Последний, кого ты любила

Глава 23

MCKENNA

Мэддокс выглядел таким сильным, таким уверенным, словно мог без труда взять весь мой мир на свои плечи и даже не почувствовать этого как бремя. А ведь я всю жизнь была обузой. Сначала для мамы, потом для него и его семьи. И уж точно для Керри — я почти не вносила вклад в наши общие расходы, в то время как у него был трастовый фонд и родители, которые ежемесячно пополняли его счёт. Конечно, я бы никогда не жила в той дорогущей квартире, которую он выбрал, если бы не была с ним. Но всё равно — я не тянула свою часть.

Единственное место, где я действительно несла свою ношу, — это отделение неотложки. Там я не была обузой. Я была защитником.

Но то, как сейчас смотрел на меня Мэддокс… Будто он хотел — нет, нуждался — в том, чтобы помочь мне. Чтобы нести этот груз вместе со мной. Чёрт. Это развязало внутри меня какой-то узел, который я сжимала годами. Может, всю жизнь.

Этот взгляд — как будто я важная, как будто я достойна любви — заставил меня сломаться.

Слова вырвались из меня в один миг. Лейтон. Опека. Отстранение с сохранением зарплаты. Сообщения, которые я не могла доказать, что были от доктора Грегори. Всё это лилось потоком, а его лицо становилось всё мрачнее, челюсть всё сильнее сжималась, пока мне не показалось, что она вот-вот сломается, и мне придётся её фиксировать.

— Ты не обязана просто принимать это, — сказал он тихо, когда я наконец замолчала. — Есть способы выяснить, в каком магазине он купил предоплаченные телефоны, если он их использует. Мы можем достать записи с камер наблюдения. В крайнем случае, ты можешь подать на него запретительный ордер.

Я уронила голову на сложенные на стойке руки.

Одна только мысль обо всём этом — о подаче жалобы, о разбирательствах, о попытках прижать его к стенке — казалась мне слишком тяжёлой. Всё, чего мне хотелось, — это спрятаться, как я делала в детстве, когда мама приходила в настроении.

Сарай через дорогу был для меня убежищем несколько лет, пока она его не обнаружила. Потом был церковный подвал, забегаловка Тилли. А потом я смогла тайком звонить Мэддоксу с телефона, который хранила выключенным, спрятав за потолочной плиткой в своей комнате.

— Дай мне помочь тебе, — тихо сказал он, садясь на стул рядом и наклоняясь ближе, пока наши лица не оказались почти на одном уровне. — Это не как в детстве, МаК. У меня есть ресурсы. Есть вещи, которые я могу сделать, чтобы заставить этого ублюдка оставить тебя в покое.

Наши взгляды встретились, и я задумалась: как, даже спустя столько лет, он всё ещё мог читать меня? Мог чувствовать мои мысли и эмоции.

Он говорил, что Мила эмпат. И хотя между ними не было ни капли общей крови, я задумалась: а не переняла ли она это от него? Потому что он всегда чувствовал глубоко. Всегда нес мою боль наравне со мной.

В восемнадцать он был прекрасной душой. Сейчас же он был великолепным мужчиной. Я чуть подалась вперёд, соединяя наши губы.

Простое прикосновение, которое должно было стать спасибо. Спасибо не только за то, что он предлагает помочь мне сегодня, но и за все те разы, когда он вытирал кровь с моего лица, прикладывал лёд к моим синякам, помогал мне хоть на несколько часов забыть, насколько дерьмовой была моя жизнь.

За то, что подарил мне своё сердце, даже когда я растоптала его, не зная, как удержать его и при этом сбежать.

Рука, которая лежала у меня на спине, скользнула вверх, запутываясь в волосах. Поцелуй перестал быть просто спасибо и превратился в грохочущую, неукротимую жажду. Я провела языком по краю его губ, и он открылся для меня, позволяя исследовать медленно, нежно, стараясь отдавать, когда всегда только брала. Он застонал, резким движением притягивая меня ближе, его руки обхватили мою талию, вжимая наши тела друг в друга. Его пальцы скользнули под мой тонкий хлопковый топ, и моё тело отреагировало волной мурашек, словно каждая нервная клетка жаждала его прикосновения. Его ладонь накрыла мою грудь, и он резко вдохнул, его губы касались моих, когда он пробормотал:

— Ты когда-нибудь носишь лифчик?

Я усмехнулась.

— Редко.

— Господи…

Он стянул мой топ через голову, и я позволила ему. А потом он просто смотрел. Медленно провёл пальцами по моим затвердевшим соскам, очерчивая круги, и прошептал:

— Прошли годы, а я всё ещё вижу эти груди в своих снах.

Он наклонился, проводя языком по одному, в то время как его пальцы ласкали другой. Моё тело содрогнулось. Мне не нужно было много, чтобы потерять контроль.

Я перекинула ногу, оседлав его, притягивая ещё ближе, мои пальцы впились в его волосы. Мои бёдра двинулись в такт с его, трясь о твёрдую длину под молнией его формы, тонкая ткань моих йога-брюк была единственным барьером между нами. Из меня вырвался приглушённый стон.

Его губы вернулись к моим, руки легли на мою задницу, и он снова толкнулся в меня, прижимаясь к самому центру моего жара. Я оторвалась от его губ, задыхаясь.

— Чёрт, Мэдс, я сейчас…

И тут меня накрыло.

Я содрогнулась, сотрясаясь в его руках, всё тело разом обмякло, оседая на него. Он легко поймал меня, удержал, осыпая поцелуями мою челюсть, посасывая мочку уха, снова разжигая во мне огонь, даже когда последние волны оргазма всё ещё пробегали по моей коже.

— Ты чертовски прекрасна, МакКенна. Когда упрямая. Когда убегаешь. Но ещё больше — когда отпускаешь себя и взрываешься от одного моего прикосновения.

Его голос был хриплым, наполненным жгучим желанием. Мои руки скользнули по его груди, пробрались между нами, обхватывая его через ткань брюк. Его лоб упал на моё плечо, горячее дыхание обжигало кожу шеи и ключицы, и я снова задрожала. Он отстранился, встретившись со мной взглядом, и накрыл мои руки своими, останавливая движения.

— Как бы мне ни хотелось взять тебя на руки, отнести в свою постель и не выпускать оттуда, пока ты не закричишь моё имя ещё несколько раз, мне пора на работу.

— Ты же шериф. Разве не можешь опоздать? — Я едва узнала собственный голос. Он был наполнен чем-то, что пугало меня. Чем-то, что привязывало меня к нему, хотя я когда-то пыталась разорвать эти нити.

— Обычно — да, но сегодня утром ко мне приезжает агент из УБН.

Меня захлестнуло сожаление. Я задерживала его. Нагружала дополнительными заботами. Даже если я сейчас скажу ему, что он не должен беспокоиться о докторе Грегори и этих сообщениях, он всё равно не отступит. Добавит это в список дел, которые надо уладить, прежде чем вернуться домой к семье.

Я медленно соскользнула с него, а он встал, поправляя одежду.

Но прежде чем я успела отойти, он поймал мою руку и поднял её к губам. Поцелуй в ладонь вызвал во мне новую волну дрожи.

— Я вижу, как у тебя в голове крутятся мысли, МаК. Ты не обуза, — сказал он, и я широко распахнула глаза. Он снова прочитал меня так легко, будто видел мои мысли. — Это моя работа. Это то, что я делаю. Позволь мне помочь тебе.

Я колебалась, а потом кивнула.

— Чем я могу помочь тебе? — спросила я.

Его лицо озарилось самой самодовольной улыбкой, какую я когда-либо видела у Мэддокса Хатли. Уверенной. Чертовски сексуальной. Моя грудь сжалась, а внизу живота напряглось от одного этого взгляда.

— Уверен, мы что-нибудь придумаем.

Я рассмеялась.

— Это так ты ведёшь все свои расследования, шериф Хатли? Услуга за услугу?

Его улыбка не исчезла. Напротив, он тихо усмехнулся.

— Только с тобой, МакКенна Ллойд. Только с тобой.

Он наклонился, поцеловал меня в висок — так же, как я видела, он делает с Милой, а потом отошёл.

Я проводила его взглядом, когда он направился к двери, двигаясь… неловко. Из меня вырвался смех.

— Проблемы с ходьбой, шериф?

Он оглянулся, надевая шляпу, и его голубые глаза сверкнули озорством.

— Подожди, МаК. Ты будешь та, у кого будут проблемы с ходьбой, когда я с тобой закончу.

— Обещания, обещания…

— И ты, чёрт возьми, знаешь, что я свои обещания сдерживаю.

Дверь за ним захлопнулась.

Моё сердце забилось чаще, а тело затрепетало в предвкушении. Желание. Стремление. Надежда. Она развернулась в груди, но впервые за долгое время не казалась чем-то, от чего нужно бежать. Я не знала, как всё сложится, как мы сможем двигаться вперёд. Но знала одно — я больше не хотела его терять. Я не хотела терять Милу.

Может, потеря всего в Калифорнии была тем самым толчком, который привёл меня туда, куда мне нужно было попасть.

В душе зародилась робкая, дрожащая мысль. А если есть способ сохранить всё? Взять лучшее из прошлого и вплести его в моё настоящее? Я подняла телефон, открыла браузер и вбила в поисковик как получить лицензию в другом штате.

Это ведь просто информация, верно?

После того как я увидела шаги, которые для этого потребуются, я зашла на сайт FREIDA, где врачи ищут вакансии, и начала просматривать открытые позиции в Теннесси. Просто смотрела. Но даже это причиняло боль. Боль от осознания, что мне, возможно, придётся сделать шаг назад. Боль от осознания, что я, возможно, больше никогда не смогу вернуться к медицине. Но, пожалуй, хуже всего была мысль, что, может быть, впервые за долгое время у меня появился шанс двигаться вперёд.

♫ ♫ ♫

Я как раз убирала в холодильник продукты, которые купила для единственного блюда, которое умела готовить — тако из говяжьего фарша с готовым соусом, — когда появилась Ева, чтобы забрать Милу из школы.

— МакКенна, МакКенна, МакКенна! — закричала Мила, бросаясь ко мне.

На её голове красовался бумажный ободок с нарисованной вручную индейкой, а в руке она сжимала пакет с угощениями, украшенный мультяшными индейками.

— Сегодня в школе мы не праздновали День Благодарения, потому что миссис Коди сказала, что праздновать аннексию целой расы людей — это неправильно.

— Аннигиляцию, — поправила её Ева, с трудом сдерживая улыбку.

— Именно это я и сказала, — закатила глаза Мила и повернулась ко мне. — Но зато мы отмечали красоту индеек! Миссис Коди читала нам книгу, после которой мне захотелось подружиться с индейками, а не есть их, как сделали дети в этой книге. Я сказала Нане, что мы ни в коем случае не можем готовить индейку на этой неделе. Я не позволю! Я сбегу, но перед этим украду её из дома.

Ева рассмеялась.

— И как же ты собираешься унести замороженную, двадцатипятифунтовую глыбу мяса, Букашка?

Мила застыла с приоткрытым ртом.

— Ты заморозила ее, Нана?! Она ЗАМОРОЖЕНА?!

Ева притянула Милу к себе.

— Помнишь, как мы говорили о разных коровах на нашей ферме? Одни дают молоко, другие становятся едой.

Мила кивнула.

— А ещё помнишь, откуда берётся бекон?

— Я обожаю бекон… но мне всё равно не нравится мысль о том, что ради него убивают свинок, — нахмурилась Мила. — Жаль, что он такой вкусный.

— С индейками то же самое, птенчик. Люди едят и растения, и животных. Главное, чтобы животных содержали гуманно. Тогда можно наслаждаться едой без угрызений совести.

Мила прижала руки к сердцу и отступила от Евы.

— Не знаю, Нана… Думаю, я стану вегетацией, как миссис Коди.

— Вегетарианкой.

— Именно это я и сказала.

— Ты готова отказаться от бекона? — спросила я, впервые вмешиваясь в разговор. — Не знаю, смогла бы я. Бекон — одно из моих любимых блюд.

— Правда? — переспросила Мила.

Я кивнула. На её лице появилось сомнение.

— Мне нужно подумать, — сказала она. Вдруг она замерла, её глаза расширились, а через секунду она сорвалась с места и умчалась по коридору. — Мне срочно надо в туалет!

После неё, как всегда, осталось звонкое молчание.

Ева с улыбкой посмотрела на меня.

— Вчера на книжном клубе я видела Рианну. Она сказала, что ты и Мэддокс, кажется, неплохо ладите.

Я изо всех сил старалась не покраснеть, вспоминая, как несколько часов назад мы с Мэддоксом переплелись на этом самом стуле и как он обещал, что будет заниматься со мной любовью, пока я не смогу ходить. У меня сжалось сердце, и оно застучало так сильно, что, казалось, вот-вот пробьёт рёбра.

Ева рассмеялась.

— Вы всегда были такими… Взрывными. Я даже переживала, что ты забеременеешь, не успев уехать в колледж.

Я проиграла в борьбе с собственным телом — лицо вспыхнуло румянцем.

— Ого… Даже не знаю, что сказать.

Её улыбка угасла, взгляд скользнул по коридору, куда ушла Мила, а потом снова остановился на мне.

— Но теперь на кону стоит гораздо больше, МакКенна.

— Я знаю, — тихо ответила я.

— Я не спрашиваю, почему ты вернулась в Уиллоу Крик, и не прошу рассказывать все твои секреты. Просто скажи, что ты не уйдёшь снова… и не исчезнешь ещё на десять лет.

В её голосе не было ни капли злости, даже упрёка. И я задумалась, почему. Я причинила Мэддоксу боль — глубокую, неизлечимую. Был шанс, что смогу сделать то же самое с её внучкой. И всё же она не держала на мне зла за прошлое. Она просто хотела знать, что я не испорчу будущее.

— Я очень хочу остаться, — сказала я, чувствуя эту уверенность прямо в крови.

Всё, что я узнала этим утром, я могла бы применить на практике, но только если дела в Калифорнии пойдут так, как мне нужно. Если нет… Я всё равно могла бы остаться, но тогда пришлось бы подумать о совершенно новой карьере.

Мила выскочила в коридор, держа в руках лист бумаги.

— Я забыла отдать тебе это вчера, — сказала она и протянула мне рисунок.

На нём были изображены человечки: мужчина в ковбойской шляпе, женщина с чем-то похожим на стетоскоп на шее и маленькая девочка между ними. Их палочковые ручки заканчивались шариками, соединёнными друг с другом, а над головами было написано ЛДН. Этот рисунок ранил меня так же сильно, как и наполнил радостью.

— Я пока не очень хорошо рисую. Но вот это — папа, — она показала на мужчину, — это я, а это ты. — Мила поочерёдно ткнула пальцем в каждую фигурку. — Вы с папой раньше были лучшими друзьями, а значит, теперь все трое можем быть лучшими друзьями.

Я крепко прижала её к себе — так, как когда-то меня обнимал Мэддокс, — и чувство принадлежности захлестнуло меня с головой. Я никогда не испытывала его прежде. Ни с Хатли. Даже с Мэддоксом в подростковом возрасте. Возможно, потому, что я никогда не опускала перед ними свой щит. Но сегодня это ощущение сбило меня с ног. Мы могли бы стать семьёй. Семьёй, которой у меня никогда не было. Которую я никогда не думала, что захочу или буду в ней нуждаться. Но теперь… теперь я не могла думать ни о чём, кроме как сохранить их всех.

— Знаешь, какая часть в ЛДН моя любимая? — спросила я её тихо.

Мила покачала головой.

— Навсегда.

Она рассмеялась, а когда я подняла глаза, то увидела, что в глазах Евы стояли слёзы. Она быстро смахнула их, похлопала меня по плечу и направилась к двери.

— Увидимся в четверг.

Мила выскользнула из моих объятий и бросилась к Еве, обхватив её ноги.

— Люблю тебя, Нана.

— Люблю тебя больше, птенчик.

А потом её не стало. В доме осталось лишь тепло и любовь, которые мне хотелось носить, как пальто, которое никогда не придётся снимать.