Осколки памяти

В первые дни после возвращения из Миннеаполиса она старалась лишний раз не подходить к окну, боялась увидеть за воротами мотоцикл Ника. Прекрасно осознавая, что это глупо, Кристина даже изменила своей привычке сидеть перед сном на подоконнике. Мало ли что…

Но сегодня она проснулась и долго стояла у окна, прежде чем спуститься к завтраку: на душе, как и на небе, было безоблачно и светло, впервые за долгое время.

Вообще-то чистоту в доме поддерживала миссис Лемот, их экономка. Она жила с Риверсами, сколько Кристина себя помнила, и была довольно милой, немного суетливой, но уникальной в своем роде старушкой. Несмотря на свой преклонный возраст и полноту, миссис Лемот парадоксальным образом успевала за день везде: и на кухне, и по дому, и даже в саду, но свою комнату Кристина не доверяла никому, и ей в том числе.

Только она сама знала, в каком порядке должны быть расставлены книги на полке, как полагается висеть вещам в шкафу, с какой стороны от зеркала обычно стоит ваза с цветами и лежат расчески. Такая педантичность, однако, не мешала ей в течение недели постепенно создавать в своей комнате некоторое подобие вселенского хаоса, но утром в субботу она всегда аккуратно расставляла все вещи по местам, вытирала пыль и пылесосила ковер.

Оливия относилась к этой причуде дочери с легким недоумением, но не вмешивалась, потому что знала, что Кристина все равно поступит по-своему. Тем более что миссис Риверс хорошо помнила один случай, произошедший несколько лет назад, когда они еще жили в Новом Орлеане. Экономка решила освежить комнату девочки во время ее недельного отсутствия. По возвращении Кристина, лишь на минуту заглянув к себе, тут же спустилась в кухню, где миссис Лемот пила чай с кухаркой и водителем, и устроила старушке такую суровую отповедь, что та зареклась заходить в комнату маленькой мисс раз и навсегда.

Кристина с удовольствием оглядела результат своих усилий. Ей нравилось, когда чистая комната наполнялась свежестью, нравилось заниматься, читать или просто сидеть на подоконнике, когда вокруг не было ни пылинки и все вещи стояли на своих местах. Ей казалось, что от этого и мысли ее приходили в порядок, и даже дышать становилось легче.

Сейчас все вокруг было залито солнцем. Яблони в саду покачивали густыми ветвями, усыпанными молодыми пахучими листочками. Кристина удовлетворенно вздохнула и потянулась за сумкой. Ей нужно было написать эссе на вторник и подготовиться к тесту по биологии. Решив начать с сочинения, она достала из сумки тетради, как вдруг из стопки выскользнул голубой конверт и улетел куда-то под стол.

– Это еще что такое? – удивленно обратилась она неизвестно к кому.

Минуты три Кристина, не отрываясь, смотрела на голубую поверхность слепого неподписанного конверта. Не понимая, откуда он взялся, она напряглась в предчувствии чего-то неожиданного и нехорошего, но все же надорвала плотный край.

Пробежав глазами первые строчки густо исписанного листка, оказавшегося внутри, Кристина скомкала его и с силой швырнула об стену.

– Да оставишь ты меня когда-нибудь в покое или нет? – в бессильной злобе простонала она, уронив голову на руки. – Оставишь ли ты меня в покое?

Утреннее радостное настроение было безнадежно испорчено.

Потому что письмо было от Ника.

Предчувствие ее не обмануло. Кристина сразу узнала его почерк, но прежде чем яростно скомкать листок, все же успела прочитать: «Так больше продолжаться не может. Зачем ты это делаешь, Кристи? Я ведь знаю, ты мучаешься так же, как и я, но не могу понять причины. Зачем?»

Зачем? Будь ты проклят со своими вопросами!

Кристина раскачивалась на стуле, спрятав лицо в ладонях, а мысли снежным вихрем проносились у нее в голове. Она подозревала, что может случиться нечто подобное, но почти успокоилась, видя, что Вуд не подходит к ней в школе и не поджидает вечером у дома. Всякий раз она оглядывала улицу перед тем, как открыть ворота и пройти в сад. Но Ника поблизости не было, и она со смешанным чувством облегчения и странного для нее самой разочарования заходила в дом.

Она перестала подходить к телефону и брала трубку только тогда, когда домашние сообщали ей, что звонит Миранда или кто-то из одноклассников.

Главное, не Ник Вуд.

Все это время она намеренно гнала от себя мысли о нем, заставляя себя сосредоточиться на чем-то другом: занятиях, книгах, общении с подругой, и ей это почти удавалось.

Почти.

На душе тогда становилось немного легче, как, например, сегодня. А он все-таки нашел способ до нее добраться! Как он умудрился подсунуть ей это дурацкое письмо? Когда? На семинаре по истории или во время игры в баскетбол на физкультуре? Она не помнила, чтобы он был на спортивной площадке, хотя, по правде говоря, не думала о нем тогда. Валерия МакАдамс опять доставала ее, и Кристина, и без того раздраженная, вконец разозлилась и вымещала свои чувства на безответном мяче. Благодаря агрессивной игре ее команда выиграла, хотя радости ей это не доставило. Мистер Филч, похоже, ликовал и даже похлопал ее в конце занятия по плечу, чего от него мало кто мог ожидать, а тем более Кристина со своим патологическим отвращением к спорту и вечным стремлением отсидеться на скамейке. Слава Богу, обошлось без человеческих жертв, но мячу досталось больше всех, и ладони у нее горели весь день, зато она здорово выпустила пар!

Так когда Вуд подсунул ей конверт? Кристина лихорадочно размышляла, стараясь не смотреть на ненавистный листок бумаги. Наверное, все-таки в раздевалке.

Хотя какая разница?

У нее мелькнуло подозрение, что по просьбе Ника конверт ей в сумку могла положить Миранда. А что, вполне вероятно, ведь она сама говорила, что сочувствует ему. Не зря же они о чем-то перешептывались во время этого нелепого урока танцев! Может, как раз тогда Вуд и уговорил Миранду передать письмо.

Кристина почти не сомневалась – он решился написать ей именно после того, как случай в лице мистера Талбота заставил их взять друг друга за руки и пройти в танце целый круг. Ей тогда казалось, что спортивный зал увеличился по крайней мере вдвое – до того бесконечным был этот круг.

При воспоминании о чудовищной пытке, которую устроил директор школы, Кристина застонала.

Да нет, не могла Миранда пойти на такое предательство, даже ради Вуда. Не могла! Ведь сложившаяся ситуация была ей прекрасно известна. Или нет? Кристина же сама ничего ей не объяснила! Вполне возможно, что романтически настроенная Миранда решила посодействовать примирению двух небезразличных ей людей.

Или все-таки это не она?

Не хватало еще и с Мирандой разругаться.

Черт бы его побрал!

Кристина вскочила, в сердцах отшвырнув стул, и принялась быстро расхаживать по комнате, поминутно натыкаясь то на стол, то на угол кровати, то на открытую дверцу книжного шкафа. В ее душе бушевала настоящая буря, внутри смешалось все: раздражение, усталость и отчаяние.

В очередной раз больно ударившись коленкой о ножку перевернутого стула, Кристина решительно направилась к брошенному на пол письму.

Она подняла скомканный листок и принялась рвать его на мелкие кусочки, разбрасывая их по всей комнате. Где-то глубоко внутри ее словно что-то удерживало, ей хотелось разгладить бумагу и дочитать письмо до конца, но злой демон противоречия не давал ей этого сделать, и она рвала и рвала листок до тех пор, пока в ее руках не осталось ничего. Тогда она схватила со стола конверт и принялась уничтожать и его.

В какой-то момент Кристина опомнилась и, замерев, огляделась: вся ее комната, еще несколько минут назад чистая и уютная, была усеяна рваными клочками, белыми и голубыми, чистыми и покрытыми ровными черными строчками.

И тогда она опустилась на пол прямо там, где стояла, и разрыдалась, безудержно и горько. Она ожесточенно терла глаза, но слезы все текли и текли, и что-то невыносимо болело в груди, там, где, должно быть, обитала душа.

В последний раз она так исступленно рыдала у Гарднеров, на поле для игры в гольф, но тогда и причина была другой, и слезы другими. Сейчас они были жгучими и злыми, щипали глаза, нос и душили ее так, что хотелось высунуться в окно за глотком свежего воздуха, но сил подняться на ноги не находилось.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! – Кристина повторяла это, сидя на ковре посреди перевернутой мебели и разбросанных вещей. Вдруг, произнеся эту фразу в десятый раз, она поняла, что смотрит на свое отражение в зеркале. На ум пришла строчка из стихотворения, которое она однажды читала Нику в парке: «Зеркало снилось в безумную ночь мне…»

Внутри словно что-то треснуло, и слезы хлынули с новой силой.

Кого она сейчас ненавидела больше? Его или себя?

Сколько она проплакала, она не знала, но слезы все-таки кончились. Нужно было заново расставить вещи по местам и убрать отовсюду обрывки бумаги, но Кристина не могла заставить себя дотронуться хотя бы до одного из них еще раз.

Ни за что!

Она поднялась с пола и пошла в ванную. Умылась холодной водой, чтобы веки не казались опухшими, и промокнула лицо полотенцем. Посидела немного на краю ванны, бездумно разглядывая кремовую плитку на полу. Затем вернулась в комнату и, сняв трубку телефона, сказала ровным приветливым голосом:

– Миссис Лемот, вы не очень заняты? Пожалуйста, уберите мусор в моей комнате. Да, вы не ошиблись. Я вас очень прошу. Только мусор и ничего больше.