Последний, кого ты любила

Глава 14

Мэддокс

Даже после того, как прошлой ночью Райдер пытался меня урезонить, категорическое отрицание МакКенны не успокоило меня, а наоборот — подлило масла в огонь. Паника хлынула по венам с новой силой. Мне нужно было, чтобы она уехала, пока этот крошечный голос в глубине сознания — тот, что вопил, как я рад её видеть, как её появление в Уиллоу Крик похоже на несбыточную мечту — не взял верх. Потому что что мне могла стоить эта мечта?

Она вскинула подбородок, бросая вызов моему молчанию.

Я как-то забыл, насколько она упряма. В юности я умолял её заявить на мать, просто уйти из этого дуплекса и больше не возвращаться. Клялся, что она всегда найдёт приют у меня и моей семьи. Но она отказывалась. Сибил умела ломать людей. Она вбила в МакКенну не только страх, но и ощущение, что она обуза. Мак никогда не хотела стать тяжёлым грузом для моей семьи.

Наши ноги переплелись на узких стульях, и от этого прикосновения по мне словно побежал горящий фитиль. Каждое нервное окончание вспыхнуло, и меня это злило почти так же сильно, как и сам факт её появления в городе. Я не хотел, чтобы моё чёртово тело помнило, каково это — быть обвитым её руками. Не хотел, чтобы МакКенна оставалась единственной, кого я когда-либо желал так сильно. Но, чёрт возьми, даже сейчас, когда я был обижен, разозлён и хотел, чтобы она ушла, меня тянуло к ней. Хотелось накрыть её губы своими и напомнить, насколько идеально мы всегда подходили друг другу.

— Это эгоизм, — выдавил я, откидывая шляпу назад, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.

— Что? — вспыхнула она, сверкая раздражённым взглядом.

— Хотеть узнать её. Это эгоизм, — повторил я, понижая голос, чтобы наш разговор не разлетелся по сплетням.

— И каким же образом это эгоизм? Я всего лишь хочу узнать свою сестру.

Как она не понимала, к чему приведёт этот её простой запрос? Как знание МакКенны, любовь к МакКенне, а затем её потеря разобьют маленькое сердце Милы? Я не позволю никому причинить боль моей дочери. Особенно МакКенне, которая слишком хорошо умеет это делать.

— Это эгоизм, — повторил я, сдерживая рык, растущий в груди. — Потому что это только про тебя и никак не про неё. Мы оба знаем, что, как только ты сделаешь здесь всё, что задумала, ты уедешь обратно в Калифорнию. Ты всегда выбираешь то, что хочешь ты, а не то, что лучше для неё. Я не позволю тебе врываться в её жизнь, забирать кусочки её сердца, а потом исчезать. Она моя дочь, и, чёрт возьми, я имею полное право защищать её от всего, что может её ранить. Включая тебя.

Она отвела взгляд, её пальцы нервно постукивали по лакированной стойке, пока она не подняла глаза снова. В них было столько боли, что у меня перехватило дыхание.

— В Калифорнии, возможно, для меня уже ничего не осталось, — тихо сказала она.

Моё сердце замерло.

Я не был уверен, вынесу ли даже слабый проблеск надежды на то, что МакКенна здесь всерьёз и надолго. Мозг и тело тут же закружились в водовороте запретных желаний и мечт, которые я пытался похоронить.

Но прежде чем этот пожар успел разгореться, она заговорила снова, в её голосе было больше спокойствия, но слова напрочь перечёркивали предыдущие.

— Это было глупо. Конечно, я вернусь. У меня ещё меньше года ординатуры.

Она говорила так, будто пыталась убедить в этом не только меня, но и себя саму. И меня это взбесило. Взбесила нелепая вспышка надежды. Взбесило это чертово желание, которое всё ещё сжигало меня изнутри. И страх. Страх за себя, за Милу, за семью, которую я построил.

Я резко поднялся, и она чуть не упала со стула, потому что наши ноги были всё ещё сплетены. Ей пришлось схватиться за стойку, а когда она подняла на меня глаза, в них застыл шок.

— Тогда уезжай. Уезжай сейчас, пока ты не сделала то, что у тебя всегда получается лучше всего — не причинила боль тем, кто о тебе действительно заботится.

Я не стал ждать ответа. Не стал ждать, пока Тилли вернётся с завтраком и очередной нотацией.

Просто развернулся и направился к выходу, не обращая внимания на взгляды и приветствия:

— Доброе утро, шериф.

Колокольчик гулко звякнул, когда я с силой захлопнул за собой дверь. Я поднял голову к небу, глубоко вдыхая холодный, звенящий после шторма воздух. Но в моей голове и сердце буря продолжалась.

— Ты не подаёшь документы ни в один вуз в Теннесси?

Шок и волна страха захлестнули меня, когда я поднял глаза с экрана ноутбука. МакКенна сосредоточенно щёлкала по форме, которую нам дал консультант. Была осень нашего предпоследнего года в школе, и мы должны были указать три вуза, в которые больше всего хотели поступить, и ещё три запасных, куда нас точно примут.

— А в чём смысл? — спокойно спросила она.

Моё сердце болезненно сжалось.

Я перехватил её руки, оторвал от клавиатуры и развернул к себе. Мы сидели на моей кровати, а дверь в комнату оставалась открытой — так требовала мама с тех пор, как мне позволили приводить МаК на ранчо. В эти редкие моменты папа учил её ездить верхом, я — ловить рыбу, мама — готовить, а Райдер показывал, как правильно поддразнивать старшего брата. И теперь, когда у меня уже были права и я почти накопил на машину, я мечтал вырваться из-под их опеки и научить МаК куда более интересным вещам.

— МаК… Я не хочу… Я не могу представить…

Чёрт, я даже ни разу её не поцеловал. Я слишком тянул. Райдер был прав. Он уже год донимал меня вопросами о МакКенне. «Решайся или отвали», говорил он.

Сначала я боялся, что, если попробую перевести нашу дружбу в нечто большее, а она не ответит мне взаимностью, мы потеряем то, что у нас было. А потом… потом мне хотелось, чтобы всё было идеально, когда это случится. На озере. Только мы двое. Только звёзды над нами.

Но теперь, если я позволю ей уехать, так и не поцеловав её… так и не сказав, как сильно хочу, чтобы она осталась… Всё могло закончиться куда хуже, чем простым отказом. Она могла исчезнуть из моей жизни навсегда. И эта мысль разрывала меня изнутри, болью раскалывая сердце.

— Мэдс? — тихо позвала она, нахмурившись. Её дыхание сбилось, когда она опустила взгляд на наши сплетённые пальцы.

— Я понимаю, почему ты хочешь сбежать из Уиллоу Крик. Понимаю, как плохо тебе с матерью. Но здесь есть люди, которые о тебе заботятся. Если ты будешь в Ноксвилле или Нэшвилле, я смогу добраться до тебя за пару часов.

Она сжала мою руку и покачала головой.

— Честно, Мэдс, ты даже не представляешь, насколько всё плохо.

— Потому что ты мне не рассказываешь.

— Потому что, если я скажу, это станет реальностью. А так я могу делать вид, что она не стряхнула пепел в мою единственную за три дня еду. Или что не порвала свитер, который мне подарила твоя мама на день рождения.

Она сглотнула и сжала губы в тонкую линию, будто пожалела, что вообще это сказала. А я лишь ещё сильнее возненавидел её мать. За то, что каждый раз, переступая порог собственного дома, МаК попадала не в убежище, а в ад.

Она выдернула руки из моих.

— Я даже не уверена, что Калифорния достаточно далеко…

— Я бы не позволил ей причинить тебе боль. Если бы ты осталась у нас, она бы больше тебя не тронула. Не возвращайся туда сегодня, МаК. Тебе не нужно. Ты правда думаешь, что ей хоть капля есть до того, где ты?

— Ей есть, потому что она хочет, чтобы я страдала. Она найдёт меня и утащит обратно.

— Мои родители ей этого не позволят.

Она закрыла глаза, борясь с эмоциями, как всегда. Я был единственным, кому она позволяла их видеть, но даже со мной это случалось редко. Если Сибил чувствовала страх, это только подстёгивало её.

— Я не могу… Я не хочу, чтобы ты и твоя семья тоже начали меня ненавидеть.

— Они никогда… Я никогда.

— Начнут. Она вызовет полицию. На них. На меня. А кроме того, я здесь только обуза. Лишний рот. Ещё один источник трат.

Последние пару лет ранчо переживало не лучшие времена. МаК это знала. Но отец работал, заключая новые контракты, и дела шли на лад. Мама начала продавать свои пироги. Мы выберемся. Но именно поэтому в моём списке вузов был только местный колледж. Я был нужен здесь, а не в четырёхлетнем университете, загоняя нас в долги.

— Это не ты так думаешь, МаК, — выдохнул я. — Это её больное восприятие мира. Не поддавайся ему.

Она резко поднялась, собрав книги в охапку. У неё не было рюкзака. Она носила вещи в руках, оставляя их в школе или пряча в сарае дяди Фила, потому что, если бы мать их увидела, она бы их уничтожила.

— Я не могу остаться в Теннесси, Мэддокс. Но я понимаю, почему ты должен.

Даже если бы мои родители не переживали сложные времена, я всё равно хотел бы быть здесь. Я не собирался работать на ранчо вечно, но и мысль о жизни в тысячах миль от семьи, от этих холмов, долин и ручьёв моего детства тоже не казалась мне правильной.

Но я бы уехал ради неё.

Если бы это значило, что мы могли бы быть вместе, я бы последовал за МаК в Калифорнию.

Сразу после того, как отец поставил бы ранчо на ноги.

Но к тому времени, когда родители начали вставать на ноги, МакКенна попросила меня не приезжать. Попросила остаться в Теннесси, потому что видеть меня, а потом снова терять — было слишком тяжело.

На самом деле, я думал, что ей просто нужно было забыть всё, что напоминало о её детстве. Включая меня.

Горечь разочарования и сердечной боли наполнила рот, оставляя после себя привкус старых ран, которые я, как казалось, давно залечил.

Я снова взглянул в окно кафе. МакКенна сидела у стойки, лениво накручивая золотые пряди на палец, пока Тилли опиралась локтями рядом с ней. Обе улыбались. МаК — слишком красивой, слишком знакомой улыбкой, даже если она была ненастоящей.

Мне вдруг стало интересно, улыбается ли она по-настоящему теперь. Видит ли её жених ту улыбку, что лучилась в уголках глаз, растягивала щёки, пока они почти не исчезали у ушей?

Я развернулся и двинулся вниз по тротуару.

Я не мог позволить себе жалеть её. Не мог задумываться о том, что именно в её жизни вдруг заставило её усомниться в возвращении в Калифорнию. Я мог только надеяться, что она уедет так же быстро, как её мать.