Последний, кого ты любила

Глава 22

Мэддокс

Моё тело было измотано, но мозг всё ещё работал на полную, когда я вернулся домой. МакКенна оставила включёнными свет на крыльце и в коридоре, но весь остальной дом утопал в темноте. Я чертыхнулся про себя, почувствовав разочарование. Чего я ожидал? Что она будет ждать меня, словно мы значили друг для друга больше, чем просто старые знакомые, разделившие пару жарких поцелуев?

Сначала я заглянул к Миле. Она спала, как всегда, свернувшись между Честером и Шарлоттой. Её лицо было таким спокойным, таким умиротворённым, что у меня сжалось сердце от любви к ней. Шаги, которые я сделал сегодня… погоня за Сибил и Трэпом… могли поставить под угрозу всё, что я для неё построил. Но если быть честным, они также могли избавить нас от угроз, висевших над нами с самого начала.

Выйдя из её комнаты, я остановился у двери в гостевую, борясь с искушением заглянуть и туда. Спит ли она? Разметались ли её золотые волосы по подушке, как у Милы? Такой же ли у неё сейчас умиротворённый вид?

Я положил руку на дверную ручку, раздумывая. Если она не спит, я мог бы притвориться, что просто хотел сообщить, что вернулся. Мог бы спросить, как вела себя Мила, ладят ли они. Хотя на самом деле мне хотелось одного — закончить то, что мы начали в моём кабинете. Я хотел стянуть с неё всю одежду, пока она не останется голой и извивающейся подо мной. Хотел касаться, целовать, изучать каждый её сантиметр.

Моё тело больше не чувствовало усталости. Я был так же настороже, как и мой мозг.

Я заставил себя отойти от двери и уйти в свою комнату.

Холодный душ не помог. И даже собственная рука не смогла заглушить жгучее желание, которое едва тлело все эти годы, пока её не было, а теперь разгорелось с новой силой. Я всегда был идиотом, когда дело касалось МакКенны. Но теперь на кону было не только моё сердце, но и сердце моей дочери. И ещё угроза того, что какой-то ублюдок может вдруг заявить права на моего ребёнка.

От этой мысли меня передёрнуло, и стояк, который мучил меня у её двери, испарился.

МакКенна была права. Я должен найти Трэпа и выяснить, знает ли он, кто настоящий отец Милы. Если я докажу, что это кто-то из Вест Гирс, то ни один здравомыслящий судья не отдаст им опеку. Не только потому, что они преступники, но и потому, что ведут кочевой образ жизни, постоянно разрываясь между своей базой здесь и другим клубом на юге.

Моё лицо нахмурилось. Обычно зимой они перебирались ближе к Батон-Ружу. Что же держало их здесь в этом году?

Второй груз, который мы изъяли сегодня, казался ничем особенным — украденная в Миссури бытовая техника. Но у меня было ощущение, что я упускаю что-то очевидное. Что-то гораздо большее, чем просто пара грузовиков с ворованным товаром. Меня не покидало ощущение, будто смерть дышит мне в затылок.

Я ворочался в постели до самого рассвета, пока серые полосы света не начали пробиваться сквозь полузакрытые ставни. В конце концов, я сдался, снова натянул форму, которая казалась мне всё ещё тёплой, и вышел в гостиную.

Рианна, Мила и МакКенна сидели у стойки, разговаривая вполголоса над тарелками с буррито.

МакКенна заметила меня первой. Её глаза сузились, оценивая моё лицо. Наверное, выглядел я так же хреново, как себя чувствовал. Да ещё и борода делала меня ещё более потрёпанным. Надо бы наконец её сбрить.

— Папа!

Мила спрыгнула со стула и побежала ко мне. Я поднял её на руки, и она крепко сжала меня, словно я пропал на целый месяц. Я вдохнул её запах, поцеловал в висок и опустил на пол.

— Я скучала по «Дню, когда единороги спасли мир»! — воскликнула она. — МакКенна старалась изо всех сил озвучивать персонажей, но у неё не так хорошо получается, как у тебя. Я сказала ей, что ей просто нужно тренироваться. Ведь ты всегда так говоришь, когда у меня что-то не получается.

— Дыши, Букашка.

Она сделала резкий вдох и замолчала.

Я встретился взглядом с МакКенной. Она улыбалась. Настоящей, мягкой улыбкой, той, что делала её глаза ещё более завораживающими, а в уголках появлялись крошечные морщинки. Эта улыбка выбила у меня дыхание, словно кто-то ударил прямо в грудь.

— Я оставила тебе буррито в микроволновке, — сказала Рианна, и я с усилием оторвал взгляд от МакКенны, чтобы посмотреть на нашу бывшую учительницу.

Я обошёл стойку и крепко обнял её.

— Спасибо. Не знаю, что бы я без тебя делал.

— Умер бы с голоду, — без раздумий ответила она.

— Мы бы просто ели в Тилли каждый вечер. Да, папа? Или, может, в Дейри Куин. Или у дяди Фила… Хотя мне нельзя ходить к дяде Филу вечером, потому что это место для взрослых, — последние слова Мила прошептала МакКенне, а потом добавила: — А ещё папа говорит, что он с дядей Филом не всегда ладит, потому что дядя Фил бывает змеёй.

МакКенна рассмеялась.

— Мила, — я нахмурился.

— Ой. Мне не надо было этого говорить. Я подслушала, как папа говорил это тёте Джемме, а ещё он говорит, что я не должна повторять чужие разговоры, даже если у меня уши, как у сипухи.

Мила запрыгала на месте, явно не особо раскаиваясь.

— МакКенна, а ты знала, что совы могут поворачивать голову почти полностью назад?

МакКенна кивнула, но Рианна быстро прикрыла Миле рот ладонью.

— На этой интересной ноте, цыплёнок, давай-ка ты пойдёшь наденешь куртку и рюкзак, а я отвезу тебя в школу. А твой папа и МакКенна пока смогут поговорить.

Я закатил глаза, направляясь к кофеварке и к еде, которую Рианна оставила в микроволновке.

Когда Мила наконец натянула куртку и закинула рюкзак на спину, она вернулась ко мне за прощальными объятиями и поцелуем.

— Люблю тебя, папа!

— Люблю тебя больше, Букашка. Будь хорошей. Учись усердно.

— Я всегда так делаю!

А потом они с Рианной исчезли за дверью, оставляя после себя тишину.

Я сел за стойку, оставив два свободных стула между нами, чтобы не поддаться желанию притянуть её к себе и поцеловать, как мне хотелось. Я не мог позволить себе привыкнуть к этому. К ней. Скорее всего, её здесь уже не будет к концу месяца.

— Должно быть, это тяжело, — сказала она.

Я чуть не поперхнулся, когда мозг пятого класса потащил меня не в ту сторону.

— Что? — пробормотал я, жуя буррито.

— Такой график — то видишь её вечером, то нет.

Я тяжело выдохнул, положил буррито обратно на тарелку и сделал глоток кофе.

— Если честно, ты видишь меня в самые загруженные дни. В основном это обычная работа с восьми до пяти. В округе Уинтер не так много происшествий, которые не могут подождать до утра.

Она ничего не сказала, и я рискнул завести разговор, которого, по правде говоря, не особо хотел.

— Ты всегда говорила, что не хочешь детей. Но вы с женихом планировали их?

— Керри. Его звали Керри, — уточнила она. — Он хотел, а я нет. Мы договорились рассмотреть вариант усыновления, но только после того, как оба отработаем на своих должностях хотя бы пять лет.

— Другими словами, он надеялся, что ты передумаешь, — заметил я.

Она слегка поморщилась.

— Возможно.

— У тебя самой долгие смены, да? Сейчас третий год ординатуры?

Она кивнула, и её взгляд вдруг стал пустым, словно в голове всплыла неприятная мысль. Потом она отвернулась.

— Какую область медицины ты выбрала? — спросил я.

— Экстренную. Я люблю ритм приёмного отделения, его взлёты и падения. Люблю быть рядом с людьми в тот момент, когда им кажется, что наступил худший день в их жизни.

Меня это нисколько не удивило. Она знала, что такое худший день, лучше, чем кто-либо другой. И я вполне мог представить её в этой роли — пытающейся сделать такие дни хоть немного легче для других.

Её телефон завибрировал, но она его проигнорировала.

— Кто-то тебе часто названивает, — заметил я, вспомнив, что за последние дни её телефон не раз вибрировал, когда мы были вместе. — Парень, может быть?

Щёки МакКенны порозовели.

— Я бы не позволила тебе меня целовать, если бы у меня был парень.

Мой взгляд упал на её губы, и они слегка приоткрылись под моим вниманием.

— Я хочу снова тебя поцеловать.

Я сам удивился, что эти слова вырвались наружу. Глупая правда после всех этих лет её отсутствия, после моей панической попытки выставить её из города. Я всё ещё не доверял ей. Не доверял, что она останется. Не доверял, что она не разрушит мою жизнь, не разобьёт меня. И всё же это было правдой. Я хотел её. Хотел не просто поцеловать, а оставить на ней след, настолько глубокий, чтобы она забыла о Калифорнии, бывшем женихе и всём, кроме меня и Уиллоу-Крика.

— Разве тебе не нужно на работу? — спросила она, её взгляд скользнул по моей форме и затем к двери.

Я усмехнулся, поднялся и убрал тарелку с чашкой в раковину.

— Нужно. Но если я начну тебя целовать, и рядом не окажется кого-то вроде Эми, кто нас перебьёт, я, возможно, так и не доберусь туда.

Мой голос звучал низко и хрипло, наполненный желанием, которое я едва сдерживал.

Её телефон снова завибрировал, и на этот раз она всё-таки взглянула на экран. Её выражение мгновенно изменилось. Лицо побледнело, в глазах снова мелькнул страх — точно такой же, как в воскресенье. Я среагировал инстинктивно, выхватив телефон у неё из рук.

— Какого хрена? — воскликнула она, но я уже прочитал сообщение.

1-530-555-8220: Исправь это, сука. Исправь, или я тебя найду.

Во мне вспыхнули злость и тревога. Как будто нам с Милой было недостаточно Сибил и Вест Гирс, угрожающих нашей семье, так теперь в Уиллоу Крик появился ещё один неизвестный враг, который пытался добраться до МакКенны.

Голос в моей голове, тот самый, что орал на неё в день её приезда убирайся отсюда, снова поднял голову. Моей главной задачей было защищать Милу, чего бы это ни стоило.

Но потом я увидел, как МакКенна борется с этим страхом. И увидел девочку-подростка, которую я снова и снова не успевал спасти. Девочку с кровью на подбородке и ужасом в глазах.

И внезапно единственной эмоцией, которую я почувствовал, была ярость. Не на неё. На ублюдка, который угрожал ей. На того, кто обещал ей насилие, после того как всю свою жизнь она уже подвергалась ему.

Я когда-то поклялся, что всегда буду рядом, чтобы защитить её. Или, по крайней мере, подбирать и утешать, когда она в миллионный раз спасёт себя сама. Но я не сдержал эту клятву. Я позволил ей уйти, потому что проще было обвинить её в уходе, чем признать, что я сам не смог за ней пойти.

— Ты права. Какого хрена? — рыкнул я. Я даже не знал, кому это обращалось — ей, себе или ублюдку, который отправил сообщение. — Кто это? Что это?

— Отдай мне телефон, Мэддокс, — потребовала она, протянув руку.

Я не отдал сразу. Вместо этого достал свой телефон и сфотографировал сообщение. Только потом вернул ей.

— Объясни мне, кто тебе угрожает, — настоял я, стараясь сохранить спокойствие и просто вытянуть из неё факты. Но внутри меня всё кипело. Мне хотелось разбить кому-то лицо.

— Это не твоё дело, — ответила она, натягивая на себя ту самую маску безразличия, которую она всегда надевала, когда её били по самой уязвимой точке.

— Это… — я помахал перед ней снимком сообщения. — Это и есть причина, по которой ты здесь? Ты бежишь? От кого? Почему? Что ты могла сделать в больнице, чтобы заработать такую угрозу? В курсе ли об этом руководство? Что говорит полиция?

Я звучал, как Мила, выпаливая вопросы один за другим. Но сердце бешено колотилось, а в груди гудела боль. Внутренний инстинкт бей или беги уже определился: я собирался ломать двери и крушить всё, что мешало мне разобраться с этим в Калифорнии.

Она тяжело опустилась на стул, упёрлась локтями в стойку и закрыла лицо руками. Она выглядела… сломленной. Потерянной. Такой же, как в первую ночь, когда я увидел её плачущей в машине. Я хотел это исправить. Мне нужно было это исправить. Все эти годы назад, как она сама сказала, я не боролся за неё. И рядом не оказалось никого, кто мог бы её защитить. Жених-уродец бросил её так же легко, как когда-то я.

Я шагнул ближе и осторожно положил руку ей на спину. Она вздрогнула.

Раньше она так делала каждый раз, когда кто-то прикасался к ней. По крайней мере, год после того, как я впервые нашёл её в сарае. Но потом она привыкла ко мне. Мы сталкивались случайными прикосновениями, и она даже начала касаться меня в ответ.

А когда мы, спустя девять лет после нашей первой встречи, наконец поцеловались, она ни секунды не сдерживалась.

Теперь же… кто знает, когда её в последний раз кто-то держал. Любил. Ценил.

— МакКенна, — тихо сказал я. — Пожалуйста, скажи мне.

Она оторвала руки от лица и посмотрела на меня.

— Я сделала правильный выбор, и это разрушило всё, — прошептала она.