«Статья 124.8 Кодекса Инспектора Флота: физический контакт с объектом инспекции, выходящий за рамки служебной необходимости, приравнивается к непрофессиональному поведению и влечет за собой санкции, вплоть до отстранения от должности. Инспектор – это алгоритм, воплощенный в плоти. Алгоритмы не испытывают влечения.»¹
Есс ➨
Я прижалась лбом к холодной стене душевой кабины, пытаясь выровнять сбивчивое дыхание. Оно предательски срывалось. За дверью царила тишина, но для меня она была оглушительной.
Мой внутренний радар, тот самый, что стал и проклятием, и нашим общим спасением, улавливал отголоски далеких событий. Вспышки чужого страха, похожие на далекие зарницы, короткие визги агонии, доносящиеся словно из-под толщи воды. Все это было там, внизу, под сводом гигантского потолка этого рукотворного неба, на арене подземного мира, залитой человеческой кровью.
А здесь, за тонкой перегородкой, бушевала своя, тихая война. Я чувствовала их обоих с болезненной четкостью. Зориан. Он был похож на раздраженную рысь – клубок колючей ярости, досады и подспудного, неистребимого любопытства. Его эмоции щекотали мое сознание острыми, зеленовато-желтыми всплесками.И Гесс… Мой Гесс. Он был черной дырой. Беззвучной, ледяной и бездонной. Его отчаяние было невыносимым. Оно словно высасывало свет из наших тусклых аварийных ламп. Гесс возвел в своем сознании стены молчания. Он явно решил стать еще одной жертвой на алтаре чудовищной тайны, которую узнал в архиве.
Позволить ему погрузиться в эту бездну? После всего, что мы пережили? Никогда. Я не сдамся без борьбы. Не допущу, чтобы тьма поглотила его. Если нам суждено погибнуть через несколько часов, я успею стать для него светом, каким он когда-то стал для меня. Поддержкой. Надеждой. Даже если это случится всего один раз.
Сомнения, стыд, страх – все это было роскошью, на которую у меня не оставалось ни времени, ни сил. Осталась только решимость – острая, отточенная, как тот черный клинок, что он вручил мне сегодня.
Распрямилась и сбросила комбинезон. Наноткань, пропахшая пылью, потом и гарью, бесшумно упала на пол. Пальцы сами нашли знакомые застежки, и вот уже тяжелая, тугая коса распалась, освобождая тонкие, почти невесомые серебристые нити ризоидов симбиоты². Я провела рукой по голове, ощущая, как сильно отросли мои собственные волосы на макушке. Еще одно напоминание о том, сколько времени мы провели в этом аду.
Шагнув под струи воды, я выставила температуру на прохладную. Почти ледяная, озонированная, пахнущая металлом и стерильностью, она обрушилась на меня, смывая не только грязь, но и последние следы нерешительности. Решение созрело, кристаллизовалось, стало твердым и неоспоримым, как виталитовый сплав³.
Бросила взгляд на свое смутное отражение в полированной стенке. Худые плечи, тени ребер, бледная кожа, испещренная сеточкой царапин и синяков. «Соблазнительница в духе Майрана», – с горькой усмешкой подумала я.
Она тут же одернула себя и вспомнила тихий голос монахини Дорис. «Человек всегда несет на себе отпечаток своих намерений и мыслей, дитя мое. Ты прекрасна, ибо твоя душа стремится к свету. Береги его, и он озарит тебя изнутри».
Я – желанна. Я – прекрасна. Я – само совершенство. Потому что я – его выбор. И сейчас он это увидит, поймет.
Откинув влажные пряди, я включила просушку. К моему удивлению, механизм заработал. Раздался хриплый вздох, и вихрь теплого воздуха обрушился на меня. Кожа тут же покрылась мурашками, а тяжелые, мокрые волосы взметнулись вверх. Ощущение было странно бодрящим, как будто ветер уносил не только воду, но и следы старой, разрушенной жизни.
И тут меня осенило: Зориан. Он не спит. Он ждет. Его нетерпение было почти осязаемым. Он напоминал щенка, который уловил запах долгожданной еды. И в этом ожидании не было ничего пошлого или вульгарного. Лишь чистое, почти детское любопытство и… предвкушение.
Мне нужен был его взгляд. Его безмолвный, безоговорочный восторг. Экстаз влюбленного мужчины, наблюдающего обнаженную женщину. Я хотела этого пусть и примитивного, но убедительного подтверждения собственной привлекательности.
Почему бы не подарить ему эту минутку? В его жизни, наполненной предательством и борьбой, так мало простых удовольствий. Он, безусловно, уже неоднократно представлял меня раздетой в своих мыслях – я ощущала присутствие этих фантазий. Теперь он увидит это в реальности, а не в эфемерных иллюзиях. Это небольшая цена за уверенность, которую он мне подарит. Для него это станет крохотным лучом света в его жестоком мире.
Подобрала с пола комбинезон и, сделав глубокий вдох, медленно открыла дверь.
Он увидел меня первым, как я и предполагала. Он лежал на узкой койке, глядя в потолок. Но как только я вошла, он сразу повернул голову. Его пронзительный и внимательный взгляд остановился на мне. Его глаза потемнели, а в них вспыхнул яркий огонь. Эмоции Зориана обрушились на меня волной, как шторм, и его чувства стали почти осязаемыми. В них был чистый, безудержный восторг, пылающее желание, жгучее, как раскаленная плазма. Он смотрел на меня не как на противника или союзницу, а как на женщину. В его темных глазах отражалась не просто обнаженная я – он видел хрупкое, почти неземное создание, вышедшее из пара душа, с влажной кожей и распущенными волосами, и этот вид сразил его наповал.
Я выдержала его взгляд без стыда, позволив упругой волне мужского желания омыть себя. Мне нужен был этот немой, безоговорочный восторг. Спасибо тебе, Зориан. Чтобы сделать следующий шаг, мне жизненно необходима была эта уверенность, подаренная тобой.
«Спи», – мысленно произнесла я, мягко вкладывая в эту мысль благодарность.
Его пушистые ресницы дрогнули, взгляд расфокусировался, веки прикрылись, и через секунду его дыхание стало ровным и глубоким. Он погрузился в навязанный сон, убаюканный моей волей. Теперь нам никто не помешает…
Гесс растянулся на полу, удобно устроившись на расстеленном спальнике. Он лежал на спине, руки были закинуты за голову, а глаза закрыты. Но он не спал. Каждая мышца его могучего тела была напряжена до предела, челюсти сжаты. Его сознание было неприступной цитаделью, но я ощущала, как внутри бушует шторм безысходности. Тьма. Беспросветная. Абсолютная.
Я бесшумно подошла к нему. Сердце колотилось где-то в горле, но шаг был твердым. Легко переступив через его мускулистые, плотно обтянутые тканью комбинезона ноги, я опустилась сверху, расположившись на узких мужских бедрах в позе наездницы, упираясь коленями в жесткую поверхность спальника.
Гесс вздрогнул, словно от внезапного электрического разряда. Его веки резко поднялись, и в полумраке комнаты, в призрачном свете аварийных ламп, его широко раскрытые глаза встретились с моим взглядом. Изумление. Недоверие. Боль.
В его глазах я снова увидела себя. Я сидела на нем, обнаженная, с мокрыми, распущенными волосами, ниспадающими на плечи и грудь. Моя поза была одновременно вызывающей и беззащитной. Губы, чуть приоткрытые, были искусаны до крови, а в глазах, я знала, горела решимость, граничащая с отчаянием. А внутри все сжалось от страха быть отвергнутой.
– Есс… – голос Гесса звучал хрипло, сдавленно. Он попытался приподнять голову. – Что ты делаешь? Зориан…
– Спит, – отрезала я, не отводя взгляда. Голос прозвучал увереннее, чем я ожидала. – И будет спать, пока я ему не разрешу проснуться. Я не для него… – я сделала паузу, давая словам проникнуть в его сознание, пробить ледяной панцирь. – Я тебе предлагаю себя. Здесь. Сейчас.
Гесс гулко сглотнул. В его глазах мелькнула такая глубокая боль, что мне захотелось обнять его и заплакать.
– Ты не должна. Не из-за… – он не договорил, отвернулся к двери. – Жалость – последнее, что мне сейчас нужно, Есения.
Мое имя, произнесенное им, прозвучало как ласка и как укор одновременно.
– Жалость? – я рассмеялась коротким и горьким смешком. – Тебе? Ты – самый сильный человек из всех, кого я встречала. Ты – скала, о которую разбиваются волны. И даже если на тебя обрушилась лавина, ты устоишь, не сломаешься. Мне нужен ты, Гесс. И это не жалость. Я спешу жить. Наше время бесценно.
Он снова посмотрел на меня, и в его взгляде читалась борьба. Долг, отчаяние, желание защитить меня… от самого себя.
– Слишком много теней у меня за спиной, маленькая лиглянка… Ты просто не представляешь…
– А ты мне расскажешь. Потом. Когда захочешь. Но не сейчас, – я перебила его, и мой голос дрогнул, невольно выдав ту боль, что тщетно пыталась скрыть. – Или, может, ты хочешь продолжить рассказывать сказки о своей «первой любви»? О том «утреннем цветке»? Ты имел в виду Нэрис, ведь так? Я её сразу узнала.
Гесс замер, и я тут же увидела, как в его глазах что-то меняется. Ледяная стена дала первую, главную трещину.
– Странно, – тихо, почти шепотом, произнес он, – но ты не узнала себя. Неужели ревнуешь?
– Что? – я не поняла.
– Я сказал: странно, что ты не узнала себя в моей сказке. У моей первой любви другое имя. Си. Есения.
От его слов у меня перехватило дыхание. Они прозвучали с такой простотой и такой неотвратимой правдой, что все мои сомнения рассыпались в прах. Я мысленно нащупала его сознание – и увидела. В той самой бездонной черноте, что его окружала, вспыхнуло одно-единственное, яркое, алое пламя. И горело оно для меня. Только для меня.
Слезы подступили к глазам, но я с силой смахнула их тыльной стороной ладони.
– Врешь, – прошептала я, чувствуя, как по всему телу разливается долгожданное, победоносное тепло. – Точно врешь, я же вижу… Но знаешь что?.. Мне это нравится.
Медленно наклонилась к нему, заслоняя собой весь ужас внешнего мира, всю тяжесть его тайны. Мои губы нашли губы Гесса – это был не нежный, исцеляющий поцелуй, а поцелуй-притязание, поцелуй-обещание. В нем был соленый привкус моих слез и горьковатый оттенок его отчаяния. Я кусала его губы. Он в ответ стискивал мои с такой силой, что было больно. Но эта боль была нужной обоим, настоящей, осязаемой. Она вытесняла призраки прошлого и ужас будущего.
Нащупав ряд кнопок застежки комбинезона на шее мужчины, я пальцами пробежалась по ней. Гесс рвано выдохнул и кивнул, позволяя мне сделать задуманное, и ткань с тихим шелестом расползлась, отступила.
«Вот он, мой выбор. Моё решение. И я не отступлю ни на шаг. Я не позволю этому мраку забрать тебя».
Наш поцелуй стал точкой невозврата. Ледяная крепость, что он так тщательно выстраивал вокруг сердца, рухнула с оглушительным грохотом, который слышала только я. Гесс издал сдавленный, почти звериный стон, низкий и отозвавшийся у меня глубоко в груди.
Мир сузился до размеров этой комнаты, до зазора между нашими телами. Я медленно отстранилась, чтобы вдохнуть, и мой взгляд, скользнув вниз, остановился. Все, что я прежде знала о возбужденной мужской наготе, все те уродливые, вызывающие брезгливость картинки с пиратских каналов, стоявшие перед глазами, рассыпались в прах. Исчезли.
Гесс лежал подо мной, и это было нечто большее, чем просто обнаженное тело. Это был гимн красоте мужской силы. Скульптурный рельеф мышц, словно отлитых из живой бронзы, казался работой искусных рук небожителя. Каждая линия, каждый напряженный изгиб дышал такой дикой, первозданной мощью, что захватывало дух. Одежда на нем была просто кощунством, никчемной завесой, скрывающей эту сказочную, неистовую красоту. Гесс был словно создан для вольных просторов далеких и диких планет, а не для тесных комбинезонов.
И его глаза… Серые, как пепел, они были моей привычной реальностью. Но теперь я видела, как из самых глубин, сквозь маскировочную накладку, проступает иная правда. Медленно, неумолимо, как ночной прилив, чернота заливала радужку, поглощала белок, пока его взгляд не превратился в две абсолютные, темные бездны. Его подлинная сущность прорывалась наружу, и он не мог – или не хотел – ее сдерживать. В этом неуправляемом превращении, в его тревожной, нечеловеческой красоте не было ничего отталкивающего. Она завораживала, пьянила. Манила.
Его руки, до этого лежавшие безвольно, ожили. Они обхватили мою спину, прижали к себе с такой силой, что у меня захватило дух, а в глазах потемнело.
Услышав мой всхлип, Гесс перевернул меня одним сильным, но плавным движением. Теперь уже он нависал надо мной, заслоняя своим исполинским телом тусклый свет ламп, и весь мир. Его тень поглотила меня, и это было не пугающе, а удивительно надежно и безопасно. Я растворялась в ней, как в ласковой, теплой воде, готовая погрузиться в нее полностью, с головой.
«Да. Именно так. Ничего больше не нужно. Только он».
– Я могу причинить тебе боль, – прошептал он, и его голос был густым, как та самая тьма, что заливала его глаза.
Его губы, сухие и обжигающие, скользнули по моей шее, к ключице. Его дыхание было горячим, каждый выдох оставлял след на коже. Словно раскаленный металл, прожигающий ткань. Горячие пальцы медленно, с восхитительной нежностью, скользнули от бедер по ребрам к груди, и все мое тело в ответ содрогнулось, предвосхищая их прикосновения.
– Ничего, – выдохнула я в ответ, запрокидывая голову, подставляя шею, горло, всю себя его губам, его рукам, его жадному взгляду. Мои ладони скользили по его спине, изучая каждый рельефный мускул, каждый шрам – молчаливую летопись его битв. Создатель, сколько же их, сколько боли он перенес… И все равно жив. Сильный. Мой. – Я не стеклянная, Гесс… Я… твоя. Целиком.
Он был предельно осторожен. Его касания, хоть и уверенные, но нежные, словно он боялся раздавить хрупкий цветок. Он, с легкостью ломавший хребты чудовищам, ласкал меня с трепетной, нежной неспешностью. Его пальцы, знавшие толк в оружии и тактических схемах, теперь изучали изгибы моего тела, форму бедер, трепетную гладкость кожи на внутренней стороне бедер с поразительным мастерством и вниманием. Он безошибочно находил на моем теле каждую чувствительную точку, заставляя меня вздрагивать и стонать.
Когда его ладонь, широкая и шершавая, мягко легла на мой живот, я почувствовала, как все внутри сжимается в сладком спазме. «Как он это знает? Откуда?» Гесс был явно опытным. Раньше эта мысль могла бы задеть меня, вызвать ревность, но теперь она приносила радость и чувство благодарности тем, кто научил его так любить женщину. Гесс отлично знал, что делал. Каждое его движение, каждый ласкающий жест был выверен и направлен на одно – доставить мне удовольствие. Он вел меня, терпеливо и настойчиво, сквозь робость и боль к вершине, о которой я лишь смутно догадывалась…
А когда боль обрушилась на меня, она оказалась невыносимо-острой, разрывающей и ослепительно белой. Я не смогла сдержать крик и вцепилась пальцами в плечи Гесса, ощущая, как под моими ногтями напрягаются его мускулы. Он замер, давая мне возможность привыкнуть к этому новому ощущению. Наполненность. На глаза навернулись слезы. Это было прощание. Прощание с невинностью, с одиночеством, с той Есс, которая пряталась в тени своих страхов, боясь собственной силы. «Прощай… Прощай, маленькая, испуганная девочка…»
И тогда боль начала утихать, растворяться, превращаясь во что-то новое, невероятное. Она словно бы переплавлялась в нарастающую, всепоглощающую волну наслаждения, поднимающуюся из самых глубин моего существа, из тайных источников, о которых я даже не подозревала.
Гесс двигался с размеренным и неумолимым ритмом, и каждый его толчок гулким эхом отзывался во всем моем теле, вызывая волну нервной дрожи и напряжения. Я уже не стонала, а срывалась на крик. Громко, безумно. Но, обвив его бедра, я притягивала его еще ближе, глубже, требуя больше.
Мой разум окутала мгла, и защитные барьеры сознания рухнули под натиском грубой физической силы. И в этом падении не было страха. Это было не просто телесное единение, а абсолютное, полное слияние. Я ощущала не только его внутри себя, но и его отчаяние, которое превращалось в надежду, его ярость, сменяющуюся нежностью, его тьму, озаренную светом, исходящим от нашего с ним единения.
«Мы… одно целое… Я чувствую его душу…»
В этот момент для нас с Гессом исчезли Игра, вся Империя, прошлое и будущее. Осталась только я, он и всепоглощающий огонь, дотла выжигающий всю боль и весь ужас, превращая нас в единое целое, новую сущность.
Взрыв длился долго, мне даже казалось, что бесконечно. Мое тело выгнулось в немой, сладкой судороге, мир исчез в ослепительной белой вспышке. Кажется, я кричала, но своего голоса не слышала. Падала, растворялась, умирала и вновь рождалась в крепких и бесконечно надежных руках, в его тепле и запахе.
Когда буря стихла, я лежала, обессиленная, распростертая на нем, прижимаясь щекой к его влажной от пота, горячей груди. Воздух был пропитан ароматом секса и кожи, с легким привкусом озона и совершенно неповторимым, горько-пряным мужским запахом Гесса, ставшим для меня символом дома.
Его сильные руки обнимали меня, плотно прижимая к себе, и я с удовольствием ощущала, как под моей щекой бешено стучит его сердце, которое все еще не успокоилось. Гесс излучал тепло, прогонявшее последние остатки холода и страха.
Комбинезон, стянутый с него в пылу страсти, валялся где-то рядом, грубой тканью на гладком полу – символ сброшенных масок и разрушенных барьеров.
Мои веки стали свинцово тяжелыми. Полностью истощенная физически и эмоционально, опустошенная и одновременно наполненная, я начала погружаться в глубокий, целительный сон. На самой грани сна, сквозь плотную завесу дремоты, я услышала его голос. Низкий, бархатистый, он был наполнен непривычной мне и удивительной нежностью.
Слова, прозвучавшие прямо над моим ухом, стали колыбельной и клятвой, самым дорогим моим трофеем во всей этой смертельной игре, ради которого не жаль было умереть:
– Спи, любовь моя. Время у нас еще есть…
Я стремительно засыпала, и в моих грезах не было черноты бесконечного космоса. Только алое, жаркое пламя. То, которое Гесс зажег для меня в самом сердце своей страшной тьмы. И каким бы коротким ни был наш час, он принадлежал только нам. И мне этого было достаточно.
✦✧✦
¹ «Кодекс инспектора Флота: Руководство по взаимодействию с неудобными реалиями (Издание 2567 года с момента Великого Откровения)»
² Ризоиды симбиоты – тонкие, похожие на корни нити, которые образует симбиот для интеграции с нервной системой или другими биологическими структурами носителя. Обеспечивают глубокую нейронную и биохимическую связь.
³ Виталитовый сплав – высокопрочный и радиационно-стойкий материал, созданный на основе стратегического элемента Виталий (Vt). Используется в критических узлах космических кораблей и энергоустановок.