Глава 37. Последний финал

«Не существует повреждений, несовместимых с жизнью. Существует лишь недостаток воли к жизни и недостаток знаний для ее поддержания»¹.

Слова Автора повисли в воздухе, тяжелые и ядовитые, словно испарения отравленного болота. Его план был чудовищным, бесчеловечным в своем масштабном безумии. Но странное дело – мои собственные эмоции доносились до меня как будто сквозь толстое, звуконепроницаемое стекло. Та ледяная пустота, в которую я провалилась, стала надежным буфером, коконом, защищающим от окончательного распада.Он может говорить что угодно. Он может делать что угодно. Ему нужны наши гены, наша биомасса. Мне все равно. Я просто хочу все это закончить…

Едва я это подумала, как почувствовала легкий, почти неощутимый щелчок у основания черепа. Едва уловимое жжение, будто меня укусил комар, сделанный из стали и статического электричества. Не укол, не удар, а именно щелчок. Укол иглы.Даже здесь, в этой клетке, нас продолжают обстреливать иглами. Нам не оставили даже призрака безопасности.

«Си!»

Ментальный крик Гесса прозвучал неожиданно, прошибая мою апатию с силой выстрела.

Но было уже поздно. Холодная волна накрыла меня, безжалостно разрывая связь с телом.Я не могла пошевелить рукой, сглотнуть, моргнуть. Лишь воздух проникал в лёгкие короткими, прерывистыми, едва ощутимыми импульсами. До сих пор я лежала неподвижно по своей воле, но это притворство вдруг стало мрачной реальностью. Мой взгляд был прикован к матовому потолку клетки. Я ощутила, как Гесс отчаянно рванулся ко мне. Как его тело, пораженное тем же ядом, грузно рухнуло рядом, тяжелое и бессильное.

Нас опять обыграли. Мы оба оказались в западне. Причем дважды. А может, и трижды. Наши тела нас окончательно подвели.

Наше сознание, эта тончайшая нить, все еще оставалось свободным. И я ощутила это: шок и ярость Гесса. Его отчаянная борьба с химической паутиной, опутывавшей стальные мускулы, отзывалась во мне.

Он поглощал мою боль. Забирал ее у меня и принимал на себя, как и всегда. Мой первый и единственный мужчина стал моей надежной защитой от всех невзгод.

«Не позволяй страху овладеть тобой, – прозвучал его голос в моей голове, удивительно спокойный, почти нежный. Словно мы лежали не на холодном полу клетки, а спали в моей узкой постели на “Ковчеге”. – Страх – это непозволительная роскошь. Сосредоточься на мне. Давай сыграем в нашу игру. Помнишь? В правдивые истории».

Он точно сошел с ума. Сейчас, когда нас могут разобрать на части, как лабораторных лягушек, мне точно было не до историй…

Из почти незаметной щели в стене с тихим шипением появились две фигуры. Это были ядроиды. Их хромированные тела сверкали холодным, синеватым светом, отражая вспышки молний на прутьях. Длинные, безротые и безглазые морды, усеянные множеством оптических сенсоров, вращались, сканируя нас с механической точностью и безразличием.Их конечности напоминали гибкие, змеевидные щупальца, на концах которых блестели хирургические инструменты, сияющие неестественной чистотой. Один из них, без малейших церемоний, оттащил Гесса в угол клетки. Второй навис надо мной, заслонив свет.

Я видела, как его манипуляторы с шипением сжали мое запястье, фиксируя его. Другой щуп, тонкий и игловидный, провел сканирование вдоль моей руки, издавая тихое потрескивание. Потом бритва. Холодная сталь скользнула по коже головы, сбривая мои отросшие белокурые волосы. Они падали на лицо, на плечи, безжизненные и легкие. Я ощущала каждое движение, каждое касание, но не боль. Лишь холодное, бездушное прикосновение металла и обжигающую, немую ярость Гесса. Все прочие чувства он поглощал, как губка, не давая им до меня дотронуться.

«Моя очередь, – произнёс Гесс мысленно, и его «голос» оставался единственным источником тепла в этом стерильном кошмаре. – Тема… историй сегодня… самый большой мой страх».

Что? Сейчас?

«Я боялся тебя, Есения, – его ментальный поток стал неожиданно мягким, окутывая моё сознание. – С того самого момента, когда впервые увидел тебя на Селесте. Ты помнишь? Меня пугали твои глаза цвета мёда, в которых я видел одну насмешку. Я боялся твоего острого ума, отточенного как лезвие. Я чувствовал себя неуклюжим и нелепым – грудой мяса, косноязычным солдатом. В разговорах с тобой я терял дар речи, не мог подобрать нужные слова. Куда девалось мое красноречие, отточенное годами? Примерно туда же, куда и мое легендарное хладнокровие… А ты… Ты была словно неизвестное науке существо из другого мира. Светлая, яркая, непостижимая. И, глядя на свое отражение в запотевшем зеркале каюты, я думал: как ты можешь видеть что-то стоящее в этом уроде?»

Я лежала неподвижно, не в силах пошевельнуться, пока ядроид распиливал мой череп. Я слышала, как вибрирует костная пила, ощущала, как что-то сдвигается, обнажая беззащитную ткань мозга. Физическая боль была лишь слабым, едва уловимым сигналом из далёкой галактики. Её место заняла пронзительная горечь его слов. Искренних, откровенных, совершенно не характерных для этого человека, который всегда казался мне неприступной и непоколебимой скалой.Он… стеснялся себя? Он, чья самоуверенность, казалось, не знала границ, сомневался в своей привлекательности? Боялся, что я могу его отвергнуть?

Ярко вспыхнул голографический экран, парящий в воздухе клетки. На нем – увеличенное изображение хирургической операции. Я видела свои обнаженные кости черепа и тонкие, словно волоски, щупы, проникающие в серое вещество, направляясь к той самой нежной пульсации, что была моим Зеро. Это зрелище было сюрреалистичным и невыносимым – мой разум выставили напоказ, как схему какого-то механизма.

«Я не умею говорить о чувствах, – продолжал Гесс, и ментальный поток его мыслей был похож на крепкие, надежные объятия, ограждающие меня от ужаса, происходящего с моим телом. – Все слова казались искусственными, дешевыми, как в романтических комедиях. Но когда ты смотрела на меня, я впервые за долгое время ощутил себя не просто инструментом. Ты видела во мне человека, со всеми его фатальными слабостями. И это меня испугало. Потому что человек – уязвим. Его можно сломать. До завершения миссии я не имел права на это. Прости. Я должен был защитить тебя».

Внутри меня, словно невидимые реки, текли слезы, соленые и горячие. Они омывали мою душу, которая казалась окаменевшей.

Он не просто выполнял свой долг. Он сражался. С собственными демонами, с прошлым, с самим собой. Все это – ради меня.

Собрав остатки сил и воли, я послала ему ответ: всего несколько слов, выжатых из глубины души, из-под руин моего разбитого сердца. «Я люблю тебя. Мне жаль, что мы погибнем здесь».

На экране ядроид начал действовать. Вспышка ослепительно холодного света – сконцентрированный луч чистой энергии. В тот же миг я ощутила… не боль. Разрыв. Прорыв. Катастрофу. Словно невидимую пуповину, соединявшую меня с основой мира, с источником моей боли и силы, рассекли раскалённым добела световым мечом. Зеро, мой симбиот, мой дар и моё проклятие, мой спутник, исчезал. Он растворялся под натиском целенаправленной энергии. Его последний вопль был беззвучным воем на частоте, доступной лишь мне. Прощай…

И в то же мнгновение голос Гесса в моей голове изменился, вновь обретя знакомую твердость. Он звучал как тон командира, который всегда находит выход из безвыходных ситуаций.

«Ошибаешься, Си. Мы не погибнем. Автор только что совершил свою последнюю и роковую ошибку. Он слишком уверен в себе. Это его и погубит».

Я смотрела на экран и не могла понять, о чём он говорит. От области моего мозга, отвечающей за Зеро, остался лишь небольшой обугленный участок. Моя сила исчезла, и я чувствовала себя опустошенной. Я уже почти погибла. Нас с Гессом выпотрошат, как консервные банки, и выбросят в утилизатор. В чём ошибка?

«Зеро давно уже не был источником твоей силы. Он стал ее ограничителем. Природным предохранителем, который твой собственный мозг вырастил, чтобы не сгореть от мощи, которую больше не мог контролировать. Он сдерживал тебя, как дамба сдерживает океан. Автор не выжег твои способности. Он не смог их забрать, потому что они – это ты. Он всего лишь освободил их. Снёс дамбу. Поверь мне. Во всей Вселенной нет никого, кто знал бы о Зеро больше, чем я».

В его словах не было ни тени неуверенности. Лишь абсолютная, непоколебимая вера.

Он верил в меня куда крепче, чем я сама.

«И теперь, – его ментальный голос стал острым, – я почти убеждён, что эта клетка больше не станет для нас преградой. Как только ты в это поверишь».

Внешне всё выглядело так же. Ядроид стягивал мой череп грубыми и торопливыми стежками титановой нити, словно зашивая мешок с мусором. Но внутри, в той пустоте, что осталась после Зеро, начало зарождаться что-то новое. Неистовое. Неукротимое. Тихий, нарастающий гул, как перед землетрясением. Как будто вскрыли шлюз, сдерживающий океан, и теперь его воды, темные и могущественные, медленно, но неотвратимо начали подниматься, заполняя каждую клеточку моего существа.

Гесс избавил меня от физической боли. И теперь он подарил мне нечто более значимое. Не надежду. Уверенность. И оружие.

Холодный титановый шовник с глухим, финальным щелчком отцепил последнюю скобу на моем черепе. Я лежала, пригвожденная к полу химическими оковами, и смотрела в безликий оптический сенсор ядроида, в свое искаженное отражение в его хромированной поверхности. На периферии зрения, в самом углу клетки, Гесс, словно раскалённый добела комок, метался в вихре сдерживаемого гнева. Этот живой, горячий клубок поглощал последние остатки моей физической боли: все покалывания, все онемения, оставляя лишь его обжигающую ярость.

Он все еще держал меня, несмотря на собственную неподвижность. Как неприступная скала, он стойко противостоял ударам бушующего шторма, чтобы уберечь хрупкое деревце, приютившееся у его подножия.

Без всякой осторожности и с механическим безразличием металлическая конечность схватила меня за плечо и грубо сбросила с операционного стола. Упав на решетчатый пол, я ощутила короткую волну мелкой дрожи – единственный признак того, что моя нервная система еще жива.На мою свежевыбритую голову натянули плотный, непроницаемый капюшон, источающий запах стерильного пластика. Он полностью лишил меня сенсорного восприятия и отрезал от внешнего мира. Я погрузилась в темноту, окружённую пустотой, и осталась наедине с его голосом.

«Си. Не спать».

Его голос прозвучал с той же непреклонной интонацией, которую я слышала в самые напряженные моменты боя, когда каждая секунда была на вес золота. Это был тон командира, ведущего своих людей к победе.

«Лечись».

Лечись? Он действительно сошел с ума. Меня только что разобрали на части и кое-как собрали обратно. Я была выпотрошена. Я была пуста.

«Ты свободна. Ты не нуждаешься в симбионте-костыле. Ты – источник. Ты – дитя первозданной энергии Вселенной. Теперь твои руки развязаны. Посмотри».

Сквозь химический туман, остатки шока и непроглядную темноту капюшона до меня донесся его мощный мысленный импульс. Трехмерная, пульсирующая голограмма моего собственного тела, какой он видел его своими глазами биолога. Каждый разорванный сосуд, каждый поврежденный нейрон, каждый дисбаланс в биохимии был подсвечен, проанализирован, помечен целевым вектором для воздействия. Он давал мне не просто карту. Он давал дорогу домой, в мое собственное, искалеченное, но живое тело.

Я прерывисто выдохнула и вошла внутрь. Там, где прежде пульсировало Зеро, теперь зияла черная, беззвездная бездна. Но это не была пустота. Это был резервуар. Бездонный колодец чистой, неограненной, первозданной силы, которая миллионы лет ждала своего часа, с самого зарождения жизни.

Мысленно протянула руку и прикоснулась к первому разрыву в черепе. Это было не физическое прикосновение, а тончайший луч сконцентрированной воли, искра мироздания. Клетки мгновенно отреагировали, как солдаты на долгожданный приказ главнокомандующего. Они начали сходиться, множиться, сплетая новые ткани с невероятной скоростью. Жар, живой и согревающий, пробежал по моим венам, словно теплая вода, смывающая грязь, и паралич отступил.

Чувствовала, как срастаются кости черепа с тихим, удовлетворенным шелестом, как затягиваются разрезы, будто их зашивала невидимая рука, как нервные пути вспыхивали новыми, более яркими и широкими импульсами, образуя новые нейронные магистрали.

Это не было просто исцелением. Это было преображение, перерождение. Я видела, как моя плоть послушно подчиняется новому, более совершенному плану, заложенному во мне изначально.

Резко села, одним мощным движением, и сорвала с головы капюшон. Мир вокруг – клетка, Автор за стеклом, ядроиды – обрушился на меня с ошеломляющей яркостью. Каждый звук, каждый луч света, каждое колебание воздуха – всё было чётким, ясным, под моим контролем. Я видела пылинки, танцующие в свете, слышала тиканье неуловимого механизма за стеной, ощущала электромагнитные поля вокруг. Всё вокруг было не просто видимым. Оно было познаваемым.

Гесс лежал в углу, всё ещё скованный. Но его глаза, единственное, что он мог двигать, были устремлены на меня. В них я увидела немой вопрос, напряжение и… гордость. Гордость, которая была настолько мощной, что пробилась сквозь его выучку и самообладание.

Протянула руку, не касаясь его. Моя воля, многократно усиленная, та самая, что только что исцелила меня, мягко, но неотвратимо охватила его тело. Внутренним зрением я увидела ядовитые цепочки молекул паралитика, врезавшиеся в его синапсы. Я приказала им распуститься. Я заметила нарушенные нейронные связи и велела им восстановиться. Его мускулы, пронзённые иглами химического блока, вздрогнули.

Гесс вздохнул глубоко, полной грудью, впервые за долгое время ощутив настоящую свободу. Он поднялся на ноги с тем же кошачьим изяществом, которое было его сутью. Его руки сжались в кулаки, суставы хрустнули, но теперь этот звук означал возвращение силы.

«Как обстоят дела, Советник Оранг?» – мысленно поинтересовалась я, и в моем внутреннем «голосе» зазвучала та самая сталь, что всегда была в нем. Сталь, закаленная нашей с ним связью.

Мой напарник медленно выпрямился во весь свой величественный рост. Его тяжелый, безжалостный взгляд уперся в прозрачную стену. Я знала, что за нами наблюдают.

«Боеготовность стопроцентная, – его ответ был коротким, и я ощутила в нем дикое, дикое удовольствие. – Теперь о клетке. Экранирование работает на частоте 42.3 терагерца. Резонансная частота каркаса – 18.4 герца. Ты чувствуешь это?»

Я чувствовала. Я чувствовала всё. Каждый атом решетки пел свою песню, и я слышала в ней фальшивую, дребезжащую ноту. Слабое место. Не изъян в конструкции, а диссонанс, возникающий от неправильного сложения этих нот в общий хор.

Прежде чем я успела ответить, пространство вокруг нас содрогнулось. Мощный, глухой удар, словно гигантский молот, обрушился на внешнюю обшивку станции, прокатился по полу и заставил вибрировать прутья нашей клетки. Свет в кабинете погас, сменившись тревожным, кроваво-красным аварийным освещением. На прозрачной стене, отделявшей нас от Автора, вспыхнули голографические экраны. Тактические схемы секторов станции, кричащие красные метки неопознанных целей, лаконичные, панические отчеты системы ПВО.

«Обнаружено несанкционированное проникновение. Идентификация: Имперский флот. Класс: «Молот». Корабль-флагман: «Непобедимый»».

Автор резко поднялся с кресла. Его лицо, напоминающее лицо Императора, исказилось от ярости. Он кричал в скрытый коммуникатор, яростно жестикулируя, но сквозь звуконепроницаемое стекло до нас не доносилось ни звука. Его движения и выражение лица напоминали разъярённого паука, у которого только что разрушили паутину.Гесс внимательно изучал тактическую карту. Я наблюдала, как его ум, теперь не уступающий моему в скорости, анализировал данные с невероятной быстротой.

«Зориан передал лепесток. Координаты. Макар вышел на станцию. Он использует протокол “Гром” – точечный удар по системам управления и энергощитам. У нас есть окно. Очень узкое».

«Сколько?» – спросила я, уже чувствуя, как новая, незнакомая сила бурлит во мне, требуя выхода, требуя действия. Это было похоже на жажду, но в тысячу раз сильнее.

«Не более пятнадцати имперских минут. Потом они либо возьмут станцию штурмом, либо, что более вероятно, уничтожат ее вместе со всеми доказательствами. Автор не позволит себя захватить. У него должен быть план на этот случай».

Гесс повернулся ко мне. Его взгляд был тяжелым и безжалостным, как гравитация.

«Си. Клетка».

Молча кивнула. Мне не нужны были инструкции. Я уже видела путь. Протянула руки, представляя, как моя воля, этот бездонный океан, сжимается в тугой, раскаленный докрасна шар чистой энергии. Воздух вокруг моих ладоней затрепетал, заряженный силой, пылинки на полу завибрировали, подчиняясь незримому, мощному ритму.

И затем я отпустила его. Единый, сфокусированный импульс. Резонанс.

Приказала атомам решетки забыть о силе, что скрепляла их.

Сталь пронзительно завизжала, работая на пределе своих возможностей, и в итоге не выдержала. Прутья клетки рассыпались, превратившись в раскаленную докрасна металлическую пыль. Казалось, их вековая прочность была лишь иллюзией, от которой я их разбудила. В один миг перед нами стояла клетка, а в следующий – лишь облако остывающей пыли, и мы оказались в его центре.

Гесс повернул голову, его взгляд устремился туда, где замер, окаменев, Автор.

Мы вышли.

Последний финал самой последней Великой игры только что начался.

✦✧✦

¹Руководство по полевой нейрохирургии для врачей Контингента Быстрого Реагирования.

Загрузка...