Последний, кого ты любила

Глава 28

Мэддокс

После разговора с Трэпом настроение МакКенны изменилось. Легкая, игривая насмешливость исчезла, уступив место меланхолии, словно Трэп и правда до сих пор мог на неё влиять. Мне это не нравилось почти так же, как и то, что какой-то ублюдок угрожал ей. И всё же я был рад, что эти угрозы заставили её прибежать ко мне. Ещё месяц назад я бы ни за что не признался в этом, даже самому себе. Я бы уверял, что появление МакКенны в Уиллоу Крик — худшее, что могло случиться со мной и Милой, а теперь одна только мысль о том, что она снова уйдёт, сводила меня с ума.

Мы вместе убрали кухню, а потом я потащил её обратно в свою спальню, не желая отпускать её в гостевую, не желая отпускать вообще. Я притянул её к себе, прижимаясь спиной к её спине, и обнял, как будто никогда больше не собирался разжимать рук.

— Мне жаль, что он до сих пор может ранить тебя, — тихо сказал я.

Она провела ладонью вверх и вниз по моей руке.

— «Ранить» — слишком сильное слово. Скорее разочаровать. Хотя я не должна разочаровываться, я ведь знала, что он никогда не хотел меня, как и мама. С тех пор как я ушла, мы говорили от силы несколько раз. Он для меня как дядя, который живёт на другом конце страны, а не отец. Только дядя хотя бы означал бы, что у меня есть семья, а у меня её нет.

— У тебя есть семья, МаК. У тебя есть моя семья. — Мой голос был полон эмоций. Полон правды.

Она развернулась в моих объятиях, чтобы смотреть мне в глаза.

— Я ведь не позволила тебе быть семьёй для меня, — сказала она. — Мама и Трэп могли так сильно ранить меня, хотя я едва их любила. Думаю, я боялась, что вы могли сделать со мной, если бы я любила вас так отчаянно.

— Мы всё равно причинили тебе боль. Мы отпустили тебя и не пришли за тобой.

Она с трудом сглотнула.

— Если бы пришли, я была бы ещё жестче. Я не была готова сохранить вас.

Её слова одновременно ранили и исцелили меня.

— А теперь ты готова?.. Сохранить нас? — спросил я хриплым, сдавленным голосом, полным любви, которую я никогда не терял, а лишь загнал поглубже. Наши взгляды встретились, и она не отвела глаз. Она провела пальцами по моей челюсти, борода защекотала её ладонь, но она не ответила на мой вопрос. Это больно кольнуло, вызвав во мне сомнения.

— Когда мы были детьми, мне было стыдно, что я принесла весь этот хаос в твою жизнь. А теперь, даже несмотря на то, что я пыталась исправиться, стать лучше, я снова оказалась в беспорядке, — тихо сказала она.

— Тогда я мог справиться с этим. И сейчас смогу, — ответил я, и она закрыла глаза. Значит, это было не то, что ей нужно было услышать. Это её не успокоило. Я попробовал снова. — Я не вижу хаоса, милая. Знаешь, что я вижу?

Она открыла глаза, нахмурившись.

— Я вижу красивую, сильную девушку, которая не позволила своему паршивому детству сломать себя. Которая поднялась сама, двигалась вперёд с решимостью и упрямством и выбрала путь, в котором действительно может спасать других. И не в каком-то метафорическом смысле, а по-настоящему. У тебя на руках была жизнь Лейтона, и ты её спасла. Это не беспорядок. Это не то, за что должно быть стыдно. Я с радостью встану рядом с тобой, буду держать тебя за руку и отгонять любого, кто посмеет сказать, что ты не та героиня, которую я вижу. С горящим стетоскопом в руках.

Она тихо рассмеялась.

— Горящий стетоскоп?

— Ну, меч здесь выглядел бы нелепо.

— Почему ты меня не ненавидишь?

— Я пытался. Не получилось.

— В ту ночь, когда я пришла сюда… Мне казалось, что ты…

— Это был страх за Милу, — объяснил я. — Но хочешь знать, что я делал всего за несколько дней до этого? В твой день рождения?

Её глаза расширились, и я продолжил:

— Я провёл весь день, думая о тебе, а когда остался один в комнате… дрочил на воспоминания о тебе. Как уже делал тысячу раз до этого.

Она долго молча смотрела на меня, потом наклонилась и поцеловала нежно, а после прошептала:

— Тысячу раз, да? Спорим, ты натёр себе мозоли. Может, тебе стоит показаться врачу?

А затем она спустилась ниже по моему телу, оттянула пояс штанов и занялась делом так, что я никогда в жизни не смогу это забыть. Её светлые волосы струились по моим бёдрам, глаза цвета пшеницы и шалфея темнели от желания. И всё, о чём я мог думать в этот момент — если я снова её потеряю, от меня останется только пустая оболочка. Но теперь я был чертовски уверен: я сделаю всё, чтобы этого не произошло. Даже если придётся гнаться за ней.

♫ ♫ ♫

Когда мы с МакКенной приехали на ранчо на День благодарения позже, чем я планировал, вся семья бросала на нас понимающие взгляды. МакКенна вспыхнула красивым румянцем, напомнив мне, как её щёки были окрашены ночью, и это снова сделало почти невыносимым стоять в кухне родителей.

Мила спасла ситуацию, подбежав ко мне с объятиями, а затем к МакКенне, как будто нас не было целый год. В каком-то смысле так оно и было. Я изменился за одну ночь, открыл в себе части, которые всегда держал взаперти, потому что они принадлежали только МаК.

— Ой-ой, Райдер, — протянула Сэди, толкнув его плечом. — Кажется, наш монах наконец потерял свою девственность.

Райдер ухмыльнулся, но мама шлёпнула Сэди кухонным полотенцем, бросив предупреждающий взгляд на Милу.

— Следи за словами, Сэди.

— Какое ему теперь звание дать? — спросил Райдер, потирая подбородок, пытаясь скрыть улыбку.

— У меня уже есть звание, — проворчал я. — Оно называется шериф.

— Шериф Скорострел.

Ответ МакКенны был таким молниеносным, что у меня даже голова закружилась. Но когда я увидел её самодовольную улыбку, не осталось ни капли злости, даже несмотря на то, что Райдер и Сэди разразились смехом. Вместо этого я направился к МаК. Она взвизгнула и бросилась бежать, а я погнался за ней. Поймав, швырнул её на диван, прижал своим весом и, ухватившись за её лодыжки, начал снимать ботильоны.

Она смеялась и тяжело дышала.

— Не делай этого, шериф. Я не хочу тебя ранить.

— Возьми свои слова обратно, МаК. Скажи им правду. Скажи, что ты на самом деле кричала прошлой ночью.

Она замотала головой, и я провёл пальцами по её своду стопы. Едва коснулся — а она уже выгибалась и пыталась вырваться, заливаясь смехом. Я тоже рассмеялся, наблюдая, как она извивается, вспоминая все те разы в детстве, когда мы оказывались в такой же ситуации, включая тот случай, когда она так ловко вмазала мне, что я подумал, будто у меня сломался нос.

Мила забежала в комнату, её улыбка была такой же широкой, как у МаК, пока она наблюдала за нашей вознёй. Не желая оставаться в стороне, она вскарабкалась к нам, потянулась к животу МакКенны и добавила свои щекотки.

— Хватит… хватит, — выдохнула МакКенна сквозь смех.

Мы с Милой переглянулись и только усилили темп.

— Я сейчас обмочусь, если вы не прекратите.

Мила тут же остановилась, выглядя очень серьёзной.

— Это нормально. Такое бывает у всех, даже у взрослых. Так мне папа сказал, когда у меня случился конфуз в магазине, и я боялась, что все увидели. Но они не увидели, потому что папа закутал меня в своё пальто и отвёз домой.

— Когда вы трое наиграетесь, мне нужна твоя помощь с индейкой, Мэддокс, — сказала мама. Голос её был строгим, но лицо расплылось в широкой улыбке, и вместо привычного беспокойства от неё исходила чистая радость.

— А почему не папа или Райдер? Разве не самые старшие члены семьи должны разделывать индейку? — спросил я.

— Ты знаешь, что у тебя лучше всех получается работать с ножом, — ответила она. — Они просто всё испортят.

Я вздохнул, поднял Милу и отодвинул её в сторону, затем наклонился к МакКенне, прижался губами к её уху и прошептал:

— Ты за это заплатишь.

— Обещания, обещания, Мэдс, — улыбнулась она, приподняв бровь.

— Ты же знаешь, что я всегда выполняю свои обещания.

Она задержала дыхание, её улыбка медленно угасла, а в глазах вспыхнул жар. Я знал, что она вспоминает то же, что и я — нашу ночь, как её ноги едва держали её, когда мы вместе принимали душ утром.

Её пальцы скользнули к уголку моих губ, к той самой улыбке, которую она назвала самоуверенной прошлой ночью, всё так же удивляясь ей.

Радость наполнила моё сердце. Она оставалась со мной весь день, пока мы не уехали, чтобы я мог подменить Лиама на станции и дать ему возможность провести праздник с семьёй. Так у нас было заведено — подстраховывать друг друга, чтобы никто не жертвовал больше, чем уже приходится ради работы.

Когда я вышел из спальни в форме, Мила и МакКенна устроились на диване, смотря Скуби-Ду. МакКенна окинула меня взглядом с головы до ног так, что мне захотелось тут же сорвать с себя форму и снова утащить её в постель.

— А что бы ты смотрела, если бы Мила не заставила тебя смотреть Скуби? — спросил я.

— Баффи, — сразу ответила она, и я не смог сдержать смешка, вспомнив, как сильно МакКенна обожала этот сериал, когда мы были подростками.

Мила тут же заинтересовалась:

— Кто такая Баффи? Я могу посмотреть?

Я покачал головой:

— Придётся подождать ещё пару лет, Букашка. Баффи больше для подростков.

Мила закатила глаза.

— Мне скоро будет шесть. Я уже не маленькая.

— До шести тебе ещё десять месяцев, а шесть — это не тринадцать.

Она начала считать на пальцах, сбилась, нахмурилась.

— Сколько это ещё лет?

— Слишком много, — сказал я. — Иди обниматься.

Она тут же вскочила и крепко обняла меня, прижимаясь так, словно никогда не собиралась отпускать. И меня это устраивало.

— Сегодня рано в постель, — сказал я. — Завтра у тебя день рождения Мисси, а если не выспишься, будешь капризничать. Рианна тебя отведёт, а тётя Джемма заберёт.

— А МакКенна не может меня отвести?

— Мы с МаК должны съездить по делам в Ноксвилл. Нас не будет почти весь день.

— Дорожное путешествие?! Вы едете в поездку без меня?!

Я едва сдержал смех, услышав её возмущённый тон.

— Это не развлечение. Это работа. Тебе намного больше понравится на дне рождения, поверь мне.

Я поцеловал её в висок и поставил на пол. МакКенна проводила меня до двери и мягко поцеловала в губы — привычка, к которой я мог бы очень быстро привыкнуть.

— Ты будешь в моей постели, когда я вернусь? — спросил я, больше требовательно, чем вопросительно.

Она прикусила губу.

— Ты будешь уставший.

— Я вообще не смогу уснуть, если тебя там не будет.

Она замялась, и я притянул её к себе, целуя глубже, медленнее, пробуждая воспоминания о том, как мы провели прошлую ночь, теряясь друг в друге.

Она рассмеялась и отстранилась.

— Ладно. Ты победил, шериф.

Она легонько стукнула пальцем по краю моей шляпы, и в груди разлилось такое сильное чувство, что оно могло утопить меня. Любовь, о которой я не говорил, потому что после десяти лет разлуки и всего нескольких часов вместе это казалось безумием. Но она бурлила во мне, пульсировала в жилах.

Правда была до боли ясной.

Я никогда не переставал любить МакКенну Ллойд.

♫ ♫ ♫

Участок был пуст. Пустые камеры, пустой стол диспетчера. Все сотрудники разъехались по домам, праздновать День благодарения. Я сам отвечал на все звонки, чтобы моя маленькая команда могла провести вечер с семьями. Пока меня не было, Сибил перевели в женскую тюрьму, и это принесло мне лишь облегчение. Надеюсь, это был последний раз, когда мне пришлось с ней возиться.

Сев за стол, я увидел несколько отчётов, оставленных Эми.

Первым в списке было вскрытие Слайдера. Ничего неожиданного: его убили выстрелом из девятимиллиметрового пистолета, предположительно Глок или аналогичного оружия. Судмедэксперт сможет сказать точнее, когда лаборатория обработает слепок раны. Никаких защитных ран, никаких других улик. Тупик.

Я отложил этот отчёт в сторону и открыл папку на доктора Роя Грегори. Эми и Брюс связались с множеством агентств в Калифорнии, чтобы собрать информацию. До того, как МакКенна подала жалобу в службу по защите детей, он выглядел безупречным членом общества. Дело было не только в его работе в больнице — он и его жена входили в советы нескольких местных благотворительных организаций. Их знали, их любили.

Но теперь окружной прокурор всерьёз рассматривал возможность выдвижения обвинений в насилии, а Лейтон Грегори находился под опекой бабушки по материнской линии. Первоначально, по требованию опеки, доктор Грегори покинул семейный дом, но через несколько дней жена впустила его обратно и затем отказалась впускать социальных работников. Всё было в рамках закона, но этим они только настроили следователей против себя.

Если бы не Лейтон, дело бы заглохло. Мальчик сбежал, узнав, что отец возвращается. Его нашли у друга, и он рассказал всё офицеру полиции и детскому адвокату. Сказал, что побои начались с тех пор, как он научился ходить. Он утверждал, что его мать тоже подвергалась насилию, но раз она не собиралась уходить от мужа и не заявляла на него, закон был бессилен.

Но Грегори не собирался сдаваться. Он утверждал, что МакКенна подала ложный отчёт в отместку за негативный отзыв, который он оставил о её работе, а потом её жалоба спровоцировала его «взбунтовавшегося» сына на новые ложные обвинения.

Больница отстранила их обоих с сохранением зарплаты.

Если бы мы смогли доказать, что угрозы, приходившие с одноразовых телефонов, исходили от него, это бы не решило дело, но, по крайней мере, добавило бы очередное доказательство его жестокости. Я был на восемьдесят процентов уверен, что это укрепит уже накопившуюся против него косвенную улик.

Чем сильнее рушилась его жизнь, тем опаснее он становился. Такие, как он — одержимые контролем, жаждущие власти, — пойдут на всё, чтобы вернуть своё положение и доказать, что они по-прежнему хозяева ситуации. Я был ещё больше рад, что МакКенна находилась за тысячи миль от этого ублюдка.

Интересно, знала ли она, что мальчик заговорил? Она ничего не говорила, но, с другой стороны, я понятия не имел, каким образом ей вообще поступает информация из Дэвиса.

Я ушёл с головой в поиски — пробивал серийные номера одноразовых телефонов, с которых угрожали МакКенне, надеясь, что магазин, где их купили, использовал камеры наблюдения.

От размышлений меня отвлёк звонок агента Салазара.

— Хатли, — ответил я.

— Хочешь сначала хорошие новости или плохие?

— Я уже не уверен, что выдержу ещё одну плохую, но давай, выкладывай. Лучше уж сначала хреновое, чтобы потом насладиться хорошим.

Он рассмеялся.

— Подтверждено: в Теннесси находятся двое высокопоставленных членов группировки Ловато.

— Это плохие новости только в том случае, если они в округе Уинтер, — пробормотал я, потирая глаза и бросив взгляд на часы. Брюс должен был прийти с минуты на минуту, чтобы сменить меня.

— Они ищут свои миллионы, которые им задолжал Чейнсо, но так и не выплатил.

— Чёрт, — выдохнул я, и почему-то в голове тут же вспыхнули образы дорогих украшений и одежды Сибил. Если эти деньги действительно пропали, Ловато перевернут мой город вверх дном, чтобы их найти. — Надеюсь, твои хорошие новости заключаются в том, что ты знаешь, где они, и что Ловато уже в камере. Иначе я сильно разочаруюсь.

Он коротко хохотнул.

— Хорошая новость в том, что если ты дашь всему этому развиваться само по себе, тебе, возможно, больше не придётся беспокоиться о Чейнсо.

Горький привкус заполнил рот, а в животе сжалось от тошнотворного чувства. Одно дело — не быть уверенным, что смог бы закрыть Сибил от пули, но что это говорило обо мне, если я хотел, чтобы Чейнсо исчез? Какой из меня страж закона, если я наполовину рад, что кто-то, возможно, скоро окажется в могиле?

— У тебя есть способ следить за Ловато? — спросил я.

— Есть.

— Сообщишь мне, если они появятся рядом?

— Конечно.

Не сказать, чтобы это вселило в меня уверенность. Я знал, как работают федералы. Им нужны Ловато. Они сделают всё, чтобы не запороть своё дело.

— Спасибо за предупреждение.

Я убрал телефон, и в этот момент в дверь зашёл Брюс. Я быстро ввёл его в курс дела, рассказал о наших с МакКенной планах встретиться с Трэпом. Его лицо стало таким же мрачным, как я себя чувствовал, выходя за дверь. Мы оба хотели, чтобы вся эта дрянь держалась как можно дальше от нашего города и наших семей.

Солнце ещё не взошло, и под чёрным небом, среди пустых улиц, город казался чужим, каким-то нереальным, пока я ехал домой. Тяжесть работы, которую я всегда носил на плечах, ослабла на секунду, когда я вспомнил, что в моей постели меня ждёт МакКенна. Я мог справляться с этим дерьмом, мог тащить все тревоги и страхи, если в конце дня мог находить утешение в её объятиях.

Но смогу ли я удержать её на этот раз?

Как всегда, первым делом, войдя в дом, я заглянул к Миле. Она всё ещё спала, но у меня было от силы два-три часа, прежде чем она проснётся и, радостно подпрыгивая, ворвётся ко мне в спальню. Впервые я задумался — может, стоит запереть дверь?

Зайдя в свою комнату, я увидел МакКенну, растянувшуюся на животе поперёк кровати, ноги в стороны, занимая приличную часть моего огромного матраса. Я невольно улыбнулся.

Скинув одежду, оставил только боксеры и залез под одеяло. Она негромко застонала во сне, ресницы дрогнули, когда я осторожно улёгся так, чтобы её рука и нога оказались на моей груди и бедре.

— Эй, — сонно пробормотала она, на лице появилась мягкая, божественная улыбка. — Как всё прошло? Хочешь поговорить?

Я поцеловал её в лоб.

— Спи, МаК. Я буду здесь утром.

Но я не мог не задуматься — сколько у меня ещё осталось таких вот утренних пробуждений с ней?

Если Грегори признают виновным, МакКенна вернётся на работу. Она сможет снова уехать в Дэвис, продолжить ординатуру. А что тогда будет со мной и Милой? Одна только мысль о том, что я могу снова её потерять, обожгла меня изнутри, и я сам себя проклял за это. Я должен был верить. Должен был верить её словам о клятве Гиппократа и о том, что она не хочет причинять боль.

Должен был верить, что мы нашли дорогу друг к другу не просто так, и что она не вырвет себя из моей жизни снова.

Но стоило мне осознать одно, как с души свалился камень. Даже если она попытается уйти… на этот раз я не позволю. Я пойду за ней. Я докажу ей, что её место здесь. Там, где её любят больше всего.