По ту сторону свободы

Глава 26

Машина тихо скользила по пустой дороге, беззвучно разрезая умирающий день. Фары пронзали пылающий оранжевый закат, растекавшийся по горизонту, окрашивая небо в оттенки плавленого золота и багрового вина. Воздух дрожал, раскалённый до предела жаром уходящего солнца, и асфальт впереди блестел, будто река расплавленного металла, уходящая в бесконечность. За окнами проносились размазанные тени деревьев, их силуэты сливались в единое чёрное пятно. Редкие, мерцающие огоньки домов казались чуждыми, равнодушными звёздами. Весь мир вокруг будто замер, погружаясь в марево сумерек, застывший на тонкой грани между светом и надвигающейся тьмой.

Лив сидела, вжавшись в кожаное кресло, чувствуя, как вспотевшая спина неприятно прилипает к обивке. Каждый вдох давался с трудом, лёгкие горели, а сердце отбивало бешеный ритм в горле, угрожая выпрыгнуть. Она ловила себя на мысли, что не может различить природу своего страха: боится ли она его или боится того, кем она становится рядом с ним?

Нравишься ли ты себе... такой, Лив?

Сможешь ли ты принять такую... вечность?

Любишь ли ты его всецело, принимаешь ли все его стороны?

Он сидел рядом, само спокойствие. Руки в безупречных чёрных перчатках сжимали руль. Острый, хищный взгляд, казалось, прожигал дорогу насквозь, не отрываясь ни на секунду. В полумраке заката его черты казались нереальными — слишком резкими, слишком совершенными, словно он был создан не из плоти, а из отполированной стали. Лив физически ощущала, как исходящее от него напряжение заполняет каждый сантиметр пространства внутри машины, делая воздух густым и тяжёлым.

Внезапно глухой, сокрушительный удар сотряс автомобиль, бросив его в сторону. Машину повело, шины с визгом оставили чёрные полосы на раскалённом асфальте. Лив вскрикнула, инстинктивно вцепившись в сиденье, а глаза метнулись к зеркалу заднего вида — но там уже были лишь расплывчатые тени, поглощённые наступающей ночью.

— Ох уж эти незваные гости, — произнёс Дориан, его голос был ровным, почти ленивым, но в нём сквозила едва уловимая насмешка. Пальцы на руле напряглись ещё сильнее, кожа перчаток натянулась, обнажая белизну костяшек. — Они выбрали чудесный вечер для суицида.

Внезапно из-за обочины, из густого, колючего кустарника, на дорогу вывалились трое. Их движения были резкими, неестественно дёргаными, словно у марионеток, управляемых невидимыми нитями. Лив не сразу поняла, что пугает её больше — их безумные, горящие лихорадочным огнём глаза или тот факт, что они неслись прямо на них с нечеловеческой, стремительной скоростью.

Дориан резко вдавил тормоз, и машина мгновенно встала как вкопанная. Все звуки исчезли, мир будто сделал глубокий вдох и замер, ожидая.

— Останься здесь, — приказал он, открывая дверь. Его голос был холоден, как сталь. — И не выходи. Что бы ты ни услышала. Всё будет хорошо.

Он вышел, шагнув прямо в последние, кроваво-красные лучи заката. Из-под распахнутой куртки скользнул кинжал — чернильно-чёрный, словно выкованный из застывшей ночи. Его обсидиановое лезвие поглощало свет, будто сама тьма, собравшаяся в смертоносный клинок.

Лив не могла оторвать взгляд. Она знала, что он неуязвим, что ничто не причинит ему вреда. Но знание — не щит от пронизывающего страха. Особенно когда ты видишь, как человек, которого ты любишь, на твоих глазах превращается в нечто иное. Нечто более дикое. Более могущественное. Более чужое.

Вспышка — и Дориан уже был рядом с первым. В одно плавное, смертоносное движение — удар, шаг, разворот — он вонзил кинжал в грудь, выдернул его с лёгким хлюпающим звуком и оттолкнул безжизненное тело. Всё это было исполнено с грацией танцора и точностью хирурга, и Дориан, казалось, наслаждался каждым движением. Второй попытался сбить его с ног, но лишь успел встретиться с его ледяными глазами — и Дориан ударил его в горло, перерезав дыхание. Третий отступил, замешкался, пытаясь убежать, но было слишком поздно. Лив даже не поняла, когда он оказался за его спиной. Лишь тень, мгновение, и хрустящий удар.

Тела лежали неподвижно, раскинувшись на раскалённом асфальте. Кровь густыми каплями стекала на дорогу, образуя тёмные, расплывающиеся лужи. Лив чувствовала, как дрожат её пальцы, как всё внутри неё сжимается от ужаса и... от странного, пугающего восхищения. От осознания, что он — не просто убийца, а нечто большее. Бог войны, наслаждающийся своей бойней, упивающийся каждым мгновением.

И тут она увидела женскую фигуру, появившуюся из-за массивного дерева, словно призрак, сотканный из сумерек. Её движения были уверенными, слишком плавными, почти грациозными. Ветер трепал тёмные волосы, открывая лицо, на котором безумие смешивалось с глубокой, невыносимой болью.

— Вероника, — прошептала Лив, её голос был едва слышен.

В горле пересохло, в висках застучала паника. Что она здесь делает? Почему она с ними?

Дориан заметил её. Его взгляд, до этого прикованный к телам, скользнул к Веронике. Он не шелохнулся, ни один мускул на его лице даже не дрогнул. Только кинжал чуть сильнее опустился к бедру, словно готовясь к новому танцу.

Вероника не кричала, не бросалась в атаку. Она шла медленно, неестественно спокойно, её взгляд был прикован к Дориану. В руке она держала зазубренный кинжал, лезвие которого дрожало от скрытой силы, но глаза горели уверенностью и решимостью. Она подошла ближе. Достаточно близко.

И вдруг — метнулась. Короткий, резкий крик. Удар. Клинок вошёл прямо ему в грудь.

На мгновение всё застыло. Время остановилось, мир затаил дыхание.

А потом он...

рассмеялся.

Холодно. Сухо. Почти весело, с оттенком презрения. Этот смех пронзил Лив до костей.

— Серьёзно, детка? — сказал он, глядя ей прямо в глаза, в его голосе звенел металл. — Ты действительно думала, что это сработает?

Он выдернул клинок из своего тела, словно вытаскивал занозу, и с лёгким звоном отбросил его в сторону. Затем — шаг вперёд, медленный, угрожающий.

Вероника попятилась, её глаза метались между его лицом и раной, которая уже затягивалась, кожа срасталась на глазах. Она задышала прерывисто, как будто только сейчас осознала всю глубину своей ловушки.

— Я вернулась... как и обещала, — прохрипела она, её голос был полон отчаяния.

— Да, ты всегда возвращаешься, как тебя ни гони. Ты в курсе, что это называется «зависимость»? — Его голос стал насмешливым. Он двинулся на неё, отбрасывая длинную, зловещую тень на дорогу. — Ах ты, маленькая сталкерша... Пора освободить тебя от этой обсессии.

Лив прижалась лбом к стеклу. Её грудь тяжело вздымалась, внутри всё кричало: "Остановись! Пожалуйста, остановись!" Но голос не вырывался наружу. Она будто срослась с креслом, с этой машиной, со своей абсолютной, парализующей беспомощностью.

Дориан схватил Веронику. Жестко. Быстро. Заломал руку, швырнул на колени. Та закричала, но звук был больше похож на рык раненого зверя. Он наклонился к её уху, его голос был шёпотом, полным змеиного яда:

— Ты ведь скучала по мне. Признайся. По тем ночам, когда ты дрожала от страха и желания.

Он поднял кинжал и медленно, почти нежно провёл им по её щеке, оставляя тонкую красную полосу. Она пыталась вырваться, её тело билось в его хватке. Она плакала или смеялась — Лив не могла понять. Это было похоже на агонию безумия, рождённую невыносимой болью.

— Помнишь, как ты сказала, что тебе нравится грубо? Что ты любишь, когда я жесток? Ну так вот тебе весь мой сервис!

И он вонзил клинок ей в грудь. Одно движение. Как будто избавлялся от старой, надоевшей куклы. Лив зажала рот рукой, чтобы не закричать, чтобы не выпустить этот ужас наружу. Её глаза были широко раскрыты, и в этих глазах впервые отразилось полное осознание: он не просто монстр. Он делает это с лёгкостью. С удовольствием. С наслаждением.

Дориан отбросил тело и поднял глаза, встретившись взглядом с Лив. Она вздрогнула, словно от удара током. Он улыбнулся — той самой своей мягкой, почти ласковой улыбкой, которая теперь казалась ей воплощением чистого, липкого ужаса.

Но Лив знала: всё только начинается. Потому что теперь она видела его по-настоящему, без прикрас, без иллюзий. И часть её души уже в ужасе дрожала от мысли, что будет дальше.

Дориан медленно подошёл к машине, его движения были плавными, почти ленивыми, как будто он только что закончил лёгкую прогулку. Он открыл дверь, сел за руль. Лив почувствовала, как машина качнулась, и вздрогнула, ожидая его реакции, но он молчал. Затем, не глядя на неё, он протянул руку к бардачку, достал оттуда запечатанную бутылку воды и протянул ей. Его пальцы, ещё недавно сжимавшие рукоять кинжала, теперь были поразительно нежны. Лив не взяла её, продолжая смотреть перед собой.

— Прости за это, ладно? — наконец произнёс Дориан, его голос был непривычно тихим, лишённым всякой насмешки. Он медленно повернул голову к ней, его взгляд, до этого ледяной, стал чуть мягче, почти внимательным. — Таковы издержки... любить вампира.

В салоне повисла тишина, тяжёлая, как воздух перед грозой. Лив не ответила, лишь смотрела прямо перед собой. Он завел двигатель, и машина тронулась, оставляя за собой тела и лужи крови, которые медленно исчезали в наступающей темноте...

Они вошли в дом. Дориан, как всегда, был невозмутим. Он снял куртку, бросил её на кресло в холле.

— Ну что, Оливия? — Дориан повернулся к ней, его лицо было непроницаемо, но в глазах плясали тени. — Сегодня меня снова ждёт лекция о жестокости и испуганные глаза? Черт, я же уже это вижу...

Лив глубоко вдохнула. Её голос был тихим, но на удивление твёрд. Она подняла на него взгляд, полный усталости и решимости.

— Нет, Дориан. Мне больше не страшно.

Дориан медленно усмехнулся, его губы растянулись в тонкой, почти невидимой, но от этого не менее хищной улыбке.

— Отлично, Оливия. Значит, мы на одной волне. В любом случае, хочу напомнить — я сделал это, чтобы тебя защитить.

— А вот это ложь! — отрезала Лив, её голос был низким, почти рычащим. Она сделала шаг к нему, сокращая расстояние, и её глаза горели решимостью, почти отчаянием. — Ты наслаждался игрой, упивался своей властью. И я не могу жить так! Я не могу смотреть на то, что ты делаешь, и оставаться собой. Я теряю себя, Дориан! Теряю каждую клеточку своей души, своего разума. Я не могу спать, я не могу есть, я не могу дышать, когда знаю, что ты... это. Когда это — часть меня.

Дориан резко выпрямился, словно молния пронзила его. Его глаза потемнели, словно в них собралась вся тьма мира, а лицо стало непроницаемым, как камень. Лив чувствовала, как напряжение в нём нарастает, заполняя пространство, делая воздух вязким.

— Что ты хочешь мне этим сказать, Лив? — его голос был низким, почти рычащим, полным не просто презрения, а ледяной ярости.

— То, что уже говорю! — ответила Лив, её голос звучал устало, но с непоколебимой, граничащей с отчаянием решимостью. Она не отвела взгляд, встречая его тьму своей. — Я не боюсь тебя, Дориан. И именно поэтому я говорю тебе это сейчас. Я доверяю тебе. Бесконечно. Больше, чем кому-либо на свете. Несмотря ни на что, понимаешь? Но я не могу мириться с тем, что внутри тебя есть это зерно жестокости. Это... это разрушает меня. Когда смерть становится... рутиной.

— Рутина? — Он сделал шаг к ней, его движения были плавными, гипнотическими. — Ты думаешь, это так просто? Это не рутина, Оливия. Это необходимость. Это порядок. Мой порядок. Каждый из них — это звено в цепи. Паразит. Слабое звено, которое угрожает всей системе. И я — тот, кто эту систему поддерживает. Моей рукой. Моей волей. И да, иногда это... увлекательно. Видеть, как хаос превращается в порядок. Как слабые уступают сильным. Это не жестокость, Лив. Это природа. Моя природа.

Лив сглотнула, но не отступила.

— И ты думаешь, я смогу с этим жить? Вечность? Я не привыкну. Не хочу привыкать. Я люблю тебя, Дориан. И сейчас... я держусь за эту любовь. Но я не могу связать свою жизнь с бесконечными страданиями и кровью. Это не то, кем я являюсь. Это не я.

Она сделала еще один шаг, сокращая расстояние, ее взгляд был прикован к его глазам.

— Ты сам говорил, что бессмертие имеет свои минусы. Что ты устал от вечности. Что я для тебя особенная. Если в тебе и вправду есть это светлое чувство... Попробуй меня понять. Если я для тебя действительно особенная... если ты хочешь, чтобы у нас было будущее... не то, что было с Вероникой, не то, что ты делаешь с другими... Если ты хочешь начать заново. Создать семью. Нормальную жизнь.

Лив замолчала, ее взгляд был прикован к его глазам, и в нем не было ни страха, ни мольбы, только холодная, измученная ясность.

— Сыворотка. Она может сделать тебя человеком. Вернуть тебе... то, что ты потерял. И дать нам шанс приобрести то, что никогда не сбудется, пока внутри тебя есть этот монстр. Она может подарить нам жизнь.

Тишина. Тяжелая, давящая. В воздухе висело невысказанное. Дориан смотрел на неё, его взгляд был нечитаемым, но Лив чувствовала, как его ярость нарастает.

— Ты наивна, — наконец произнес он, его голос был холодным, как лед. — Ты думаешь, что это так просто? Ты думаешь, я отдам то, что делает меня... мной?

— Я не думаю, что это просто, — ответила Лив, ее голос звучал устало, но с непоколебимой решимостью. — Я знаю, что это сложно. Я знаю, что прошу колоссально много. Но... если я нужна тебе... Подумай об этом. Иначе я уйду... Не сейчас, так однажды. Не потому что хочу, а потому что не смогу иначе.

Ее слова повисли в воздухе, как приговор. Она смотрела на него, ее сердце билось в горле, ожидая его реакции. Это был ее ультиматум.

Дориан не двинулся. Его глаза, до этого полные холодной ярости, сузились. Он смотрел на нее, как будто видел впервые, как будто пытался понять какую-то сложную формулу. На его лице промелькнула тень чего-то, что Лив не могла распознать — не гнев, не боль, а скорее... вызов, смешанный с почти дьявольским азартом.

— Ты, значит, ставишь мне условия? — Его голос был низким, почти мурлыкающим, но в нем звенела сталь. — Мне. Дориану. Интересно. Очень интересно.

Он откинулся на спинку сиденья, его губы растянулись в тонкой, хищной улыбке.

— Что ж, Оливия. Ты умеешь удивлять. И я ценю твою... прямолинейность. Особенно, когда она касается таких щекотливых тем. Ты права, бессмертие не всегда так весело, как кажется. И да, ты для меня особенная.

Он протянул к ней руку, словно пытаясь установить связь.

— Я займусь поиском утерянной ампулы. Это будет... увлекательно. И если мне удастся ее найти, — он наклонился к ней, его взгляд пронзил ее насквозь, — тогда у нас будет смысл продолжить разговор. А пока... — Он выпрямился, его взгляд стал холодным и отстранённым. — Пока ты остаешься здесь. И не вздумай делать глупостей.

Дориан развернулся и направился к выходу из холла. Лив смотрела ему вслед, чувствуя, как ее сердце бьется в унисон с этим новым, опасным ритмом. Она сделала свой ход. Теперь очередь Дориана. И она не знала, что будет дальше.

И пока он исчезал в темноте, Лив не знала — осталась ли она внутри его мира... или уже стоит по другую сторону.