По ту сторону свободы

Глава 18

Лив медленно открыла глаза, ощущая, как тяжесть в голове давит, будто кто-то вывернул её наизнанку. Свет вечернего сумрака едва проникал сквозь занавески. Её тело было болезненно глухим, а внутри — словно пустота, заполненная обрывками воспоминаний.

Где-то рядом прозвучал его голос — низкий, насмешливый, как будто вчерашняя ночь была обычным эпизодом.

— Соня, просыпайся. Уже почти вечер.

Она не ответила, не сразу решаясь повернуться к нему. Его рука коснулась её плеча — нежно, но это прикосновение напомнило о той силе, что вчера разломала всё внутри неё.

Лив провела пальцами по шее, наткнувшись на царапины, потом опустила взгляд на руки — под рукавами проступали тёмные пятна синяков. Каждый из них — как отпечаток вчерашнего ужаса. Её дыхание сбивалось, а внутри гремел бой. Она хотела закричать, но знала: всё уже случилось. И кричать — поздно.

— Ты опять закрываешься, — печально усмехнулся Дориан, но его голос был легким, почти насмешливым, словно он пытался разрядить атмосферу. — Ну, теперь ты точно попытаешься сбежать? Я даже дам тебе фору, секунд тридцать, но не больше.

Лив отвернулась, закусив губу так сильно, что почувствовала вкус крови. Раньше его шутки могли растопить лёд в её душе, теперь же все они были мимо.

— Ты правда думаешь, что я хочу играть? — наконец выдохнула она, голос прорывался сквозь сдавленную грудь.

Он перестал улыбаться. Взгляд его остекленел, и в этом взгляде пряталась усталость и что-то тёмное — смесь злости и боли.

— Лив, — начал он тихо, но каждое слово било в неё, словно удар, — ты боишься меня. Ты боишься сказать «нет». И вот это — результат.

Она вздрогнула, внутренне протестуя, но голос предательски молчал.

— И да, эта ночь... — начал он, подбирая слова. — Я вёл себя не по-джентльменски. Если ты чувствовала страх, в этом была и моя вина. Я не снимаю с себя ответственность. Я сделал больно и этого не должно повторится.

Её глаза наполнились слезами, и голос едва слышно прорвался изнутри:

— Я не могла сказать «нет», потому что боялась, что будет только хуже. Ты сказал... Просил доказать... Что я могла после этого?

Он тяжело вздохнул, отступая на шаг, словно боялся повредить её ещё больше.

— А мы точно были в одной комнате? — сказал он с резкой, едкой усмешкой. — Потому что я слышал совсем другую историю. Ты говорила «да», Лив, и я слышал это как «да». А потом, оказывается, всё было иначе.

Лив хотела ответить, но вместо слов вышел лишь горький вздох.

— Хорошо, допустим, — продолжил он, поднимая руку к её щеке, — что я чудовище, которое бы переступило через твоё «нет», то скажи, почему ты всё ещё со мной? Почему живёшь под одной крышей с тем, кому, по твоему мнению, настолько плевать на тебя, Лив?

Её взгляд дрогнул. Она не знала ответа. Или знала — но не хотела произносить его вслух.

— Дверь всегда открыта. Ты свободна уйти. И я не буду тебя удерживать, хоть и очень хочу, чтобы ты осталась, — прошептал он.

В комнате повисла тишина. Лив почувствовала, как дрожь пробежала по телу, словно вокруг стало очень холодно.

— Что нам теперь делать? — спросила она еле слышно.

— Или мы продолжаем играть в «монстра и жертву», — сказал он, и уголки губ дёрнулись, — или признаем: мы оба попали в ситуацию, где никто из нас не знает, как быть. И решаем это. Вместе.

Он на секунду замолчал, потом взгляд его упал на её запястья.

— Я не знаю, как теперь к тебе прикасаться, — признался он.

Лив подняла на него глаза. В нём было и раскаяние, и гнев, и всё то, чего она боялась и к чему одновременно тянулась.

Она закрыла глаза, вдыхая его запах, и пыталась понять, есть ли в ней силы, чтобы что-то решать. Желание было. А хватит ли воли — она ещё не знала.

Между ними повисла пауза, казалось, в этой тишине можно было услышать движение воздуха.

— Хочешь, чтобы я всё исправил? — вдруг сказал он. — Тогда начнём с малого.

Она обернулась — он стоял уже ближе, держа в руке небольшую коробочку. Чёрная, гладкая, будто выточенная из самой ночи.

— Это тебе, — тихо произнёс он. — Я приготовил это ещё до... Открой.

Лив медленно взяла коробку. Внутри было ожерелье. Древнее, слегка вычурное, с чёрными бриллиантами в обрамлении белого золота. Камни сверкали глухо, почти зловеще. Украшение было великолепным... и тяжелым.

— Дориан... — она не смогла подобрать слов.

— Оно достойно тебя, — отозвался он. Его голос — почти торжественный. — Надень.

Она послушно подняла ожерелье и застегнула его на своей шее. Тяжесть камней легла на ключицы.

— Сегодня твой день, — сказал он. — У меня потом будет масса дел. Но этот — твой. Хочешь в город? Или предпочтёшь остаться в постели?

— В город, — ответила Лив. Голос прозвучал неожиданно твёрдо даже для неё самой.

Он кивнул с едва заметным удовлетворением. Потянулся, размял плечи — с ленивой грацией хищника, уверенного в себе.

— Тогда приходи в себя, красавица. Я скоро вернусь. Не скучай.

Дверь закрылась. Лив осталась одна. Ожерелье на шее пульсировало тяжестью, напоминая, что подарок может быть не просто знаком внимания, а ошейником. Она села на кровать и сжала кулаки, пряча дрожь. Он извинился. Он попытался объяснить. Он снова был обаятельным и тёплым. Но её кожа помнила, её страх не исчез.

«Я должна верить ему. Я должна...» — шептала она себе, как мантру.

Вдруг дверь снова распахнулась. Он вернулся — с театральным размахом, держа на руке несколько платьев.

— Ужас, что у тебя в шкафу, — с преувеличенной серьёзностью заявил он. — Катастрофа. Нечего надеть приличной девушке.

Лив моргнула, не сразу понимая, что происходит.

— Что?

— Вот, — он бросил платья на кровать. — Выбирай. Хотя, честно, я уже знаю, какое пойдёт лучше.

Она медленно взяла одно из них — чёрное, простое, но элегантное. Лёгкая ткань мягко скользнула по пальцам.

— Это слишком... ты, — покачал он головой. — Слишком закрыто, слишком безопасно. А с чего бы тебе прятаться?

Он подошёл ближе и поднял кремовое платье с глубоким вырезом.

— Вот это — да. Это говорит: «Я знаю о своём великолепии». Надень.

Лив хотела возразить, но его взгляд был слишком прямым. Не угрожающим. Просто... напористым. Как человек, уверенный, что лучше знает, что тебе подойдёт.

— Ладно, — сдалась она. — Но только потому, что ты настаиваешь.

— Умница, — произнёс он, и снова появилась его фирменная усмешка. — Переодевайся. Я подожду.

Она ушла в ванную, ощущая, как пылают щёки. Платье — красивое, но слишком открытое. Она вспомнила как оно оказалось в её гардеробе — это был подарок от Мар, когда та пыталась вытащить её из апатии после расставания со Стэнли. Тогда она так и не надела его. Не чувствовала себя достойной. Сейчас... тоже не чувствовала.

Она посмотрела в зеркало. Вырез открывал шею — где царапины ещё не побледнели. Лив быстро отвернулась, чтобы не успеть разреветься.

Когда она вышла, Дориан присвистнул и театрально приложил ладонь к груди.

— Я же говорил. Ты выглядишь... как моя.

Слова прозвучали тепло, почти игриво. Но в них был подтекст, от которого снова защекотало тревогой под рёбрами.

— Нужно будет заехать в бутик, — добавил он. — Купить тебе что-то настоящее. Что подчёркивает твою... исключительность. Но, боюсь, сегодня не успеем.

Лив закатила глаза, но сердце забилось быстрее.

— Поехали, — сказала она. Её голос был ровным. Слишком ровным.

Они вышли из особняка. Тёплый воздух ударил в лицо, и Лив инстинктивно прищурилась — день клонится к закату, небо лилось медным светом. Дориан держал её за руку. Хватка была мягкой, почти неощутимой, но в ней чувствовалась власть. Он вёл, не спрашивая.

Лив попыталась улыбнуться солнцу, но мышцы щёк слушались с трудом. Всё внутри ещё дрожало, словно не проснулось до конца.

— Хочу кое-что показать, — проговорил он, останавливаясь у стоящего у ворот мотоцикла. Чёрный, глянцевый, острый в линиях, как сам Дориан. Он погладил руль. — Моё новое увлечение.

Лив остановилась, уставившись на байк.

— Сегодня будут гонки? — осторожно уточнила она.

— Да, детка, — подтвердил он с усмешкой. Его голос был ленив, но глаза горели. — Садись. Тебе не помешает немного адреналина. Или ты боишься скорости?

Она вздрогнула — лёгкая усмешка, но в ней был вызов. Она сжала губы, подавила тревогу. И села. Его спина напряглась, когда она обняла его за талию, и в этом движении было что-то невыносимо интимное. Она коснулась его, и сердце дрогнуло.

Рёв двигателя заглушил её мысли.

Они прибыли на старый склад на окраине города — словно в другой мир. Толпа гудела, как рой. Резкий свет фар, тяжёлый бас музыки, запахи бензина и сожжённых шин. Всё было чужим, шумным, но рядом с ним — безопасно. В единственном Лив не сомневалась — Дориан защитит её от любого, но ей было важнее, сможет ли он защитить её от самого себя.

Он уверенно вёл её к стартовой линии. В глазах прохожих — любопытство, зависть, даже трепет. Его здесь знали. Её — хотели узнать, потому что она с ним.

— Держись крепко, — бросил он, натягивая шлем. — И не кричи. Хотя... кричи. Мне нравится.

Лив закатила глаза, но невольно улыбнулась.

И всё началось. Гонки. Скорость. Ветер рвал волосы, мимо проносились огни и тени. Лив вцепилась в него, не зная, от чего сильнее трясёт — от страха или возбуждения. Мир размылся, остался только он, ревущий мотоцикл и ощущение полной потери контроля.

Он пришёл к финишу первым. Толпа взревела. Дориан снял шлем, его волосы растрепались, а лицо светилось победой. Он помог ей слезть, его рука задержалась на её талии. Девушки смотрели с завистью, парни — с почтением. Но она видела только его.

— Если отец Кристофер прав и вампирам не гарантирован ад, — прошептал он, наклоняясь к её уху, — я всё равно сгорю в гиене огненной за мысли о том, что хочу сделать с тобой сегодня ночью.

Её дыхание сбилось. Слова проникли под кожу, опалили. Но вместе с жаром пришёл холод. Перед глазами мелькнули: вспышка клыков, сдавленное горло, слова, которые она не успела сказать.

Она сделала шаг назад. Резко. Его рука соскользнула с талии.

Он заметил. Его взгляд стал жёстче — на миг. Но он сдержался.

— Или не сегодня, — произнёс он, закатав глаза в привычной насмешливой манере. Голос — тихий, но с нотками иронии. — Гореть мне в аду дважды. Лив, мы не можем отбивать чечётку на одной и той же проблеме. Я хочу тебе помочь. Серьёзно.

Она сжала подол платья. Её взгляд метался, как мотылёк, бьющийся о стекло.

— Помочь? — еле слышно.

— Да, — он скрестил руки на груди. — Давай по-честному. Я опасен. Ты это знаешь. И иногда я не контролирую то, что вылетает из моего рта. Но у меня нет проблем с контролем действий. Я хочу быть с тобой, а не против тебя.

Он сделал паузу, глядя ей в глаза.

— Я не хочу, чтобы ты пряталась от меня в кладовке, потому что я в порыве страсти перешагнул грань. Детка, так это не работает. Давай думать вместе. Что будем делать?

Она молчала, взгляд упал в сторону.

— Кстати, — добавил он, и его голос стал легче, с дерзкой искрой. — Идея. Мы же играем, забыла? Вопрос на вопрос. Но теперь давай изменим правила. — Он наклонился ближе, его глаза сверкнули. — Правда или действие?

Лив моргнула, её сердце забилось быстрее.

— Правда... — выдохнула она неуверенно.

Он улыбнулся с едва заметной провокацией.

— Хорошо. Но, хватит с нас шума, — сказал он, надевая шлем. — Поехали туда, где тише.

Они уехали прочь — от криков, моторов, запаха бензина. Мотоцикл нёс их сквозь ночь, и Лив сжимала его так крепко, что её руки свело от напряжения. Не потому что боялась упасть, а потому что не могла решить — бежать или остаться.

Он остановился на набережной, где ветер гладил поверхность воды, а фонари дрожали в отражении. Река текла, как тьма — спокойная снаружи, но глубокая и непредсказуемая.

Дориан бросил свою кожаную куртку на песок.

— Садись. — Его голос был спокойным, как будто и не было между ними никакого напряжения. — Не хочу, чтобы испачкалось платье. Мне оно чертовски нравится.

Лив села. Дрожь, которую она сдерживала всю дорогу, выбралась наружу. Он не смотрел на неё — глядел на воду, будто ждал, пока она придёт в себя или сам собирался с мыслями.

— Хочешь играть дальше? — спросил он, наконец.

— Я уже согласилась, — ответила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— Правда или действие?

— Правда, — шёпотом, чуть колеблясь, выдохнула Лив.

— Чего ты на самом деле боишься?

Этот вопрос ударил неожиданно. Лив ответила не сразу.

— Не знаю, — выдавила. — Я боюсь боли, причинённой твоей рукой, потому что... Когда тебя ранит тот, от кого ждёшь ласки это... ломает. — она замолкла на миг, но, собравшись, продолжила, — А ещё я боюсь, что мне перестанет быть страшно там, где должно быть.

Он ничего не ответил. Только дышал чуть глубже. Слушал.

— Правда или действие? — тихо спросила Лив, прерывая тишину.

— Действие.

Она набрала воздуха.

— Покажи мне клыки.

Он замер, вскинув брови, потом усмехнулся.

— Ты правда хочешь сейчас их увидеть?

Не дожидаясь ответа, он наклонился ближе. В его взгляде была темнота, сдержанная, но почти осязаемая. Клыки выдвинулись — острые, белые, почти нереальные. Лив вздрогнула, но не отпрянула. Он тут же спрятал их, и усмехнулся.

— Довольна?

И придвинулся ближе.

— Моя очередь спрашивать. Правда?

— Действие, — сказала она, чуть дрожащим голосом.

Он взглянул на неё, будто что-то считывал по глазам. Потом кивнул.

— Покажи, где у тебя остались следы. Не потому что я хочу их видеть. А потому что мне нужно знать, где я сломал.

Её сердце провалилось куда-то вниз. Но она не отводила взгляд.

Молча, медленно, она откинула волосы, оголив шею. Тонкие царапины от его клыков алели на бледной коже — не укус, но следы, где он остановился в последний момент. Затем — подняла рукава, обнажая запястья и предплечья. Тёмно-синие пятна, словно отпечатки пальцев, усеивали кожу, болезненные, неровные, тянулись до локтей. Она стиснула губы, чувствуя, как горят щёки. Последним, с долгой паузой, она решилась приподнять подол платья. Пальцы дрожали, ткань смялась в кулаке, пока она открывала бёдра. Тёмно-фиолетовые полосы, глубокие, почти чёрные, опоясывали кожу с внутренней и внешней стороны — следы его хватки, слишком сильной для хрупкого человеческого тела. Взгляд Дориана упал туда, и Лив тут же дёрнула ткань вниз, пряча бёдра, будто могла стереть эти отметины одним движением. Она сильнее натянула подол, прижимая его к ногам, и отвернулась, не желая ни видеть эти следы, ни ловить его реакцию. Ей будто было стыдно — за своё молчание, за то, что эти пятна вообще есть.

— Прости, — сказал он, тихо. Без попытки оправдаться. — Я ненавижу себя за то, что это сделал. Сейчас, наверное, впервые в своей жизни, я сожалею, что я не могу исцелять своей кровью...

— Что значит «исцелять»? — Лив вскинула брови от удивления.

— Все мои творения, как и творения моих творений обладают этой возможностью. Если человек выпьет кровь вампира или если нанести её на внешние повреждения — она лечит. Кровь любого вампира, кроме моей. Но сейчас не об этом... Мне очень и очень жаль.

Он сжал губы, опустил взгляд, потом поднял его на неё.

— Правда.

— Скажи, — произнесла она тихо. — Почему... этой ночью тебе это так нравилось? Быть жёстким. Я видела твои глаза. Ты наслаждался этим. Почему?

Он замер, будто не ожидал вопроса. Его лицо стало серьёзным.

— Потому что... — он отвёл взгляд, пальцы сжал в кулак. — Потому что я был зол. Потому что слышал ваш разговор с Мар. А до этого... Лив, мне пришлось выбирать между... Чёрт, хорошо. Хорошо, я расскажу.

Мне пришлось наблюдать со стороны пока ты находилась в опасности и надеяться, что Лиам не допустит ошибки, что ты не пострадаешь. Потому что ты не простила бы мне того, что мне пришлось бы сделать, если бы я вмешался. Рисковать тобой и потерять тебя или убить всех, включая Мар и потерять тебя — вот каков был передо мной выбор. И я слетел с катушек.

Он снова взглянул на неё.

— И ещё потому, что я не думал, что тебе было по-настоящему больно. Я думал, тебе нравиться, когда всё на грани и не заметил, как перешёл её. Я видел в этом страсть, а не жестокость. Я ошибся. Мне теперь жить с этим.

Она опустила голову. Губы сжались. Но потом — тихо, почти едва слышно:

— Ты прав. Мне иногда действительно это нравится. Но не тогда, когда я чувствую себя вещью. Мне просто нужно знать, что ты вернёшь мне контроль, если я попрошу.

Он кивнул. Медленно.

— Я хочу проверить, — сказала она, подняв на него взгляд. — Мне нужно знать, где твоя грань. Где заканчиваешься ты и начинается... зверь.

В его глазах мелькнуло что-то, что невозможно было сразу считать — смесь желания и мрачной готовности.

— Тогда проверь. Что ты хочешь сделать?

Лив выпрямилась в напряжении, царапнула ногтем по шее — по свежим отметинам. Капля крови выступила на коже. Она поднесла палец к его губам и провела по ним — медленно, не отводя взгляд.

Всё тело Дориана напряглось. Он застыл, как зверь, который учуял добычу. Его зрачки расширились, дыхание сбилось. Он резко рванулся ближе, схватив её за талию — быстро, неожиданно, заставляя её вздрогнуть и выдохнуть от испуга.

— Зачем ты это сделала, Лив... — прошипел он, его голос стал ниже, почти срывистым. — Это... опасно. Ты понятия не имеешь, насколько.

Её дыхание стало рваным. Он держал её близко, глаза горели, клыки медленно выдвинулись. Он склонился к её горлу, словно готов был вонзиться.

— Я ведь мог бы, — прошептал он, обжигая её дыханием. — Одно движение. Всего одно... Это то, чего ты хочешь? Это цель твоей проверки? Сейчас ты узнаешь, какова её цена.

Лив замерла. Всё тело было натянуто, как струна. Страх, почти первобытный, парализовал. Но что-то внутри — не дало ей отпрянуть.

И тут он резко... расслабился.

Он выпустил её, откинулся назад, провёл рукой по губам. И в следующую секунду сплюнул кровь в песок.

— Лив, — сказал он, показательно закатив глаза, — Я контролирую себя лучше, чем тебе кажется.

И он рассмеялся — тихо, свободно, и этот смех прорезал её напряжение, как лезвие.

— Я пугаю тебя? Да. Я могу. Но это не значит, что я причиню вред. Страх — не доказательство угрозы.

Лив с трудом сглотнула. Щёки горели. Но она уже не дрожала — не так, как раньше.

— Ты невыносим. — смех прорвался через стену обиды и Лив зашлась в истеричном хохоте. — Нет, это чистая правда, не устану это повторять.

— Давай так, Лив. — Дориан сменил тон на серьёзный, но его голос был мягким. — Если мы опять дойдём до этой черты — ты будешь говорить. Стоп — и я останавливаюсь. Без вопросов. Ты видела это только что — я это могу.

Она взглянула на него, и в этом взгляде было что-то новое. Не доверие, пока ещё нет. Но желание поверить.

— Договорились, — прошептала она.

Он усмехнулся, склоняя голову чуть ближе.

— А теперь, можно я всё-таки украду у тебя поцелуй?

Лив улыбнулась — впервые по-настоящему за весь вечер.

— Я думаю, что да. — почти шёпотом ответила она.

И он поцеловал её — не властно, не требовательно. А так, как будто просил прощения каждым прикосновением.