том состоянии, чтобы подать ему эту информацию в качестве шутки, а о серьезном тоне и речи быть не могло. И она все говорила и говорила, повторяя аргументы отца, на ходу вспоминая слабые отговорки, придуманные ночью, однако чем дольше рассказывала, тем больше путалась в словах и, наконец, умолкла совсем.

После довольно продолжительной паузы Ник покачнулся на стуле и глухо спросил, впишись в нее напряженным взглядом:

– Ладно. Хорошо. Допустим, я понял необходимость этой поездки для твоих родителей. Но зачем там нужна ты?

Вчера она спрашивала отца о том же.

Кристина пожала плечами. Если бы у нее были веские аргументы и она сама верила в то, что ее присутствие в Миннеаполисе необходимо, то давно бы убедила в этом Ника и они закончили этот тягостный для обоих разговор. Но нужных слов, как назло, не находилось, а лицемерить Кристина не умела никогда. Оливия говорила, что у нее все чувства всегда написаны на лице, и была права. Кристина ненавидела ложь и притворство, поэтому сейчас ей нечего было сказать в ответ.

Она встала из-за стола и подошла к окну. Дождь по-прежнему барабанил в стекло. За ее спиной скрипнул стул: Ник приблизился к ней и обнял за талию. Как же рядом с ним хорошо! И не хочется ничего доказывать, мучиться самой и переживать за него…

– Так темно, будто уже ночь, – Кристина словно говорила не о погоде за окном, а о своем внутреннем состоянии. – Ни одного огонька не видно… Так мрачно… Тебе не кажется?

– Мне все равно, что там творится, за окном, и вообще где бы то ни было. Я даже не вглядываюсь. Просто смотрю на твое отражение, – прошелестел печальный голос у ее виска и тихо добавил после паузы: – Запоминаю.

– Ник!

Его слова разрывали ей сердце. Кристина откинула голову назад, прислонившись к его широкой груди, и опять замолчала.

Сжав руки на ее талии сильнее, Ник прошептал:

– Кристи, не уезжай, я очень тебя прошу. Это… это будет… Мне нельзя без тебя. Теперь нельзя.

Кристина заставила себя выскользнуть из его объятий и повернулась к нему, но Ник не отпускал ее руки.

– Скажи, что ты не поедешь. Пожалуйста! Я не представляю, как смогу пережить эти четырнадцать дней.

В голосе Ника прорезалась неведомая до этого боль. Кристине очень хотелось его утешить, но она не знала, как.

– Я не могу! Не могу отказаться! Пойми! Хочешь, я каждый день буду тебе звонить?

Ник усмехнулся, и Кристина, наконец, поняла, почему ее пробирает до дрожи от его усмешки: она не касалась глаз. Кривились губы, а глаза оставались измученными и больными. Разве так можно смеяться?

– Могу я тебя кое о чем попросить, Кристи?

– Конечно!

– Обещай мне одну вещь…

– Все, что угодно!

– Зря ты так сказала.

Еще одна дьявольская усмешка. Несмотря на то, что сейчас Ник стоял спиной к проклятой красной лампе, которая действовала Кристине на нервы, лицо его словно озарилось на миг каким-то адским пламенем. Всего на миг, но этого хватило, чтобы она почувствовала страх.

О чем он попросит?

Кристина насторожилась, но было уже поздно.

– Пожалуйста, не звони мне из Миннеаполиса.

– Что?

Она не верила своим ушам: Ник просил, нет, требовал, чтобы она добровольно отказалась от единственной связующей нити между ними, чтобы перекрыла кислород себе и ему, но зачем? Ради чего?

– Не нужно мне оттуда звонить, – повторил Ник тихо и твердо, и Кристина поняла, что не ослышалась.

– Ник, это нечестно!

Она выдернула свои пальцы из его рук и сжала кулаки. Сколько еще подобных усмешек ей придется сегодня вынести?

– Кристи, ты пообещала, – напомнил Ник.

– Да, но… зачем ты так?

– Я понимаю, звучит дико, но не нужно звонить. От этого будет еще… больнее.

Кристина обнаружила, что если смотреть в потолок и стараться не мигать, можно справиться с подступившими слезами. Надолго ли – неизвестно, но пока у нее получалось.

– Я бы очень хотела остаться, но ты пойми, все уже решено и ничего не изменишь. Я обещала отцу.

Ник отстранил ее и шагнул в строну. Кристине тут же стало холодно, а когда она взглянула на него, ощущение холода усилилось. Ник сцепил руки на груди и прислонился спиной к книжному шкафу.

– Пожалуйста, ты должен меня понять!

Кристина умоляюще посмотрела на его точеный профиль. По красивым губам скользнула тень ироничной усмешки. Скользнула – и тут же пропала.

– Я? – спросил Ник.

Светлая бровь изогнулась, и Кристина поняла, что усмешка ей вовсе не показалась.

– Это я должен тебя понять?

– Ник, пойми хотя бы ты… Я с ума сойду, пытаясь объяснить всем вокруг, маме, отцу, тебе…

– Что ты пытаешь объяснить, Кристи? – Ник повернулся к ней, и, замерев под его тяжелым взглядом, она вмиг растеряла все аргументы.

– Я не знаю… – беспомощно пролепетала она.

– В этом все и дело, – отчеканил Вуд. – Если не знаешь ты, что должен, по-твоему, понять я?

Он помолчал.

– Мне кажется, что единственный человек, который во всей этой затее ничего не понимает: ни смысла, ни цели, ни последствий, – это ты сама.

– Зачем ты так…

Он покачал головой.

– Я лишь пытаюсь тебе объяснить то, что не можешь объяснить себе ты.

– Ладно. И что это в таком случае я не могу себе объяснить?

– Твои родители прекрасно представляют себе цель вашей поездки. Я – ее последствия. А ты…

Ник вдруг нехорошо улыбнулся, и Кристина спросила:

– Что?

– Знаешь, я вдруг подумал, что даже если бы и нашелся какой-нибудь веский предлог, чтобы остаться, ты бы все равно поехала.

Эти слова прожгли ее насквозь.

– Это неправда!

– Нет? – он, прищурившись, с минуту размышлял, словно оценивал, стоит ли продолжать, но потом все-таки сказал: – Кристи, я хорошо тебя знаю, может, даже лучше, чем самого себя. Даже лучше, чем знаешь себя ты, поверь. И мне почему-то кажется, что ты сама хочешь поехать.

Ник оттолкнулся от шкафа и начал убирать со стола бумагу, ванночки и инструменты. Полумрак скрывал его лицо, но Кристина и не пыталась найти в нем подтверждение того, что он шутит. Он не шутил, конечно, и ей стало плохо.

Где-то внутри словно кто-то говорил ей, что Ник прав, а она просто не хочет это признать. Чтобы заглушить этот противный внутренний голос, она воскликнула:

– Как тебе такое в голову пришло?

Ее голос прозвучал неприятно и громко, слишком громко для такой маленькой комнаты.

– Очень просто, – Ник облокотился на стол, зажав в руке скомканные листы испорченной фотобумаги, – неужели ты думаешь, мне не известно твое отношение к…

– К кому? Какое отношение? – все больше изумлялась Кристина. – Ник, да что с тобой? Я же рассказала тебе все, как есть!

– А я не говорю, что ты меня обманываешь. Ты просто и сама всей правды не осознаешь.

– Какой правды?

– Ты ненавидишь Хиллвуд.

Кристина так и застыла с открытым ртом. В первое мгновение смысл его слов до нее не дошел.

– Что?

– Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что на самом деле ты рада уехать из Хиллвуда, пусть и не признаешься в этом ни мне, ни, возможно, самой себе.

– При чем здесь вообще Хиллвуд?

В таком угнетенном состоянии она не видела Ника никогда. А он продолжал ровным бесцветным голосом:

– Ты ненавидишь этот город, все, что тебя окружает: дома, улицы, школу, но главным образом людей. Ты сторонишься их и бежишь от них при первой удобной возможности, вот как, например, в этот свой Миннеаполис. Хм… – он вздернул брови, словно его осенила догадка, – а юбилей-то подвернулся как нельзя кстати!

– Как ты можешь?

– Это не так? – Ник посмотрел ей прямо в глаза, и тут Кристина с внезапной ясностью поняла, что это так, это именно так. Он был прав, хотя она никогда ему не признавалась в этом, не рассказывала о своих переживаниях по поводу Хиллвуда.

– Кристи, скажи, неужели я не прав? Только честно.

Она опустила голову и сникла, ошеломленная настроением Ника, его проницательностью, той глубиной, с которой он чувствовал ее, и долго молчала. Ей не хотелось обижать его, рассказывая о своем отношении к месту, которое ему дорого. Но и врать ему тоже не хотелось. Только не врать! И поэтому она замялась, подбирая слова.

– Я не обижусь, – заверил Ник, словно опять прочитал ее мысли, – пусть не ненависть, но неприязнь точно есть. Верно?

– Я даже не знаю, как объяснить…

– Попробуй. Раз уж мы об этом, наконец, заговорили.

Наконец? Выходит, он давно это понял, только молчал?

– Да нет, что ты, не то чтобы неприязнь… Может, с самого начала и было что-то, но потом я встретила тебя…

Ник покачал головой с грустной улыбкой:

– Не то, Кристи, совсем не то.

– Ну… Хиллвуд, в общем-то, неплохой городок, просто здесь жизнь… она словно стоит на одном месте, ничего ровным счетом не происходит, и всех это устраивает. Это не значит, что мне здесь скучно. Мне вообще никогда не бывает скучно: я постоянно занята – учеба, книги, другое… Просто иногда оглядываешься, а вокруг все то же – те же лица, те же сплетни. Я не знаю, как лучше сказать, прости…

Когда Ник заговорил, Кристина вздохнула с облегчением: ей показалось, ответ его устроил, как будто он ожидал услышать что-то другое, намного хуже:

– Конечно, Хиллвуд не Нью-Йорк… Кто с этим спорит. Но, во-первых, в жизни всегда что-то происходит, если не вокруг, то внутри тебя точно. Нужно только уметь видеть, хотеть видеть, быть к этому готовой и не замечать лишнее и пустое. Подумай, ты сама можешь менять каждый день, чтобы он не был похож на предыдущий, даже будучи обреченной на жизнь в подобном захолустье. У тебя ведь настолько богатый внутренний мир, Кристи, что ты одна можешь заполнить собой всю пустоту вокруг, как ты заполняешь меня, заполняешь мою жизнь. Неужели ты совсем этого не понимаешь?

А во-вторых, всегда есть ради чего жить и чего ждать. Ты не можешь себе представить, сколько я тебя ждал! Здесь, в этом унылом маленьком городишке, каким ты его считаешь. В этом, по твоему мнению, болоте, в котором даже время не движется. Я так давно тебя ждал, что мне безумно страшно отпустить тебя даже на один день. И, если не в моих силах удержать тебя, я буду ждать еще. Слышишь? Куда бы ты ни уехала, надолго ли, хоть на всю жизнь, я буду тебя ждать. Только возвращайся…

На этот раз уловка с сосредоточенным разглядываем потолка не сработала.