Последний, кого ты любила

Глава 34

Мэддокс

Мила вернулась к своей обычной жизнерадостности так, что это лишь подтвердило невероятную стойкость детей… её стойкость. Всю неделю она не замолкала, бесконечно рассказывая о своих чёртовых пряничных историях в школе, пока я не начал видеть их даже во сне. За всё это время у неё был всего один кошмар. Её крики через радионяню буквально выбросили меня из кровати — я бросился в её комнату, поднял на руки и отнёс обратно к нам, устроив её между МакКенной и мной. Мы оба всю ночь смотрели, как она спит.

И каждый раз, когда МаК смотрела на Милу, в её глазах появлялась такая нежность, что у меня перехватывало дыхание. Если бы обе мои девочки не смотрели на меня точно так же — с любовью и восхищением, — я, наверное, даже почувствовал бы себя лишним. Но вместо этого мне казалось, что я снова обрёл часть своей души, которая долгие годы блуждала где-то в пустоте.

Спустя чуть больше недели после худшего дня в моей жизни мама и отец устроили на ранчо вечеринку для Сэди, которую наконец выписали из больницы. Она передвигалась на костылях с шиной на ноге, но была чертовски решительно настроена восстановить подвижность. Формально праздник был в её честь, но на самом деле… мы все отмечали тот день, когда спасли друг друга.

На ранчо собралась целая толпа родственников и местных жителей. Было шумно, весело, почти хаотично, но в самом лучшем смысле этого слова. Мила наслаждалась вниманием, носилась среди гостей, которых встречали как местную героиню. А вот Мак немного отстранилась — и это напомнило мне её первую вечеринку у нас на ранчо, когда шум и суета заставили её спрятаться на веранде.

Я тоже отправился её искать и нашёл там же.

Она опиралась на перила, глядя на туман, клубящийся над землёй. День был холодным, в воздухе уже чувствовалось приближение зимы. МакКенна поёжилась, и я притянул её к себе, позволяя нашему теплу слиться воедино.

— О чём задумалась? — спросил я, мягко целуя её в висок.

— Мне звонили из прокуратуры Дейвиса, — сказала она, сжимая мои бицепсы ладонями. — Благодаря твоей наводке они нашли магазин, в котором покупали те одноразовые телефоны. И на камерах видно, как их покупает доктор Грегори. Прокурор хотела сообщить, что против него выдвигают обвинения.

Она повернулась в моих объятиях, провела пальцами по моей щеке.

— Спасибо, — сказала она, а потом поцеловала меня. Так же, как целовала всю неделю — жадно, но с ноткой грусти, будто каждый раз мог оказаться последним. Я пытался не позволить своим страхам взять верх, потому что чувствовал в её каждом прикосновении, в каждом слове её решимость вернуться. Ко мне. К нам.

Она отступила, вытащив что-то из заднего кармана.

— Сегодня мы праздновали, как ты, Сэди и Мила спасли друг друга…

— И ты, — перебил я её. — Ты спасла Сэди, МаК. И если бы не вспомнила про ложную жилу с золотом… — я сглотнул, не в силах думать о том, что могло бы быть.

Она лишь пожала плечами, словно её роль в тот день не стоила упоминания.

— Я хочу, чтобы ты знал… ты спас и меня. Не только с Грегори. Не только в тот день, когда я пришла к тебе, думая, что это дом Трэпа. Намного раньше. Когда я была маленькой. Единственное, что заставляло меня выбираться из квартиры, когда я жила с Сибил, — это мысль о том, что ты меня ждёшь.

— МаК… — выдохнул я, чувствуя, как эти слова сжали меня изнутри, вызывая одновременно дискомфорт и что-то невыносимо тёплое.

Она протянула мне брелок. Половину разбитого сердца с надписью Лучшие друзья навсегда. Потом достала вторую половину — та уже была прикреплена к её ключам.

— Я знаю, что это глупо и по-детски, но… самое важное слово вот здесь. — Она указала на Навсегда на моей половинке.

— Сто процентов, МаК, — сказал я, крепко сжимая брелок в ладони. — Я всегда буду за тебя горой. Я не должен был так легко позволить тебе оттолкнуть меня. Я не боролся за тебя тогда, но теперь… теперь я буду делать это каждый день до конца своей жизни. Мы не просто навсегда. Мы навсегда и всегда.

Она посмотрела на меня, и в её глазах блеснули слёзы, которые она тут же смахнула. Маленькая улыбка появилась на её губах.

— Навсегда и всегда… Думаешь, стоит добавить эту фразу к твоему сборнику сентиментальных рингтонов?

Я рассмеялся.

— Может быть.

А потом поцеловал её — чтобы она почувствовала, что мои слова не просто обещание. Это правда.

♫ ♫ ♫

На следующий день она уехала.

Я хотел отвезти её в аэропорт, но ей нужно было вернуть машину, так что прощаться пришлось дома. Внутри всё разрывалось. В прошлый раз, когда МакКенна Ллойд уезжала из Уиллоу Крик, я знал, что она не вернётся. А теперь… теперь она говорила, что вернётся, и я хотел верить в это, верить в наше глупое навсегда и всегда, но страх всё равно душил меня. Что-то могло измениться. Что-то могло помешать ей вернуться.

— Я нарисовала это для тебя, — сказала Мила, протягивая ей листок бумаги. — Я пока не очень хорошо рисую, и у наших единорогов рога выглядят, будто мы носим какие-то странные шляпы.

На рисунке были три фигурки-палочки с нашими именами над головами, а за нами — множество лиц с подписями: моя семья, Рианна, даже подруга Милы, Мисси. Под нами жирными буквами было написано ЛДН, а в самом верху, в неуклюжем, но старательном детском почерке, кто-то помог ей вывести слова: День, когда Хатли спасли друг друга.

МакКенна сглотнула, и из её горла вырвался тихий всхлип, когда она с силой обняла Милу.

— Это идеально, Мила. Так же, как и ты.

Мила хихикнула, а МаК потянулась через неё и поцеловала меня — так, будто это был наш последний шанс. И страх внутри меня вспыхнул снова.

Когда она попыталась отступить, я схватил её за затылок, встречаясь с ней взглядом.

— Я люблю тебя, — сказал я, вкладывая в эти слова всю любовь, что переполняла меня.

— Ты самое лучшее в моей жизни. Моё самое дорогое воспоминание. Лучший подарок. Самый родной человек! — прошептала она, и те самые слова, которые когда-то превратились в худшее из воспоминаний, теперь стали самыми лучшими. — И если ты вдруг не понял, что это значит… Я тоже тебя люблю. До чёрта сильно.

— МакКенна, ты должна положить доллар в банку за ругательства! — вставила между нами Мила, и мы оба рассмеялись.

— Напомни мне, когда я вернусь, ладно, Букашка? — сказала она, и Мила серьёзно кивнула.

А потом мы с дочерью молча наблюдали, как МакКенна спускается по ступеням, садится в машину и уезжает… И в этот момент мне казалось, что сердце вот-вот разорвётся.

Мила весело заскакала обратно в дом.

— Папа, ты грустишь без причины. МакКенна нас не покидает. Она вернётся.

Боже… как же я завидовал этой детской вере.

♫ ♫ ♫

На следующий день я был на участке, когда поступил вызов — очередное требование от Сибил Ллойд. С тех пор как она оправилась после ножевого ранения, она не унималась, требуя встречи со мной, и я игнорировал её целую неделю. Но теперь она устроила такую истерику, что охранники боялись, что она разорвёт швы.

Я поехал в тюрьму, но вовсе не потому, что меня заботили её чёртовы швы. Нет, у меня была чисто эгоистичная причина. Я хотел, чтобы она поняла: у неё больше нет власти надо мной, над МакКенной или Милой. Её царствование, полное страха и боли, закончилось.

Когда Чейнсо попал в больницу, ему сделали ДНК-тест, и я получил подтверждение — он был биологическим отцом Милы. А когда он умер на операционном столе, я мысленно сказал Вселенной огромное спасибо и не почувствовал ни капли вины. Даже если бы он выжил, мне бы не пришлось беспокоиться о его присутствии в жизни Милы — пуля, которую он всадил в ногу Сэди, была выпущена из того же оружия, что убило Слайдера. Он бы всё равно провёл остаток жизни за решёткой.

Теперь у Сибил не было ни одного козыря, но у меня их было предостаточно.

Она выглядела ужасно, когда её ввели в комнату и прикрепили цепь на ноге к полу под стулом. Ещё хуже, чем в тот день, когда я нашёл её без сознания в луже собственной блевотины, пока в другой комнате плакала Мила.

Скрестив руки на груди, она гневно посмотрела на меня и презрительно бросила:

— Я требую встречи с тобой уже несколько дней, шериф.

— У меня один вопрос, Сибил. Ты убила Слайдера или Чейнсо?

Я уже знал ответ, но хотел увидеть её реакцию. Хотел сбить её с толку, загнать в угол — так же, как она делала со мной всю жизнь. Её рот приоткрылся, а потом она снова скрестила руки, её лицо исказилось в недовольной гримасе.

— Я никого не убивала.

— Ты уверена? Думаю, Слайдер угрожал раскрыть твой схрон. Ты боялась, что твоя миллионная сделка сорвётся.

Её челюсть дёрнулась.

— Я никого не убивала. Слайдер был идиотом. Он вернулся в Гнездо за своим долбаным байком. Я говорила ему не идти. И что это ты несёшь про миллион?

Я достал из-под стола чёрную потрёпанную сумку с наполовину сломанной молнией, из которой выглядывали пачки денег.

Она взвизгнула, будто её разорвало пополам, и метнулась вперёд, пытаясь схватить её.

— Это моё! Моё! Проклятый ты ублюдок!

Я вырвал её руку, толкнул обратно в кресло и отбросил сумку в сторону. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, где она её прятала. Именно поэтому она снова и снова возвращалась в МакФлэнниганс, хотя знала, что это так же глупо, как возвращение Слайдера в Гнездо. Она спрятала деньги там, где раньше пряталась её дочь — в сарае за баром.

— Я, блядь, это заслужила! — закричала она. — Годы выживания на грани, годы, когда я была у них на побегушках, нянькой для их грёбаных детей!

— Детей, которых ты сама сделала несчастными.

Она даже не слушала меня.

— Чейнсо тебя убьёт, как убил Слайдера, когда узнает, что у тебя эти деньги.

— Чейнсо мёртв, — сказал я. — Я застрелил его, когда он попытался использовать Милу как разменную монету.

Она замерла. Её глаза потемнели от ярости, от ненависти. Но она знала, что проиграла. У неё не осталось ни одного хода.

Я поднялся.

— Хорошая новость для меня, Сибил, в том, что теперь у меня нет причин когда-либо приходить сюда снова. Мила — моя. МакКенна — моя. Не знаю, как такой дерьмовый человек, как ты, умудрился породить двух детей, полных радости и света, но им это удалось. Они выжили, несмотря на тебя. Несмотря на твои побои, твой голод, твоё безразличие. Они стали яркими, чудесными, сильными, и я сделаю всё, чтобы они жили долго и счастливо.

А ты… ты умрёшь здесь, одна и никому не нужная.

Живи с тем, что заслужила.

Она кричала мне вслед, требуя, чтобы я вернулся, но я просто ушёл, унося сумку, которую собирался зарегистрировать как вещдок.

А сердце моё пело, потому что я знал — больше я никогда не увижу Сибил Ллойд.

♫ ♫ ♫

За несколько дней до Рождества мы с Милой только что закончили видеозвонок с МакКенной, когда она вдруг сникла, её плечи опустились, а губы поджались. У меня сжалось сердце. Я всё ждал, когда же случится настоящий срыв, когда она сорвётся из-за всего, что произошло. Поэтому, когда я заговорил, мой голос был осторожным и мягким:

— Что случилось, Букашка?

— МакКенна будет совсем одна на Рождество.

Внутри меня всё перевернулось. Мне тоже было невыносимо думать, что она будет одна. После отъезда МакКенны её подруга Салли вернулась в Дейвис только для того, чтобы собрать вещи и переехать к отцу на Центральное побережье. С тех пор Мак работала, кажется, по тысяче часов в неделю. Её смены были адскими, особенно потому, что кое-кто из персонала до сих пор верил Рою Грегори.

— У неё никого нет, папа, — продолжала Мила. — А у нас есть все. Бабушка, дедушка, дядя Райдер, тётя Джемма, тётя Сэди, Рианна, Тилли, Брюс, и…

— Я понял, милая. У нас есть весь город Уиллоу Крик.

— А у неё нет семьи.

Мой грудь сдавило. Мы с МакКенной так и не обсудили, когда расскажем Миле правду, но мне вдруг показалось неправильным говорить, что у Мак нет семьи. Особенно когда её сестра сидела прямо передо мной.

Я притянул Милу к себе и сделал шаг в неизвестность.

— Мы ведь уже говорили, как я нашёл тебя, когда Сибил не могла позаботиться о тебе.

Мила кивнула, нахмурив брови.

— Ты сказал, что мы оба были грустные и одинокие, да? Что когда ты взял меня на руки, мы оба нашли свой дом.

Это были мои слова. Слова, которые я буду повторять ей, пока она не станет достаточно взрослой, чтобы понять их настоящий смысл.

— Так вот… Когда я впервые увидел тебя, я ещё не знал точно, кто тебя родил. Но я знал, кто ты.

Её нахмуренный взгляд стал ещё более растерянным.

— Я не понимаю, папа.

— Я знал, кто ты, потому что увидел в тебе твою сестру.

Она резко вдохнула, её глаза стали огромными.

— У меня есть сестра?! Где? Почему я её не знаю? Ты её прячешь?!

Я улыбнулся.

— Дыши, Букашка, и подумай хорошенько. Послушай своё большое доброе сердце. Сама скажи мне, кто может быть твоей сестрой. Кто-то, на кого ты похожа. Кто-то, кого ты уже любишь, и кто любит тебя в ответ.

Мила застыла на мгновение, а потом её глаза расширились от осознания.

— МакКенна! МакКенна — моя сестра?!

Она тут же спрыгнула с моих колен, запрыгала на месте, закружилась по комнате. Схватила Честера с дивана и завопила ему в морду:

— Честер! У меня есть сестра!!!

Потом резко остановилась передо мной, её лицо сияло.

— Папа, ты понимаешь, что это значит?!

Моя улыбка стала такой же широкой, как её.

— Нам нужно, чтобы МакКенна провела Рождество со своей семьёй.

— Да! — Она радостно вскинула кулачки в воздухе в победном жесте, который я не видел уже много дней, и бросилась к коридору. — Папа, скорее! Нам надо срочно собираться!

Она вдруг замерла и обернулась.

— Бабушка с дедушкой расстроятся, потому что говорят, что я — радость Рождества. Но у них есть дядя Райдер, тётя Сэди и тётя Джемма, и в этом году они просто должны быть их радостью.

Я рассмеялся, достал телефон и начал искать билеты на самолёт, пока меня наполняло тепло и предвкушение.

Однажды я уже позволил МакКенне уйти и не пошёл за ней. И даже сейчас, зная, что она обязательно вернётся, что в этот раз всё по-другому, я чувствовал, что правильно сделать это сейчас.

Чтобы она больше никогда не встречала праздники в одиночестве.