Осколки памяти

Глава 13. Обрыв

Нервно барабаня кончиками пальцев по подоконнику, Кристина наблюдала через окно в холле, как Ник ставит мотоцикл у ворот и направляется к ее дому по подъездной дорожке.

От непонятной злости и бессилия у нее сводило скулы.

«Ну и пусть», – спорила она неизвестно с кем. – «Ну и пусть, лишь бы все это поскорее закончилось!»

В голове прозвучал голос Алекса: «Обещай мне, что не наделаешь глупостей. Прежде чем что-то решить, подумай как следует».

«Пошел ты!» – зло прошипела она в ответ своим воспоминаниям.

Она думала предостаточно. И на обратном пути в Хиллвуд, и сегодня ночью, когда не смогла заснуть и думала, думала, думала.

Все, хватит!

Когда Ник приблизился к большой цветущей клумбе, она уже выходила во двор с тем, чтобы он не успел подойти к двери и родители не узнали о его приходе. Не хватало еще обмена любезностями и рассказов о поездке, все равно мать, как всегда, лицемерила бы, а отец отмалчивался. К такой беседе Кристина совсем не была готова. Ее не оставляло неприятное ощущение, будто все нервы стянуты в тугой узел у нее в груди, и этот узел затягивается все сильнее.

Ник улыбался и держал в руках букет свежих лесных цветов, очень похожих на те, из которых она сплела венок там, у озера, перед их расставанием. Ей очень не хотелось брать эти цветы в руки, словно они могли причинить ей боль, поэтому она умышленно игнорировала их, пока Ник не протянул их так, что отказаться было просто невозможно.

– Здравствуй, Кристи! Ты вернулась сегодня утром? – в его счастливых глазах Кристина увидела отражение лазоревого майского неба и свое застывшее неподвижной маской лицо.

На самом деле они приехали еще накануне вечером.

Черт, ну почему она не умеет врать?

Ей удалось выдавить из себя только несколько слов:

– Привет. Нет, раньше.

– Почему же ты мне не позвонила?

– Ты же сам запретил тебе звонить. Забыл?

Кристина стояла на расстоянии вытянутой руки и нервно теребила нежные разноцветные лепестки.

Несколько фиалок упали к ее ногам и теперь жалко валялись на гравии.

– Но я тогда имел в виду… – Ник осекся и нахмурился: – Кристи, что случилось?

Он шагнул к ней. Слишком поспешно отодвинувшись в сторону, почти отшатнувшись, Кристина отвела взгляд.

– Пойдем в беседку, – она говорила холодным тоном, совершенно ей не свойственным, и поэтому Ник молча последовал за ней в глубину сада.

Прошло минут десять. Наконец Ник чуть слышно сказал:

– Я думал о тебе каждый день. Каждую ночь. Я просто с ума сходил в ожидании, когда ты вернешься, Кристи. Я скучал по тебе, скучал невыносимо. И знаешь… я не так представлял себе нашу встречу. Ты изменилась, и по-моему… по-моему, ты мне не рада.

Кристина разглядывала опоры беседки, сидя вполоборота к нему. По столбам, выкрашенным в белый цвет, полз вверх молодой плющ, цепляясь за сучки и трещинки в древесине. Единственная мысль, которая, как заноза, засела в ее голове, тревожила ее и не давала даже осознать, что он ей говорит: она с ужасом ждала, что он приблизится и поцелует ее.

Только не это!

Кристина передернула плечами от нарастающего чувства неприязни к Нику, от своих странных мыслей и вообще от нелепости происходящего.

Как же ей было нехорошо сейчас, как тяжело! Ей даже показалось, что ее начало знобить. Вот бы вернуться на неделю назад, оказаться на теннисном корте Гарднеров, беспечно болтать с милым Алексом, зная, что это всего лишь флирт, нет, даже не флирт, а просто дружеские отношения, ни к чему не обязывающие, но приносящие светлую радость.

Даже поцелуй Алекса под дождем, взметнувший тогда целую бурю в ее душе, казался ей сейчас смешным эпизодом по сравнению с тем поцелуем, которого она с таким необъяснимым страхом ожидала и не хотела.

Она подавила в себе стон.

«Господи, только не это, только не это! – как заведенная, повторяла про себя Кристина, бессмысленно глядя на резные листики плюща. – Я не хочу, не хочу!» И волна отвращения, зарождаясь где-то в области желудка, поднималась в ней все выше и выше.

Единственное, чего ей хотелось сейчас больше всего, чего она страстно, отчаянно желала, – чтобы Ник Вуд ушел. Просто встал и ушел, без объяснений и попыток выяснить причину произошедшей с ней перемены.

А еще, чтобы она больше никогда его не видела.

Но такого невероятного поворота событий ждать не приходилось, и она это прекрасно понимала, что раздражало ее еще сильнее.

Внутренний голос, заглушенный напряженным ожиданием выяснения отношений, твердил: «Посмотри на него. Посмотри. Просто взгляни ему в глаза. Ведь это Ник, твой Ник. Ты же любишь его, Кристина! Повернись и посмотри на него. Он же ни в чем не виноват».

Но она упрямо не отводила глаз от обвитого плющом столба. Ей казалось, что эта жесткая и упругая ветка обвивает не столб, а ее шею, и душит ее, душит…

– Кристи, что случилось?

Она вздрогнула всем телом. Наверняка Ник это заметил.

«Ну и что», – зло подумала она и закусила губу. Однако отвечать все-таки пришлось:

– Ничего.

– Я же вижу, что-то произошло. Ты можешь мне объяснить, что?

Нет.

Это была правда. Она не могла ему ничего объяснить.

Ник встал со скамейки и подошел к ней. Кристина напряглась всем телом, чувствуя, как холодный пот выступил у нее на лбу. Присев рядом, он наконец-то поймал ее взгляд и, накрыв своими теплыми ладонями ее ледяные неподвижные руки, мягко произнес:

– Пожалуйста, расскажи мне, что произошло в Миннеаполисе.

«Нет, нет, нет», – все ее тело словно кололи тысячами острых иголок.

– Ничего, – выдавила она из себя, отводя глаза.

– Кристи… – он подался вперед, и тут Кристина, угадав причину его движения, непроизвольно дернулась и уперлась спиной в перекладину скамьи.

Ник сжал губы. Серебристые глаза затопила такая обида и непонимание, что еще миг – и Кристина сдалась бы.

Или сорвалась.

Она не знала.

«Ну и пусть», – как заклинание, твердила она, пытаясь заглушить проклятый внутренний голос.

«Ты! – яростно кричал кто-то, беснующийся глубоко внутри нее так, что ей захотелось заткнуть уши и закричать самой, лишь бы не слышать его, лишь бы он замолчал, – ты просто полная… полная… нет такого слова, каким можно было бы тебя назвать! Что ты делаешь?! Опомнись! Тебе наплевать на то, как ты поступаешь – с ним, с собой? Ты ведь прекрасно понимаешь, что все это – вся эта дурь, что ты демонстрируешь, – пройдет, что это минутное… А что потом? Ты отдаешь себе в этом отчет?! Ты же будешь горько раскаиваться!»

«Ну и пусть…»

– Мне уйти? – знакомый безжизненный голос прорвался сквозь горячие упреки у нее в голове.

Кристина закрыла глаза и коротко кивнула.

«Уходи. Прямо сейчас. Уходи скорее!»

Прошло несколько бесконечно долгих минут. Ник стоял и ждал, но ничего не изменилось.

– Кристи, не дай мне уйти, – прошептал, нет, скорее, прошелестел срывающийся голос. – Прошу тебя…

Она лишь до крови закусила губу и покачала головой. Минуты капали в ее сознании, как расплавленный свинец: тяжело, гулко и мучительно медленно.

Вдруг Кристина услышала, как Ник пошел прочь по скрипящему дощатому полу беседки, потом ступил на посыпанную гравием дорожку и мелкие камешки зашуршали под его ногами. Каждый его шаг вместе с этим оглушительным шуршанием отдавался в ее голове, словно раскат грома.

Она так и не повернулась, когда Ник уходил, так и не смогла заставить себя открыть глаза. Зато отчетливо слышала, как вдалеке, за цветущими кустами, ворота открылись… закрылись… взревел мотор мотоцикла… и от этого звука Кристина сморщилась, как будто что-то острое ударило ее прямо в грудь, куда-то посередине, туда, где на самом деле находится сердце.

Почему все думают, что оно слева? Нет, болело как раз посередине… Или там не сердце, а душа? Почему на анатомии об этом ничего не рассказывают?

А на душе было муторно. И вместе с тем она чувствовала себя так, словно невыносимая тяжесть оставила ее. С уходом Ника ей стало легче дышать.

Как так могло быть? Она почти физически ощущала, что больше не было гнета, этих давящих тисков на сердце, не исчезающих с того момента, как там, в Миннеаполисе, она впервые с неприязнью подумала о возвращении домой, о встрече с Ником.

Ей было невыносимо тяжело и легко одновременно. От этого раздвоения можно было сойти с ума.

Истерзанные лесные цветы остались сиротливо лежать на скамейке, как невысказанный упрек. Кристина так и не смогла притронуться к ним, хотя бы для того, чтобы выкинуть.

Она встала, всеми силами сопротивляясь той тяжести, что навалилась на нее, и на деревянных ногах пошла в дом.