Лив стояла у огромного окна в гостиной, за которым медленно умирал закат, окрашивая небо в тревожные, багровые тона. Она сжимала в руках остывшую чашку чая, пытаясь унять дрожь, что пробегала по телу при каждой мысли, проносящейся в её сознании. Слова Виктора о «вечности» и «подлинности» до сих пор звучали в голове, но они лишь усиливали чувство изоляции. Его мир был миром света и полутонов. Её — миром теней и крови.
Из соседней комнаты доносились приглушённые голоса. Дориан. И Сиенна. Лив прислушалась, невольно ловя обрывки фраз.
—...были слишком самоуверенны, господин. Их амбиции погубили их. — Голос Сиенны был елейным, полным безмерного восхищения. — Вы в очередной раз доказали свою проницательность. Они думали, что способны бросить вызов... ха! Жалкие попытки.
— Хм, — Дориан ответил низким, почти ленивым голосом, в котором сквозило удовлетворение. — Они были всего лишь пешками в чужой игре, Сиенна. Удобным инструментом для тех, кто хотел видеть беспорядок. А беспорядок в моем городе мне не нужен.
— Именно, господин. Порядок восстановлен. Вы — истинный хозяин этого города. Ваша мудрость и сила не знают равных. Никто не смеет идти против вашей воли. Даже те, кто считал себя сильными, склонились перед вами.
Лив слушала, как Сиенна буквально боготворит Дориана, прославляя его победу. «Порядок восстановлен». Это означало, что Дориан окончательно усмирил всех, кто покушался на его власть в городе. Хорошо. Это означало, что теперь у него есть время. Время заняться её вопросом.
Она отошла от окна, направляясь к кабинету. Дориан уже был там один, просматривал какие-то бумаги, откинувшись на спинку кресла. Его поза была расслабленной, но в каждом движении ощущалась невероятная сила. Увидев её, он отложил документы и одарил её той самой, чуть снисходительной, но обворожительной улыбкой.
— Оливия, — его голос обволакивал, словно дорогой бархат. — Ты выглядишь задумчивой. Что беспокоит твой пытливый ум?
Лив глубоко вздохнула, пытаясь придать голосу уверенности.
— Я... я думала о нашем уговоре. О поисках. — Она старалась, чтобы её голос звучал заинтересованно, но не навязчиво. — Теперь, когда ты навёл порядок... у тебя ведь есть время? Ты действительно ищешь для меня то, что нужно? То, о чём мы говорили?
Дориан поднял бровь, и в его глазах мелькнула тень насмешки, которая быстро скрылась за маской безмятежности.
— Моя дорогая, разве ты сомневаешься в моих словах? — Он поднялся и медленно подошёл к ней, его движения были плавными, гипнотическими. — Конечно. Я занят этим. Я всегда держу свои обещания. Тем более, когда речь идёт о том, что так важно для нас. Можешь быть абсолютно уверена, поиски ведутся самым тщательным образом. Ничего не ускользнёт от моего внимания.
Он легко коснулся её щеки, его пальцы были прохладными и твёрдыми. Лив вздрогнула, но не отстранилась. В его прикосновении не было угрозы, скорее намёк на глубокую, но не до конца понятную ей одержимость. Дориан был идеален в своей игре, и это пугало больше всего. Он убеждал её, флиртовал, отвлекал — но ничто из этого не успокаивало её внутреннюю тревогу. Она чувствовала себя марионеткой, чьи нити находятся в его искусных руках.
«Ничего не ускользнёт от моего внимания». Эта фраза зацепилась за её сознание, но по-другому. Как утверждение его всеведения. Но Лив больше не могла сидеть сложа руки. Она решила действовать.
В голове Лив начали всплывать обрывки воспоминаний. Слова Отца Кристофера о «бойне», когда охотники впервые напали на город. Слова Лиама о том, как охотники выследили Дориана и хотели его «обратить» — то есть, лишить силы. Эти события теперь по-новому зазвучали в её голове, требуя ответов.
Если охотники так близко подобрались к Дориану в тот раз, значит, у них должен был быть план. Значит, сыворотка действительно существовала и была в их руках в тот момент! Её следы потерялись именно в том временном отрезке, и это значит, что с этого момента и нужно искать. И единственным, кто мог бы что-то знать и рассказать о той ночи, был Отец Кристофер. Он пережил те страшные события. Он видел всё.
Лив отошла от Дориана, стараясь выглядеть естественно.
— Спасибо, Дориан, — сказала она, её голос был ровным, но внутри всё дрожало от нового, смелого плана. — Мне нужно немного отвлечься. Эрид приглашала меня в Обитель последней надежды, послушать скрипку и пообщаться с прихожанами. Обещала познакомить с кем-то... интересным. Думаю, это то, что мне сейчас нужно. Ты не будешь против?
На лице Дориана не дрогнул ни один мускул. Его губы тронула лишь тонкая, почти незаметная усмешка. Он явно счёл её поездку безобидным отвлечением, ещё одной из её «причуд» смертной.
— О, паломничество? — его голос был полон шутливой насмешки, но в нём сквозила и тонкая нотка самодовольства. — Конечно, я только «за». Эрид не даст тебе ни скучать, ни попасть в передрягу, поэтому можешь ехать без сопровождения. Тебе действительно не помешает развеяться, сейчас сброшу тебе геолокацию, просто вбей в навигатор. Приятного тебе времяпрепровождения.
Лив лишь кивнула, отвернулась, чтобы он не видел блеска в её глазах. Она знала, что он считает, будто контролирует каждый её шаг. Но на этот раз он ошибся. Он думал, что она ищет утешения, а она шла за правдой.
Обитель встретила её прохладой старых камней и запахом ладана. Здесь, как и в прошлый раз, царила особая тишина, прерываемая лишь шёпотом молитв, тихим шарканьем прихожан или очаровательной музыкой. Лив быстро нашла Эрид, обменялась с ней несколькими общими фразами и, убедившись, что её визит ни у кого не вызовет подозрений, направилась к небольшой келье Отца Кристофера.
Вампир сидел за столом, склонившись над старинной книгой. Его лицо излучало мудрость и спокойствие, но в глубине глаз таилась вековая печаль.
— Лив, дитя моё, — он поднял голову, и его взгляд мгновенно потеплел. — Какими судьбами? Редко ты бываешь у нас. Дориан тоже здесь?
— Здравствуйте, Отец, — Лив сделала глубокий вдох. Сейчас или никогда. — Нет, я одна. Мне нужна ваша помощь. Мне нужно кое-что узнать о той ночи... когда охотники напали на город. О той бойне, о которой вы упоминали, когда были у нас с визитом.
Отец Кристофер нахмурился. Его спокойствие нарушилось.
— Откуда такой интерес, дитя моё? Это было давно. И это не та история, которую стоит ворошить.
— Оттуда, что это связано с моей жизнью, Отец, — Лив шагнула ближе, её голос стал настойчивым. Она почувствовала, как страх отступает, уступая место решимости. — Существует сыворотка. Она может обратить Дориана обратно в человека. Я точно знаю, что она существует, и что, если Дориан решиться её принять, тогда все остальные вампиры потеряют способность обращать. И если Дориан сделает это... Это всё изменит. Его. Мир. Нас... я готова говорить с Лиамом... С охотниками. Я договорюсь с ними, чтобы они оставили в покое Приход. Чтобы они не трогали тех, кто безопасен. Тех, кто не выбирал эту судьбу. Это в моих силах, они послушают меня... Дориан ищет сыворотку. Он обещал найти, а потом подумать... И я хочу помочь ему. Я хочу узнать всё о той ночи. Как она закончилась? Почему охотники отступили? Что произошло?
Отец Кристофер смотрел на неё, его глаза расширялись от удивления и, возможно, от восхищения. Он видел не просто испуганную девушку, а женщину, готовую на всё ради спасения.
— Дочь моя... — Его голос был тихим, почти шепотом, наполненным какой-то древней печалью. — Ты говоришь очень складно, и твои намерения помочь поразительны. И ты знаешь о сыворотке... Но ведь ты знаешь и Дориана, верно? Ты правда думаешь, что такая редкость, такая ценная, и опасная для него вещь может быть где-то ещё, как не у него самого?
Эти слова обрушились на Лив, как ледяной душ. Мир поплыл перед глазами. Её дыхание перехватило. Она знала. Она чувствовала это в каждой клеточке своего тела. Это был тот самый, сокрушительный удар, к которому она подсознательно готовилась. Невозможно...
— Что... что вы хотите сказать? — прошептала она, её голос был едва слышен.
Отец Кристофер опустил взгляд, его тонкие пальцы нервно перебирали страницы книги.
— Возможно, я не прав... Возможно, он убьет меня за то, что я дал тебе эту мысль... Но если есть возможность исправить что-то, остановить кровопролитие... Я молился об этом годами. Во время той бойни охотники убили многих, кровь лилась реками, но не сумев добраться до Дориана они отступили. А он направился вслед за ними. И он вышел из той ночи победителем — так он всегда говорил. Он сказал нам, что покинул город, чтобы увести их, но что если он последовал за ними чтобы завладеть единственным оружием, способным его остановить? Разве это не было бы разумно с его стороны? Я могу ошибаться, но дитя... мы ведь говорим о Дориане.
Лив отшатнулась, прижавшись к холодной стене. Всё стало на свои места. Его контроль. Его самоуверенность. Его «поиски», которые на самом деле были издевательством. Он не искал. Он прятал. Он владел. И он играл с ней, наслаждаясь своей властью. Он всегда держал её судьбу в своих руках, а она, наивная дурочка, верила его словам.
Её мир рухнул. Но на обломках этого мира зародилось новое чувство. Не страх. Не отчаяние. А чистая, кристальная ярость.
Лив не помнила, как добралась до особняка. Мир вокруг неё расплывался, превратившись в пятно безумной ярости, которая жгла её изнутри.
Она даже не сняла плащ, ворвавшись в дом, её сердце отбивало бешеный ритм в груди, угрожая разорваться.
Он ждал её. Сидел в гостиной, всё так же небрежно откинувшись на спинку кресла, с бокалом чего-то тёмного в руке. Его идеальный профиль был обращён к окну, за которым сгущалась непроглядная ночь, и в этой его спокойной, почти небрежной позе Лив увидела квинтэссенцию его манипулятивной натуры. Он ждал её реакции, ждал, когда её эмоции взорвутся, чтобы насладиться своей властью.
— Ты пришла, — произнёс Дориан, даже не повернув головы, его голос был низким, бархатным, каким-то пугающе спокойным. — Быстро же ты справилась со своим «паломничеством». Надеюсь, святой отец не слишком утомил тебя своими нравоучениями? Или, быть может, он поведал тебе что-то... новое?
Лив задохнулась, ноздри раздувались, а глаза горели неприкрытой яростью.
— Новое?! Ты смеешь спрашивать меня об этом?! — Её голос сорвался на крик, переходя в высокий, надрывный визг. Она шагнула к нему, её руки дрожали, сжатые в кулаки. — Ты... ты лжец! Ты мне лгал! Всё это время... всё это время ты знал! Знал о сыворотке! Она всегда была у тебя, не так ли?! Ты просто играл со мной! Манипулировал!
Дориан медленно повернул голову. На его лице не дрогнул ни одна мышца. Он смотрел на неё с тем же ледяным, чуть насмешливым спокойствием, которое так выводило её из себя. В его глазах не было ни удивления, ни вины. Только абсолютное, совершенное безразличие.
— А, вот оно что, — протянул он, его голос был едва слышен, но пронизывал её до самых костей. — Значит, старый Кристофер всё же не сдержал язык за зубами. Как наивно. Я думал, что за столько веков он научился хранить секреты.
— Ты признаёшь?! — слёзы хлынули из глаз Лив, обжигая щёки. Это была не просто печаль, это была боль от осознания глубины его предательства. — Так это правда?! Ты держал её у себя?! Ты врал мне?! Врал... Почему, Дориан?! Почему?!
Дориан медленно поднялся, поставив бокал на столик. Его движения были плавными, хищными, как у пантеры, вышедшей на охоту. Он подошёл к ней, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Его взгляд изучал её, словно она была лишь интересным образцом для исследования.
— Да, Оливия, — его голос стал чуть громче, но оставался спокойным, почти ласковым. — Это правда. Лекарство всегда было у меня. С того самого момента, как те наивные охотники решили, что способны свергнуть меня. Они думали, что это их козырь. Ха! Как же они ошибались. Я просто забрал то, что мне по праву принадлежит. И я бы сказал тебе об этом вскоре, когда пришло бы время.
Лив содрогнулась от его слов. Они были хуже любого удара. Это было не просто признание, это была демонстрация его власти, его презрения к её чувствам.
— Покажи мне! — потребовала она, её голос дрожал от сдерживаемой истерики. — Покажи, что она у тебя! Покажи!
На лице Дориана мелькнула лёгкая, почти незаметная улыбка. Словно она попросила его показать любимую игрушку. Он развернулся и медленно, неспешно направился к одной из массивных книжных полок, за которой, как теперь поняла Лив, скрывался замаскированный сейф. Он набрал несколько цифр на скрытой панели. Щёлкнул замок. Тяжёлая стальная дверь бесшумно отворилась, открывая взгляду тёмное нутро.
Дориан протянул руку внутрь. Его пальцы, длинные и изящные, скользнули по чему-то скрытому в тени. И вот он повернулся, держа в руке небольшую, искусно сделанную шкатулку из тёмного дерева, инкрустированную серебром. Он открыл её, и внутри, на бархатной подложке, покоилась она. Маленькая, прозрачная ампула, наполненная мерцающей алой жидкостью. Сыворотка. Та самая надежда, которая могла изменить всё. Могла ли?
Слёзы снова хлынули из глаз Лив, но теперь это были слёзы не отчаяния, а разъедающей, холодной решимости. Она сделала шаг вперёд, указывая на ампулу дрожащим пальцем.
— Ты сделаешь это, Дориан. Сейчас же! — Её голос был твёрд, как сталь, несмотря на слёзы. — Либо ты примешь её, либо я ухожу. Хватит лжи. Хватит манипуляций. Хватит твоих игр. Я не буду больше частью твоей коллекции! Я не буду жить в клетке, которую ты называешь «заботой»!
Дориан смотрел на неё. Его лицо было непроницаемым. Он опустил шкатулку, вытащил ампулу, держа её между большим и указательным пальцами. Алая жидкость переливалась в свете люстры, будто живой огонь. На мгновение в его глазах мелькнуло что-то неуловимое — то ли грусть, то ли сожаление, то ли тончайший расчёт.
— Ты действительно этого хочешь, дорогая? — Его голос был мягким, почти умоляющим. — Ты готова видеть меня... слабым? Стареющим? Готовым умереть? Готова наблюдать, как моя сила, моя власть, всё, что ты, кажется, так ценила во мне... исчезнет? Ты правда хочешь, чтобы я стал обычным? Безликим? Чтобы я... погиб?
Лив шагнула к нему, отчаянно протягивая руки.
— Да! Да, Дориан! Да! Я хочу! Я буду любить тебя до конца! До самого последнего твоего вздоха! Я выберу тебя даже тогда, когда ты будешь стар и смертен. Даже если ты станешь слабым. Мне не нужна твоя сила! Мне нужен ты! Ты... человек! Только тогда мы сможем быть вместе по-настоящему! Без твоей лжи, без твоих игр! Пожалуйста, Дориан! Сделай это! Ради нас, ради меня... Если ты и вправду ко мне что-то чувствуешь... Если любишь.
Накал достиг своего предела. Воздух в комнате дрожал от её крика и его молчания. Дориан смотрел на ампулу, потом на её лицо, потом снова на ампулу. Его пальцы чуть сжались. Он медленно, почти гипнотически поднёс ампулу к губам. Лив затаила дыхание, её сердце колотилось, отдаваясь гулким эхом в ушах. Вот он, момент. Момент, который изменит всё.
И вдруг...
Он сжал пальцы.
Хруст.
Звон.
Осколки стекла разлетелись по полу, сверкнув в свете люстры, будто осколки разбитых надежд. Мерцающая жидкость медленно растекалась по мраморному полу, впитываясь в него, исчезая, словно и не существовала вовсе.
Лив застыла, глядя на разбитую ампулу. Её сознание отказывалось принимать произошедшее. Это не просто стекло, это её надежда, её будущее, её шанс на нормальную жизнь — всё это сейчас было размазано по полу в бесполезной алой лужице. Голос Дориана, холодный и отстранённый, пробился сквозь оглушающую тишину, словно удар кнута.
Он опустил руку, глядя на неё пустым, ледяным взглядом, в котором не было и тени прежней мягкости или соблазна. Только отстранённость и жестокая ясность.
— Нет, дорогая, — произнёс он, его голос был холоден, как зимний ветер. — Если выбирать между силой и тобой... Уж прости. Я выбираю силу. Без меня этот город, да и многие другие, погибнут. Мой долг — защитить их. И мой долг — не быть слабым. Никогда.
Она подняла глаза на него. В его взгляде не было сожаления, не было гнева — лишь ледяная, непоколебимая решимость. В этот момент Лив увидела его истинное лицо, то, что он так тщательно скрывал за маской обаяния и притворной заботы. Он был не её спасителем, не её любимым, а хищником, который отказался от единственной слабости ради абсолютной власти.
Мир Лив, который только что пытался обрести хоть какую-то опору, рухнул окончательно, разлетевшись на миллионы крошечных, острых осколков. Ярость мгновенно сменилась оглушительной, парализующей пустотой. Слёзы текли по щекам, но она их уже не чувствовала, словно лицо стало чужим. Тело двигалось на автопилоте, каждый шаг казался невыносимо тяжёлым.
Она вышла из библиотеки, не оглядываясь. Поднялась по лестнице в свою комнату, не замечая роскоши вокруг, которая теперь казалась насмешкой. Руки, словно чужие, механически бросали вещи в дорожную сумку. Старый свитер, любимая книга, несколько фотографий... ничего ценного, ничего, что связывало бы её с Дорианом, кроме боли. Она не плакала, но изнутри её разрывало, словно тысячи острых лезвий.
Глубокий вдох. Выдох.
Через полчаса, в кромешной темноте ночи, её машина бесшумно скользнула по улицам, увозя Лив прочь от особняка, который был её тюрьмой и её надеждой. К её старой, такой родной и такой пустой квартире.
Лив открыла дверь ключом, который всегда носила с собой, как последний якорь. Пустая, холодная прихожая встретила её запахом пыли и одиночества. Она рухнула на пол, обхватив колени руками. Пустота. Глубокий, рваный вдох. Судорожный выдох. Истерика. Она начала смеяться, смех был безумным, надрывным, переходящим в рыдания. «Нет... нет... это неправда...» шептала она, пытаясь убедить себя, что это был лишь страшный сон. Отрицание. Она билась головой о пол, пытаясь выбить из себя эту ужасную реальность. Гнев. Гнев на него, за его жестокость. Гнев на себя, за слепую веру. И снова пустота. Такая безграничная и всепоглощающая, что хотелось просто раствориться в ней. Она лежала на холодном полу, чувствуя, как её мир окончательно опустошён. Как теперь... дальше? Что будет в её новом завтра?