Последний, кого ты любила

Глава 25

Маккенна

Увидев Шэдоуфакса, я накрыла волна воспоминаний и ностальгии. Я ожидала, что он меня не вспомнит, но, когда протянула руку, он ткнулся в неё мордой, тихо заржал и шагнул ближе, уткнувшись носом мне в плечо, точно так же, как делал когда-то.

Горло сжалось.

— Шэдоуфакс — один из самых красивых коней на ранчо, — сказала Мила. — Я хочу на нём кататься, но папа говорит, что пока нельзя. Но мне и папин конь нравится. Папа говорит, что на мой восьмой день рождения купит мне лошадь, и я смогу поехать с ним выбирать, потому что лошади и люди находят друг друга, как принцы и принцессы в сказках.

— Дыши, Букашка, — усмехнулся Мэддокс, легонько щёлкнув её по щеке, а потом повернулся ко мне. — Помнишь, как его оседлать?

— Помню, — тихо ответила я.

Когда мы подготовили лошадей, Мэддокс уложил в седельные сумки несколько бумажных пакетов из «Тилли».

Тилли была в восторге, увидев нас всех вместе этим утром.

— М&M, снова не разлей вода, вижу, — улыбнулась она.

Мила тут же подхватила:

— M&M? Как конфеты?

— Ага, эти двое были неразлучны, — кивнула Тилли. — Одного «М» без другого просто не существовало.

Мила вдруг посерьёзнела и задумалась.

— А как называется три «М»? Потому что теперь нас трое.

Мне снова пришлось сглотнуть ком в горле, а Тилли, подумав, сказала:

— Думаю, это будут M&M's. В пакете же не только один вид, верно?

— Я точно жёлтая M&M, — уверенно заявила Мила. — Потому что Нана говорит, что у меня самая солнечная душа из всех, что она видела.

Тилли рассмеялась.

— Так и есть, малышка. Так и есть.

Когда она ушла, Мила посмотрела на нас и заявила:

— Папа будет синей M&M, потому что у него голубые глаза, а МакКенна — зелёной, потому что её глаза иногда кажутся зелёными. Ты замечал, папа?

Мэддокс встретился со мной взглядом, и я замерла.

— Да, я это на сто процентов заметил, — сказал он. — Хороший выбор. Зелёные M&M всегда были моими любимыми.

Научного обоснования этому мифу о зелёных M&M не существовало, но от его слов я всё равно вспыхнула. С тех пор как вернулась в Уиллоу-Крик, я краснела чаще, чем за всю предыдущую жизнь. Я не была из тех, кто смущается. Меня ничуть не волновала ни анатомия, ни разговоры о сексе. Но слова Мэддокса… это не было просто физиологией. Это были нежные комплименты и обещания, от которых у меня подкашивались ноги, а к таким вещам я точно не привыкла.

Теперь, когда он держал поводья Шэдоуфакса, пока я садилась в седло, моя кожа снова загорелась от жара. Его пальцы на миг задержались на тыльной стороне моей ладони, прежде чем он отошёл. Это был не просто мимолётный жест — это было ещё одно обещание, такое же мучительное, как и те, что он шептал мне за дверью ванной.

Я быстро отвела взгляд от него и перевела его на Милу, чтобы собраться.

Она совсем не боялась лошадей. Напротив, стояла рядом с Ародом, положив руки ему на мощное плечо, пока Мэддокс взбирался в седло. Потом он легко подхватил её и усадил перед собой.

Его бицепсы напряглись под обтягивающей футболкой с длинными рукавами, и я на секунду задержала взгляд на его руках, прежде чем поднять его выше. Он подмигнул, затем опустил шляпу пониже и двинулся вперёд.

Я последовала за ними на Шэдоуфаксе и смотрела, как они двигаются в такт с конём. В том, как он обнимал её, было что-то невыразимо трогательное, словно он ограждал её от всего мира. И, наверное, так оно и было.

Я слышала её болтовню, но слов разобрать не могла — они шли чуть впереди меня. Может, это было и к лучшему — мне нужно было сосредоточиться, вспоминая, как правильно держать поводья, как двигаться вместе с лошадью, как всё то, чему меня когда-то учил Брэндон.

Солнце ярко светило, но в воздухе чувствовалась прохлада. Я была рада, что успела постирать вещи, пока Мила была в школе, и теперь могла надеть свой тёплый зелёный свитер, джинсы и единственные уцелевшие кроссовки.

Я пожалела, что у меня не было моих ковбойских сапог — тех, что я оставила на ранчо, чтобы мама их не нашла, а потом всё же взяла с собой в колледж, только чтобы тут же отдать их, в отчаянной попытке забыть Теннесси.

Когда мы отдалились от конюшни, я поняла, что Мэддокс ведёт нас по длинному маршруту вокруг ранчо, к той самой лощине, где я уже бывала. Дорога, которую он выбрал, позволяла нам обойтись без прыжков через ручей.

На вершине небольшого холма Мэддокс остановился, и я подвела Шэдоуфакса к Ароду, оглядываясь вниз, на пастбища и луга. Куда ни глянь — всё это земля Хатли. Акры, которые они чуть не потеряли в сложные времена, незадолго до моего отъезда из Уиллоу-Крика. Но теперь — свежевыкрашенный дом, добротные ворота, полдюжины уютных домиков за конюшней — всё это говорило о том, что ранчо процветает.

— Я рада, что вы сумели его сохранить, — сказала я.

— «Вы»? — он лукаво прищурился. — Осторожнее, а то твой южный акцент снова себя выдаст.

Я толкнула его носком сапога в ногу, и оба коня немного зашагали на месте от нашего движения.

— Это всё заслуга Райдера, — продолжил Мэддокс. — Сначала родители были настроены скептически, но он показал им статистику по другим ранчо, которые стали прибыльными, а потом сам нашёл кредиты и занялся всей реконструкцией.

— И как родители теперь к этому относятся?

— Они счастливее, чем когда-либо. Мама обожает готовить и возиться с гостями, а папа — учить людей ездить верхом и рыбачить. Мы оставили достаточно скота и посевов, чтобы обеспечивать ресторан в сезон, а в остальное время у нас небольшие контракты с местными фермами, которые поставляют продукты в рестораны. Плюс, конечно, мамины пироги. Они приносят куда больше денег, чем ты можешь себе представить.

Он говорил о семье с гордостью. И она была заслуженной. Хатли сплотились и спасли свою землю. Что могло быть лучше?

— Ты всё ещё чувствуешь себя виноватым, что не работаешь с ними? — тихо спросила я.

— И да, и нет. Я рад, что остался в городе получать диплом, потому что мог быть дополнительной парой рук в переходный период. Но этот бизнес не моя страсть, как у Райдера. Я люблю ловить плохих парней и сажать их за решётку.

— И ловить кур, чтобы загонять их обратно в загон? — поддела я, вспомнив, как Эми рассказывала, что Лиаму недавно пришлось вылавливать сбежавшую птицу.

Он рассмеялся.

— Скажем так, детство на ранчо дало мне ценный опыт для работы шерифом.

— Папа, поехали! Я хочу посмотреть, осталась ли лисья семья у ручья, — позвала Мила, подняв руку и прижав ладонь к его щеке. Он поцеловал её в центр ладошки.

— Хорошо, Букашка. Посмотрим, справится ли МакКенна с нами?

Мила широко улыбнулась, вцепившись в луку седла, будто уже знала, что её ждёт.

— Да!

Мэддокс лёгким движением пяток подогнал Арода, и тот пошёл быстрым, уверенным шагом, от чего Мила заливисто засмеялась.

Я наклонилась к уху Шэдоуфакса, похлопала его по боку и прошептала:

— Ну что, старина, догоним их?

И пустилась следом.

Ветер трепал волосы, солнце сияло, в воздухе пахло влажной землёй и сочными травами. Сердце было лёгким, свободным. Будто это место всегда было моим.

Мы прорвались сквозь рощу ивы и дубов на вершине холма над лощиной, сбавляя ход, пока не остановились. Мэддокс первым спрыгнул с коня, затем помог слезть Миле. Я последовала их примеру, и мы оставили лошадей бродить неподалёку, зная, что они не уйдут далеко. Мэддокс достал из седельных сумок одеяло и наши пакеты с обедом. Мы использовали корни деревьев как ступеньки, чтобы спуститься в ту самую маленькую лесную чашу, которую всегда считали своей. Расстелили плед, сели вплотную, плечи и бёдра касались друг друга, пока Мила рылась в пакетах с едой.

— А папа рассказывал тебе, как мы здесь играли в пиратов? — спросила я.

Мила покачала головой, кусая бутерброд, и я с трудом сдержала улыбку, когда яичная масса выдавилась на её щеки.

— Мы притворялись, что ручей — это океан, а мы приплыли на своём корабле в секретную бухту, чтобы спрятать сокровища от злых пиратов, — рассказала я, указывая на тёмные закоулки среди корней. — Мы пробирались за эти корни и закапывали наши клады.

— Они всё ещё там? — с восторгом спросила Мила, распахнув глаза.

Я тихо усмехнулась, но тут же вспомнила о банке, полной моих кошмаров. Это было не сокровище, но оно всё ещё там.

— Большая часть была едой, так что наверняка её нашёл какой-нибудь зверёк.

Мила показала на угол лощины у ручья.

— Там мама-лисица растила своих малышей. Мы видели её всего два раза, и папа думал, что, может, мы её напугали, но мне кажется, она знает, что это место безопасное. Что мы не причиним ей вреда. Что думаешь, МакКенна?

— Думаю, я всегда чувствовала себя здесь в безопасности, — ответила я.

Мэддокс снова поймал мой взгляд. Тяжёлые чувства, прошлые и настоящие, наполнили воздух между нами. Мила схватила наши руки и сцепила их вместе.

— Теперь с тобой всё в порядке, — сказала она.

— Ч-что? — я посмотрела на неё.

— Пираты больше не могут тебя обидеть.

Затем она отложила бутерброд и вскочила.

— Пойду посмотрю, нет ли в ручье ещё золота!

— Одна нога всегда должна оставаться на земле, Букашка, — напомнил ей Мэддокс.

— Знаю, знаю!

Мы смотрели, как она схватила палку и начала копаться в воде.

— Она кажется такой… взрослой для своего возраста, — тихо сказала я.

Он не повернулся ко мне. Всё его внимание было приковано к Миле, будто он был готов в любую секунду броситься и спасти её, если она вдруг оступится. И это затронуло что-то глубоко внутри меня, напомнило, как когда-то он также заботился обо мне. Быть под защитой Мэддокса Хатли — это было как оказаться в теплом, уютном пузыре. Я же когда-то оттолкнула этот защитный кокон с такой беспечностью, о которой буду жалеть всегда.

— Рианна называет её старой душой, — наконец сказал он. — А мама говорит, что она эмпат. Я думаю, просто ей досталась жизнь сложнее, чем у других. Она может этого не помнить, но её тело помнит. Человек создан для борьбы за базовые нужды, а ей пришлось бороться куда сильнее, чем большинству.

Я сжала кулаки, ненавидя маму ещё чуть больше за картину, которую нарисовал он.

— Папа, я не могу достать вот эту! — позвала Мила, посмотрев на нас с ожиданием.

Мэддокс поднялся, вытащил из воды камень и протянул ей, а затем снова вернулся ко мне, усаживаясь на одеяло.

— В ручье и правда есть золото? — удивлённо спросила я.

Мэддокс закатил глаза.

— Это всё Райдер. Он подбросил туда кристаллы «кошачьего золота» и сказал Миле, что это оставили феи.

У меня сжалось сердце от одной мысли, что этот самоуверенный сердцеед Райдер прятал сказочную пыльцу для своей племянницы.

— Ух ты. Кажется, она и правда всех влюбила все в себя.

Мэддокс рассмеялся.

— С самого момента, как появилась.

Осознание того, сколько я уже упустила в её жизни, ударило в грудь, выбивая весь воздух. Бутерброд из ветчины и сыра стал пресным, и я сунула его обратно в бумажный пакет.

— Эй, — он накрыл мою руку своей. — Ты в порядке?

— Мама… она заставила меня пропустить ещё одну важную часть, — пробормотала я, чувствуя, как закипает злость.

— Но теперь ты здесь. И она больше не может отнять у тебя ничего. Теперь всё зависит только от тебя.

Я посмотрела на него, и тут же поняла, что он спрашивает: что ты собираешься делать?

Я знала, чего хочу. Я хотела остаться. Но я не хотела бросать карьеру, когда была так близка к её завершению. Я хотела и то, и другое. Я хотела, чтобы проблема с доктором Грегори просто испарилась, чтобы моя ординатура волшебным образом завершилась, и я смогла найти работу в местной больнице. Но мне казалось, что прошу от вселенной слишком многого, когда она с трудом исполняла даже крошечные желания. И это был слишком серьёзный разговор для того, чтобы вести его прямо здесь, посреди лощины, пока Мила играет в воде. Поэтому я просто сжала его руку, поднялась и пошла к ручью искать золото вместе со своей сестрой.