Принцессы оазиса

Глава двадцать седьмая

Когда Фернан Рандель появился в доме, Берта де Роземильи скрылась в своей комнате. Жаклин гостила у Ивонны.

— Ты решил вернуться? — небрежно произнесла Франсуаза.

Она встретила мужа с презрительным снисхождением, тогда как полковник выглядел как никогда собранным и твердым.

— Нет. Я не вернусь. Я развожусь с тобой. Бумаги уже у судьи.

Атмосфера мгновенно сделалась грозовой.

— И в чем причина? Ты обиделся на мои слова о том, что носишь рога? Такая женщина, как я, никогда не довольствуется одним мужчиной! И если тебя это задевало, почему ты ни разу не вызвал никого из своих соперников на дуэль?

— Потому что я слишком хорошо стреляю, — холодно произнес Фернан. — Любой из них получил бы пулю в лоб. А я не привык убивать зря.

Франсуаза издевательски хохотнула.

— Ты считаешь, ради меня не стоило этого делать? Ну что ж, пусть так. Хотя мне кажется, на самом деле ты просто опасался за свое материальное благополучие и карьеру. Ведь к дуэлянтам применяли и применяют строгие меры! Кстати, после развода ты не получишь и мелкой монеты. Все состояние записано на меня, поскольку львиная доля принадлежала моему отцу.

— Мне ничего и не нужно. Я получаю достойное жалованье. Мне хватит. Я всегда жил скромно, и ты это знаешь.

— Я слышала, тебя отстранили от командования полком?

— И что? Я отслужил четверть века, у меня высокое звание; даже если мне придется уйти в отставку, государство обязано платить мне хорошую пенсию.

— И что ты станешь делать, сидя дома?

— Найду чем заняться, — загадочно произнес полковник.

— А помнишь ли ты, — прошипела Франсуаза, — каким путем получил свое звание? Если б не мой отец, ты бы остался жалким младшим офицеришкой или вообще давным-давно сложил бы кости где-то в пустыне!

— Зато возможно, тогда я бы познал нечто другое.

— Объятия местных шлюх?

— Нет. Истинную радость семейной жизни. Любовь, заботу, внимание.

Франсуаза передернула плечами.

— Кстати, Жаклин знает?

— Я сообщил, что намерен с тобой развестись. Полагаю, она уже взрослая и способна меня понять.

Повисла пауза. Потом Франсуаза резко произнесла:

— Ты так и не сказал, в чем причина того, что ты подал на развод? Я хочу это знать!

— Я встретил и полюбил другую женщину и желаю жениться на ней.

Берта обмерла. Зачем Фернан Рандель заговорил про другую женщину! А потом она поняла. Он знал, что она в доме, что ее комната примыкает к веранде и она должна слышать каждое слово. Ее щеки запылали.

Вчера она видела сон, и в этом сне она была в его постели и испытывала далеко не неприятные ощущения. Что же такое происходит?! Что сотворил с ней этот знойный климат и этот чужой мужчина!

Сложив руки на коленях и почти не дыша, Берта де Роземильи продолжала слушать разговор супругов.

— Какая другая женщина! Да ты знал только службу и дом! Не лги!

— Я не лгу. Зачем мне что-то придумывать: это слишком серьезно.

— Только не говори, что она моложе и красивей меня!

— Она моложе тебя, но дело не в этом. И я не берусь сравнивать вашу внешность. Причина в другом. Просто она совсем не такая, как ты.

— И какая же?

— Достойная во всех отношениях.

— Ты с ней спал? — резко произнесла Франсуаза.

— Нет, — твердо произнес Фернан, — не спал.

— Неужели ты умудрился втюриться в какую-то девицу?! Вспомни, сколько тебе лет! Тебе поздно начинать новую жизнь; разобраться бы со старой!

— Мне сорок пять, Франсуаза, а это не так уж много. Сейчас я ощущаю себя так, будто мне снова двадцать. На самом деле можно отмотать время вспять. — Сейчас голос полковника звучал умиротворенно, почти мечтательно, и Берте невольно почудилось, как их души летят навстречу друг другу.

— Чепуха! Такого не бывает! — в бешенстве вскричала Франсуаза.

Создавалось впечатление, что в эту минуту она была готова вцепиться мужу в лицо.

Берта не видела этого, но именно так все и происходило. Сорвавшись с места, Франсуаза набросилась на Фернана, но он схватил ее за запястья и оттолкнул. Она ударилась о стену, но не сникла и не зарыдала, как это наверняка бы сделала другая женщина. Она лишь оскалилась, словно хищный зверь, и прошипела:

— Фернан Рандель! Ты — всего лишь грязная тряпка, и я тебе отомщу! Ты еще пожалеешь о том, что появился на свет!

Полковник ушел, не промолвив ни слова. Берту трясло. В этот миг девушка решила: надо что-то делать. Как-то остановить происходящее, предупредить то, что может случиться.

Следующим утром Франсуаза заговорила о визите Фернана со своей дочерью. Они сидели на террасе, тогда как Берта в своей комнате гладила платья Жаклин.

Стояло тихое и даже отчасти прохладное утро, поскольку ветер дул с моря. Из сада долетал приятный аромат, но Берта говорила себе, что в запахах, видах и звуках этого края нет ее собственной души, воспоминаний детства и отрочества. Здесь у нее нет ничего. Даже могилы родителей и всех предков остались далеко-далеко. Когда-нибудь и ее саму похоронят в этой чужой земле, и никто и никогда о ней не вспомнит. Разве что Жаклин, но и та может отвернуться от нее за то, что она, Берта, пусть и невольно, разрушила брак ее родителей.

Медленно, методично водя утюгом по подолу платья Жаклин, мадемуазель де Роземильи слушала разговор Франсуазы и ее приемной дочери.

— Ты говоришь, вчера приходил папа? Как жаль, что я была у Ивонны!

— Он явился не ради тебя. Похоже, в последнее время он меньше всего думает именно о нас.

— О чем ты?

— Разве он не сообщил тебе, что собирается разводиться со мной?

Последовала пауза, потом Жаклин ответила:

— Сообщил. Когда мы возвращались из оазиса. Но я решила, что вы просто поссорились.

— Нет, все куда серьезнее. Он утверждает, будто встретил другую женщину, но я ума не приложу, кто это может быть. Все женщины здесь наперечет, и если б полковник Рандель волочился за кем-то, люди непременно стали бы сплетничать. Ведь тут ровным счетом ничего не происходит, кроме бесконечных стычек с арабами!

— А ты ненавидишь арабов, мама?

— Это просто глубоко чуждый нам народ, вот и все, — небрежно произнесла Франсуаза.

Жаклин вновь замолчала, и тогда женщина спросила:

— Так ты ни о чем не слыхала? Сейчас ты бываешь в обществе больше, чем я.

— Ни о чем.

— Я посвятила ему жизнь, а теперь он намерен переметнуться к другой, помоложе и посвежее. Впрочем, какая женщина способна меня затмить! — с гордостью продолжила Франсуаза. — Мы с твоим отцом были самой красивой в городе парой. Недаром и ты родилась красавицей!

«Как естественно она лжет! — удивилась Берта. — Или за столько лет она сама поверила в свою выдумку?"

Как бы то ни было, мадам Рандель права. Они с Фернаном великолепно смотрелись вместе. С такой женщиной, как Франсуаза, не стыдно появиться в любом обществе, тогда как с нею, Бертой, при ее хромоте, это будет просто смешно. При виде ее безобразной походки все станут отворачиваться, чтобы сдержать нервный смех. В лучшем случае ее ожидает жалость и нечто, отдаленно напоминающее сочувствие, ибо люди станут перешептываться: что такого имеющий красавицу-жену полковник Рандель нашел в этой калеке?!

О, если б она смогла предстать на балу в нарядном шелковом платье с подолом, шуршащим вокруг здоровых и сильных ног, с расправленным плечами и гордо поднятой головой, с осознанием своей красоты, которое она бы несла, словно невидимую корону!

Женой офицера должна быть решительная, смелая женщина, умеющая, как Франсуаза, неистово скакать верхом, способная сопровождать мужа хоть на край света. Тогда как она, Берта де Роземильи, с трудом передвигается по городу и благодарна Богу хотя бы за то, что не нуждается в костылях.

Она вспомнила, как при первой встрече сказала Фернану, что умеет играть на пианино и знает несколько языков, и он ответил: «Здешние люди зачастую малообразованны и не ценят таких вещей». Все ее умения были бесполезными в этом краю, как и она сама. И потом, как известно, на чужом несчастье не построишь ничего хорошего.

Берта сидела и думала до самого вечера. Жаклин ушла к себе; она не выходила и не звала компаньонку. Вероятно, ей тоже было над чем поразмышлять в одиночестве.

Откуда-то доносились печальные крики ночных птиц. Ветви деревьев рисовали на фоне темного неба едва различимые узоры. Луна выглядела зловещей, мутно-красной, она почти не светила, и только полчища звезд озаряли желтое полотно пустыни и слушали ее мертвую тишину, сходную с тишиной бесконечной Вселенной. И этой пустыне не было дела до горя или радости каких-то жалких существ, которые проживут мгновение и бесследно исчезнут с лица земли, уступив место таким же мятущимся и страждущим душам.

Берта собиралась ложиться спать, когда на пороге ее не запиравшейся комнаты вдруг появилась Франсуаза.

Девушка невольно замерла.

— Сударыня?

— Я совсем позабыла, что вчера был день выплаты вашего жалованья, — сухо промолвила Франсуаза и положила деньги на комод.

У нее были тонкие пальцы и длинные, узкие, блестящие ногти — Берта диву давалась, как такими пальцами и с такими ногтями ей удается править сильной лошадью. Но, вероятно, дело тут было в характере, а не в руках.

А еще на безымянном пальце правой руки женщины поблескивало золотое кольцо, подаренное полковником двадцать пять лет назад. Все это время они жили под одной крышей и спали в одной постели.

Смутившись под пристальным взглядом Франсуазы, Берта пробормотала:

— Благодарю вас, хотя… Поскольку господин полковник отсутствует, возможно, с жалованьем стоит повременить?

— Что за глупости! — резко произнесла Франсуаза. — В этом доме всем распоряжаюсь я. Пока вы нужны моей дочери, вы будете получать деньги.

И, повернувшись, вышла.

На следующее утро, придумав какой-то ничтожный предлог, вроде того, что у нее закончились кое-какие мелочи, Берта вышла из дома. Ветер сухо шуршал в деревьях и привычно гнал по дороге белую пыль. Стоял нестерпимый зной. Слабым прохладным воздухом тянуло только со стороны моря, ровный и сонный шум которого сейчас и здесь был еле слышен.

Полковник был дома; он удивился и очень обрадовался.

— Я пришла, — взволнованно промолвила Берта, не решаясь переступить через порог, — чтобы сказать, что все это зашло слишком далеко. Забудьте о том, что вы говорили! Вы должны остаться с семьей.

— С какой семьей? — отчужденно произнес Фернан.

— С вашей. У вас есть жена и дочь.

— Прошу вас, пройдите. Клянусь, я не сделаю вам ничего плохого.

Только теперь она заметила, что полковник выглядит странным, непохожим на себя. Он будто был болен или за что-то сильно переживал. Берта вошла в комнату и осторожно опустилась на стул. Фернан тоже сел.

— Пойми, это не блажь, — тяжело произнес он, опуская вежливое обращение и отметая всякие формальности. — Конечно, другое дело, если ты меня не любишь. Стало быть, я ошибся. Но если нет… Время коварно, оно лишает человека самого важного: воображения, памяти, ощущения радости жизни и способности любить. Я боюсь однажды проснуться в глухой серой пустоте; мне причиняют муки мысли о том, что это страшное чувство уже никуда не уйдет, осознание того, какое беспросветное, существование мне придется влачить. Чувства — увы! — постепенно оставляют нашу жизнь, словно краски — вечернее небо.

Пока я еще могу подарить свое сердце другому человеку, сделать кого-то счастливым и сам познать такое же счастье. Многие люди, хотя проживают бок о бок долгие годы в непрестанных заботах, однако и знать не знают, о чем думает и чем дышит другой, тот, кто работает, спит, ест и существует рядом с ними! У нас с тобой еще есть достаточный срок прожить иную жизнь, отдать друг другу все, что только возможно. Прежде в моей жизни не было женщины, которая занимала бы мои мысли и днем и ночью. С Франсуазой я познал страсть, но не любовь. Но тебя я люблю. Если ты откажешься выйти за меня, я умру.

Девушка встала со стула, и полковник сделал то же самое. Но потом, неожиданно опустившись на колени, он обхватил Берту руками так крепко, что она пошатнулась.

— Так что ты ответишь?!

— Почему вы решили, будто я могу вам принадлежать, даже не спросив меня об этом? — мягко упрекнула она.

— Прости. Ты права. Я думал только о себе. В остальном полагался на интуицию. Мне казалось, будто между нами что-то есть. Если нет, тогда скажи это сейчас, и я оставлю тебя в покое.

Неожиданно она почувствовала, что готова любить этого мужчину отчаянно, самоотверженно и преданно. Обхватив руками его голову и погладив по волосам, Берта прошептала:

— Да, я люблю вас! Но я не могу за вас выйти!

Фернан поднял на нее сверкающие глаза, и Берту несказанно поразил этот взгляд снизу вверх: будто нищий просил у нее хлеба или приговоренный к казни умолял о помиловании.

— Почему нет? У нас всего одна жизнь, и только один шанс быть вместе.

Нагнувшись, Фернан чуть приподнял край ее платья и поцеловал ту самую ногу, которой она так стеснялась.

Ее поразили и потрясли эти слова и то, что он сделал. Не будучи в силах ничего промолвить, она кивнула.

— Пойдем в постель, — просто сказал полковник, — и пусть отныне нас ничто не разделяет!

Берта знала, что должна противиться. Но она не смогла. Фернан легко поднял ее на руки и поцеловал долгим поцелуем. Потом положил на кровать и принялся раздевать.

Она смотрела, как он сбрасывает одежду. Она никогда не видела обнаженного мужчину и не представляла, что когда-нибудь будет лежать голой перед кем-то из них. Он опустился на постель, и она закрыла глаза, отдаваясь на волю судьбы, на волю Фернана Ранделя.

Когда он мягко привлек ее к себе, Берта задрожала, и он промолвил:

— Не бойся, любовь моя! Обними меня. Все будет хорошо.

Они лежали на узкой кровати, и она чувствовала внутри своего тела его горячую твердую плоть. Хотя Берта была совершенно неопытна, она поняла, что Фернан овладел ею очень бережно и нежно. Он двигался медленно, осторожно, стараясь доставить ей как можно меньше неприятных ощущений.

То, что он ее первый мужчина, доставило ему двойное наслаждение, однако потом он спросил:

— Ты не считаешь меня грубым?

— Нет.

— Тебя не смущает, что старше тебя на пятнадцать лет?

— Нисколько.

— Прости, что я вынудил тебя жить со мной до брака, — сказал Фернан. — Я просто не смог заставить себя подождать! Я хочу, чтобы ты пришла ко мне еще раз — через несколько дней. Обещай! Я постараюсь, чтобы ты познала, что женщина может испытывать от этого такое же удовольствие, как и мужчина.

— Я думала, люди делают это только ночью, — застенчиво произнесла Берта.

Фернан рассмеялся.

— Когда мы поженимся, у нас будет много времени для любви. Для плотской любви. Для сердечной, душевной. И для всего остального. Мы останемся здесь или уедем в Париж. Как ты захочешь.

И тут Берта произнесла фразу, какую он никогда бы не услышал из уст Франсуазы:

— Или как пожелаешь ты.

А потом Берта сказала:

— Я боюсь возвращаться. Мне стыдно смотреть в глаза твоей жене и дочери.

— Прошу тебя, потерпи! — взмолился Фернан. — Ты единственная женщина, которую Франсуаза никогда не заподозрит в близких отношениях со мной. Если ты уйдешь, она сразу обо всем догадается. А я не хочу, чтобы она знала правду. Она способна выйти из себя, впасть в бешенство, она может тебе навредить. К тому же в этом случае она наверняка откажется подписывать бумаги о разводе. Когда мы поженимся, она уже не сумеет ничего сделать. Франсуаза никогда ни о ком не думала, никого не жалела, потому и тебе не стоит этого делать. Во всяком случае — по отношении к ней.

— Мне кажется, мадам Рандель искренне любит Жаклин, — заметила Берта.

— Она все время пыталась искоренить ее истинную природу, — с горечью произнес полковник.

— Если ей и удалось это сделать, то не до конца, — ответила Берта, подумав, что не решится рассказать Фернану о том, что случилось с его дочерью, когда она была в пустыне, как не сможет признаться Жаклин в том, что была близка с ее отцом.

Перед тем как уйти, она захотела привести себя в порядок, и полковник отвел ее в соседнее помещение, где были умывальник и таз, а на стене висело зеркало, к которому Берта сперва не смела подойти и в которое все-таки заглянула.

Она боялась увидеть в своих глазах боль. А еще — бьющий наотмашь стыд и пронзительную вину. Берта удивилась, что ничего этого не было. Был новый, спокойный, отнюдь не затравленный взгляд человека, в эти мгновения бесконечно далекого от земной суеты.

Она наконец поверила в то, что красива. Цвет лица был ровным, кожа — матовой, гладкой, губы — нежно изогнутыми, глаза сияли; распущенные, но не спутанные волосы волнами спадали на плечи.

Берта больше не желала думать о себе, как о порочной женщине. Она была просто женщиной.

Какое значение имела ее хромота, если любимый ею мужчина принимал ее такой, какова она есть!

В интимные минуты Фернан произнес фразу: «Твой аромат чистый и какой-то неземной». Он все время подчеркивал ее чистоту. Возможно, он все же был прав?

Когда она вернулась в ту комнату, уже одетый полковник крепко прижал ее к себе.

— Как бы я хотел провести с тобою всю ночь! Клянусь, когда-нибудь ты станешь и засыпать, и просыпаться в моих объятиях.

Он не желал ее отпускать, но другого выхода не было. Хотя на посещение лавок и магазинов у Берты уходило куда больше времени, чем у других людей, Франсуаза могла что-то заподозрить.

— Не провожай меня, — сказала молодая женщина, — нас не должны видеть вместе.

На сей раз Берте не чудилось, будто ее преследуют взгляды прохожих. Она ни на кого не смотрела, она сосредоточилась на себе. Ей было тяжелее идти, чем обычно, потому что она пережила серьезное потрясение и возвращалась туда, где ей придется притворяться и лгать. Но она говорила себе, что обратной дороги нет, а значит, предстоит идти по той, какую для нее выбрали Бог, судьба и она сама.

Она должна превозмочь свои страхи, нерешительность и гнетущее чувство неполноценности, прежде казавшееся неизлечимым. Берта не хотела бороться, но она знала, что ей придется это делать, если она хочет сберечь свою любовь.