Осколки памяти

Прощальный ужин Гарднеры устроили на террасе, благо погода установилась превосходная, и даже к вечеру на открытом воздухе было очень комфортно.

Главы семейств уладили все деловые вопросы, так что утром Риверсам предстояло выехать обратно в Хиллвуд. Ужин сопровождался оживленной беседой: Эдвард и Роберт строили деловые планы и обсуждали перспективное строительство сети отелей на южном побережье озера Мичиган. В их разговоре очень часто упоминался Иллинойс и, в частности, Чикаго. Оливия и Патрисия щебетали о сортах роз, которые можно было разводить на открытом грунте в северных районах страны.

И тех, и других Кристина слушала вполуха и ограничивалась односложными ответами, стараясь быть вежливой, когда кто-нибудь из взрослых обращался непосредственно к ней. Алекс сидел по левую руку от нее и тоже большей частью молчал, ухаживая за ней за столом, или прикрывал ее, когда она не попадала с ответом либо Оливия принималась слишком дотошно ее о чем-либо расспрашивать.

Между собой они едва обменялись десятком фраз за весь ужин. Кристина несколько раз ловила на себе многозначительный взгляд матери, которая тут же переводила его на Алекса. Но она была слишком подавлена, чтобы как-то реагировать на неприкрытое любопытство Оливии. Есть не хотелось, пить тоже, хотя и вина, и угощение было превосходным: Патрисия оказалась прекрасной кулинаркой и устроила им сегодня вечер французской кухни. Кристина почти ни к чему не притронулась и терпеливо ждала удобной возможности выйти из-за стола.

Когда подали десерт, уже стемнело. В саду и на террасе зажглись фонари. Глядя, как на проводе покачиваются лампочки, Кристина задумалась. В голове звучал ровный тихий гул, сквозь который до нее донеслись слова матери:

– …да, вынуждена признать, Хиллвуд не оправдал наши ожидания и оказался довольно унылым городком. Даже странно, что каждый из нас все-таки нашел в нем свою особую привязанность.

Кристина перестала делать вид, что жует, и внутренне сжалась.

– Да, поразительно, но это так, – продолжала Оливия. – Эдвард открыл для себя своеобразную прелесть провинции и перспективы для развития бизнеса. Я в отсутствие такого приятного общества, как ваше, смогла больше времени уделять своим увлечениям и в особенности, розам. И даже Кристина, которой пришлось тяжелее, чем нам, нашла себе…

При этих словах Оливия слегка запнулась, но тут же поправилась:

– …нашла радость в уединении с книгами. Круг общения у нее небольшой, но ввиду некоторых особенностей местной молодежи, я думаю, это даже к лучшему. Что поделать, нам всем приходится чем-то жертвовать, зато мы обретаем нечто неизмеримо большее, пусть и не всегда способны оценить это сразу.

Только сейчас Кристина поняла, что не дышала, пока мать заканчивала свой витиеватый монолог в стиле, который она включала в хорошем обществе.

Кивком поблагодарив Алекса за протянутый стакан с водой, она выпила ее до дна, поднялась из-за стола и попрощалась со всеми под предлогом незаконченных сборов в дорогу. Алекс встал и вежливо отодвинул ее стул, но следом не пошел, а остался с родителями.

Кристина сделала вид, что идет в дом, а сама по боковой дорожке, которая не просматривалась с террасы, медленно побрела по саду. Она не понимала, куда идет и чего ей в данный момент хочется – просто переходила из одного пятна света в другое, пока не оказалась в дальнем конце сада, где не было цветов, и лишь подстриженные кусты самшита плотными стенами обступали дорожки, посыпанные мелким серым гравием.

Погруженная в свои мысли, она едва не налетела на длинную белую скамейку с высокой резной спинкой, которая стояла в зеленой нише из кустов. Кристина опустилась на нее, вытянула на сиденье ноги и немигающим взглядом уставилась на ближайший фонарь. В желтом пятне света сновали ночные бабочки и мошкара.

Вот и все. Две недели пролетели, как один день. И сейчас она с сожалением думала о том, что завтра утром ей предстоит покинуть Миннеаполис и вернуться домой, в покрытый плесенью обыденности Хиллвуд.

Когда мысль о нежелании возвращаться посетила ее впервые, это был порыв, неоформившаяся смутная тревога. А сейчас, за ужином, после слов матери, она четко осознала: да, ей действительно не хочется возвращаться. Потому что даже такой краткий перерыв ее не спасет. Ей заново придется привыкать к вязкой вечерней тишине, шепоткам за спиной в школе, магазинах и везде, где она бы ни появилась. Заново придется ломать себя, прятать раздражение и делать вид, что ей все равно.

Но ей никогда не было все равно! И она действительно не хочет ехать назад. Несмотря на Миранду. Несмотря на Ника. Особенно несмотря на Ника. И главным образом из-за него!

Кристина выпрямилась, потрясенно глядя на фонарь, свет которого словно померк.

Как же так?

Все это время, что она провела в Миннеаполисе, ей было хорошо и легко, она чувствовала себя беспечной и… свободной. Да, свободной! От удушающей атмосферы маленького провинциального городка, от повышенного внимания обывателей к своей семье, от того, что Ник постоянно был рядом с ней, и это вызывало смешки и пересуды. Когда они ходили с ним за руку, ей было наплевать на тех, кто ее окружал, но стоило ему уйти, все менялось: она пряталась, скрывалась, шарахалась от людей и безумно от этого уставала.

Здесь, в доме папиного друга, среди интеллигентных спокойных людей, она не ощущала себя изгоем, объектом чужого пристального внимания, ей это нравилось, и она отдыхала от Хиллвуда.

Только вот Ник… Он же ни в чем не виноват. Да, но почему она тогда неприязненно думает об их скорой встрече? В глубине души она была все также нежно привязана к нему, но прежней радости предстоящая встреча почему-то не вызывала. Ей хотелось побыть в Миннеаполисе еще немного, хотя бы неделю, но что это изменило бы? Ничего, ровным счетом. А может, стало бы только хуже.

Кристина терзала себя вопросами и не замечала ничего вокруг, поэтому, когда рядом послышался приглушенный вздох, от ужаса у нее перехватило дыхание. Она резко повернулась в ту сторону, откуда, как ей показалось, шел испугавший ее звук, и увидела Алекса. Он стоял на границе света и темноты, засунув руки в карманы светлых брюк, в которых был за ужином. Рукава голубой рубашки он закатал до локтей. На его плечи была небрежно наброшена летняя куртка.

Увидев, что Кристина заметила его, Алекс направился к ней.

– Ты меня напугал, – обвиняющим тоном выпалила она, стараясь справиться с накатившим страхом.

– Прости, – в его голосе, однако, не было и намека на раскаяние.

Говорил он по-английски. Значит, хотел обсудить что-то серьезное. Вот и хорошо. Она не совсем адекватно воспринимала бы сейчас его шутки.

– Ты давно здесь стоишь?

– Порядком. Не заметил света в твоей комнате и понял, что сборы в дорогу были только предлогом, чтобы удрать. Угадал? – получив в ответ утвердительный кивок, Гарднер хмыкнул: – Все время сбегаешь… На тебе за ужином лица не было, я так и понял, что тебя опять куда-то понесет. Пришлось поискать, а то мало ли что.

Он подошел и накинул свою куртку Кристине на плечи. Только ощутив приятное тепло, она поняла, что замерзла даже в своем льняном брючном костюме. Она с благодарностью посмотрела на Алекса и пошевелила плечами, закутываясь получше.

– Подвинься, – он устроился на другом конце скамейки, вытянув ноги так же, как и она, и откинувшись на резную спинку.

– Что с тобой происходит, Пуговка? – спросил он после минутного молчания. – Почему ты такая расстроенная? Неужели из-за родителей? Да не обращай внимания. Это явно не тот случай, когда стоит тратить нервы, если вообще стоит их тратить на что-нибудь… Знаешь, сегодня утром я разговаривал о тебе со своим отцом, причем разговор начал он.

– Да? И что? – вяло поинтересовалась Кристина.

Испуг прошел, и вернулась усталость от постоянных намеков и взглядов матери, а тут еще и старшие Гарднеры, оказывается, подключились. А ведь она была о них лучшего мнения.

– Ничего особенного, точнее, ничего нового для тебя, я полагаю. У них, и правда, были определенные… хм… матримониальные планы. Пришлось в общих чертах обрисовать ему наши с тобой отношения. Надеюсь, он понял и не очень сожалеет об утраченных… иллюзиях.

– Господи, как мне все это надоело, ты бы знал, – удрученно проговорила Кристина.

– А я знаю, я же не слепой и не глухой. Да Бог с ними. Ты же не из-за этого расстроилась, правда? И не из-за речи твоей матери.

– Не из-за этого.

– Я так и думал, – кивнул он. – Тогда из-за чего? Скажи мне, может, я смогу чем-то помочь?

Кристина улыбнулась, но улыбка вышла невеселой.

– Алекс, я говорила тебе, какой ты замечательный друг?

– Может быть, не помню, – он пристально смотрел на нее, не отвечая на улыбку. – А что, это действительно так?

– Да. Какой-то девчонке с тобой очень повезет.

Алекс поперхнулся. Он скрестил руки на груди и прищурился.

– А тебе?

– Что «мне»?

Кристина непонимающе смотрела на него.

– Тебе самой повезло с ним?

– С кем?

– Хватит делать из меня дурака! – вдруг прорычал Алекс, резко подавшись вперед, так что Кристина даже отпрянула. От прежнего милого и веселого друга в одно мгновение не осталось и следа. Его глаза, которые она привыкла видеть смеющимися, хитрыми, озорными, были сощурены от гнева, на смуглых скулах играли желваки.

Она и не предполагала, что Алекс вообще способен раздражаться, ругаться или рычать, вот как сейчас.

– Если ты не хочешь разговаривать со мной, я уйду, но мне не хотелось бы прощаться вот так! Я не могу видеть тебя такой… подавленной, потому что знаю, какая ты на самом деле. Если ты не доверяешь мне, в душу к тебе я лезть не стану, но мне казалось, что ты… доверяешь. Я себе места не нахожу после той ночи, но нельзя же меня вечно казнить! Я безумно виноват перед тобой! Мне не следовало… я просто хотел… Черт!

Алекс нервно запустил руку в волосы и взъерошил свою безукоризненную прическу. Его лицо исказилось от отвращения к себе.

– Скажи, ты все еще обижаешься на меня?

– Нет, конечно, мы же уже все решили. Алекс, поверь, ты здесь ни при чем, совершенно!

– Тогда кто при чем? – Алекс прямо-таки впился в нее взглядом, от которого ей стало совсем нехорошо. – Кто виноват в том, что ты тут с ума сходишь? Скажи, если ты мне доверяешь! Ну? Тот самый Ник, который ждет тебя в Хиллвуде?

– Да я и сама толком… – Кристина внезапно осеклась и резко выпрямилась, спустив ноги со скамейки. – Как ты… Подожди… что ты сейчас сказал? Я ведь не…

– Я уже говорил, что не слепой и не глухой, – мрачно процедил Алекс сквозь зубы. – А ты, между прочим, разговариваешь во сне. Тебе что, никто до меня не сообщал этот чрезвычайно занимательный факт?

– Я?! – Кристину словно окатили ведром ледяной воды. Ее начала бить дрожь, хотя она уже успела согреться в куртке Алекса. Час от часу не легче! – Разговариваю во сне? Ты серьезно? Откуда ты знаешь?

Она вдруг вспомнила, что, когда проснулась после грозы, Алекс находился у нее в комнате. Наверное, он услышал, как она что-то говорила о Нике. Знать бы, что…

Кристина почувствовала, как краснеет. Ей показалось, что даже кончики ушей у нее запылали, хорошо, что в темноте незаметно. Она спрятала лицо в ладонях.

Кошмар! Что она могла наболтать?

По шороху она поняла, что Алекс придвинулся к ней, а потом почувствовала тепло его плеча.

– Пуговка, да не волнуйся ты, я просто услышал его имя и все, так что никакие твои сердечные и прочие тайны мне не открылись. Честно.

– Ага, – глупо ответила Кристина себе в ладони.

Он рассмеялся и обнял ее.

– Ладно, перестань, ничего такого ведь не произошло. Я просто спросил. Не хочешь, не отвечай.

– Просто спросил? Ну да, я только что убедилась, насколько это было просто… А тебе разве не все равно?

– Да нет, ты знаешь, мне не все равно. Я видел, как ты переживаешь, и, естественно, подумал, что это я виноват, что спровоцировал своим… ммм… поступком… что ты чувствуешь себя виноватой перед… ним, ну и…

Пульс Кристины постепенно возвращался в норму. Опустив голову, она разглядывала носки своих туфель. Ей и самой было не ясно, что с ней такое творится, где уж тут объяснять кому-то еще, даже такому чуткому и готовому понять человеку, как Алекс. И в то же время ей безумно хотелось хоть с кем-то поделиться, попытаться вслух выразить то, что ее мучило. Может, ей тогда и самой стало бы хоть чуточку легче? Вдруг, если она расскажет Алексу о том, что не дает ей покоя, то сможет разобраться в самой себе? В конце концов, они завтра расстанутся и вряд ли увидятся вновь. А, кроме него, она не отважится сказать о Нике ни родителям, ни Миранде, никому на свете.

Кристина не замечала, что от волнения кусает костяшки пальцев.

– Ты прости, Пуговка, что давлю на тебя и пристаю с расспросами, – проговорил Алекс, видя, что она колеблется. Он мягко высвободил ее руку, спасая пальцы. – Просто мне не хотелось бы расставаться с тобой, зная, что я все испортил, ну, пусть не все, но что чем-то тебе навредил, усложнил твою жизнь…

Кристина подняла голову и посмотрела на него. Его лицо было так близко, что она разглядела в голубых глазах желтые пятнышки, даже в слабом свете садового фонаря. А еще она прочла в них искреннюю тревогу и заботу о себе и поняла, что не сможет рассказать ему ничего. Это не его груз, не его беда, и помочь ей он не в силах.

Она сама разберется. Если сможет.

– Алекс, милый, ты ни в чем не виноват. Спасибо тебе, но ты мне не поможешь.

Ее губы дрогнули.

Алекс грустно кивнул и сжал ее ладони.

– Хорошо, я понял, – он немного помолчал. – Пуговка, можешь пообещать мне одну вещь?

Вот теперь и ему нужно что-то пообещать. Как она от этого устала… От всего устала.

– Ненавижу, когда меня просят о чем-то подобным образом, – вздохнула Кристина, стараясь придать своему голосу шутливый оттенок. – Сразу чувствуется какой-то подвох. Неужели нельзя просто попросить? Сказать, например: «Кристина, дорогая, сделай мне одолжение…»

– Ты мне дорога, это не секрет, но мне ничего не нужно, в том числе и одолжений, – серьезно перебил Алекс, не поддаваясь на ее завуалированное предложение обратить их разговор в шутку. – Я хочу попросить не ради себя, а ради тебя, вернее, преимущественно ради тебя.

– Ты о чем? – озадаченно проговорила Кристина.

Нет, какой-то подвох определенно есть.

– Обещай мне, что не наделаешь глупостей, ладно? Ну, когда вернешься домой или потом… Прежде чем что-то решить, подумай как следует.

Она рассердилась.

– Теперь я понимаю тебя еще меньше, Александр Гарднер! Что конкретно я должна пообещать? И какие глупости, по-твоему, я могу натворить?

– Мисс Риверс, – Алекс выпрямился и взял ее за подбородок. Под его взглядом по спине у нее поползли противные мурашки. – Я знаком с тобой всего две недели, но успел узнать тебя достаточно, чтобы понять, какая ты и на что ты способна. Поэтому мне кажется, моя просьба не лишняя. Если сейчас не понимаешь, может, поймешь позже, только пообещай.

Она смотрела на него во все глаза. О чем это он?

– Обещаешь, Кристина? – настойчиво повторил Алекс.

Он в первый раз назвал ее по имени. Почему-то от этого и от его слов, а еще от того, как он их произнес, к горлу подкатил ком.

Кристина нашла в себе силы только кивнуть в ответ.

Обещать не совершить ошибку было едва ли не труднее, чем постараться выполнить обещание.