Сознание всплывало, как из глубокой воды — медленно, с трудом, через плотную завесу боли, жара и странного, приторного запаха сушеных трав. Казалось, я дышу парами лекарств, а не воздухом. Тело было слишком горячим, липким, словно покрытым чужой кожей, и внутри — будто пульсировал раскаленный комок.
Первым пришел страх. Резкий, необъяснимый, животный. Я вынырнула из сна с судорожным вдохом, села в кровати, сдернула с себя одеяло — и инстинктивно поползла назад, прочь, прочь, пока не уперлась спиной в изголовье. Дыхание сбилось, грудь сотрясалась в судорогах, руки дрожали так сильно, что я едва могла ими опереться на матрас.
Где я? Что со мной?
Вокруг была чужая, непривычная тишина. Каменных стен не было — вместо этого гладкие панели дерева, резные колонны у края кровати, тонкий полог, откинутый набок. Тяжелые портьеры, запах чистоты, трав, магии.
Простор и свет.
Это не темница.
Я вглядывалась в обстановку, будто она могла ранить. Уму было тяжело уловить суть — то ли это был дурной сон, то ли новая реальность, более пугающая, чем прошлая.
Воспоминания вспышками кусались изнутри — они были совершенно разрозненные: сырость камня под ладонями, звон капель, голос за стеной… лицо Рэйдара. Его шаги. Как он вошел. Как я хотела закричать, но голос оборвался, и мир рассыпался.
И теперь я здесь. Жива? Свободна? Заточена — снова?
— Леди Элира, — прозвучал голос.
Тихий, спокойный, с хрипотцой возраста, но уверенный. Мужской.
Я вздрогнула, резко повернула голову. У стены, чуть в тени, стоял человек в темно-зеленом одеянии целителя. Седые волосы были стянуты в хвост, на поясе — кожаная сумка с флаконами и амулетами. Он держал руки открытыми, показывая, что не собирается приближаться. Взгляд — внимательный, сострадательный. И в то же время настороженный.
— Все в порядке, — произнес он мягко. — Вы в безопасности. Прошу вас… не пугайтесь.
Целитель не делал ни шага, лишь спокойно ждал, пока дыхание мое начнет выравниваться, а пульс — стихать. От него не исходило угрозы. Только усталое, кроткое терпение — как у человека, повидавшего слишком много боли и странностей, чтобы удивляться.
Он вышел из полумрака, и я смогла разглядеть его лучше.
Седая, но густая борода, аккуратно подстриженная. Морщинистое лицо, с глубокими заломами у уголков глаз и рта — будто смеялся когда-то часто, но разучился. Серебряные волосы собраны в низкий тонкий хвост. Темно-зеленый халат с вышивкой эмблемы Цитадели Целителей — золоченое дерево, прорастающее из раскрытого тома. За поясом — пергаменты в кожаных тубусах, флаконы с зельями, несколько серебряных инструментов и пучки сушеных корней.
Когда он поднял ладони, между ними мягко засветился теплый свет — как отблеск закатного солнца, заключенный в хрустале. Магия — теплая, не пугающая, излучающая заботу.
— Меня зовут Армел Дан Кель, — сказал он. — Я главный целитель императорского двора. Я нахожусь здесь по прямому повелению Его Величества.
Он выделил эти слова нейтрально — не с почтением, но и не с упреком. Как сухой факт, важный лишь потому, что объясняет его присутствие.
— Вы в безопасности, — повторил Армел, глядя мне прямо в глаза. — И уже не в темнице. Ваше состояние было… критическим. Начинался жар, кровь не сворачивалась. Яд из ран продолжал распространяться, несмотря на все. Без моего вмешательства вы могли бы не пережить эту ночь.
Он сделал паузу, будто давая мне время осознать сказанное.
— Магия вытянула воспаление, — продолжил он. — Но раны все еще опасны. Я использовал редкое зелье, оно медленно вытягивает остатки яда. Повязку нужно менять каждые два часа. Если вы позволите, я обработаю их снова прямо сейчас.
Я сглотнула.
Слова не сразу находили путь наружу. Сердце все еще било тревогу, но ум подсказывал: этот человек — не палач, не враг. Лишь тот, кто спасал людские жизни. Он не виноват в том, что я оказалась здесь. И требовать от него объяснений, свободы или даже участия — как минимум странно.
Я глубоко вдохнула и чуть кивнула.
— Благодарю вас, мастер Армел, — голос мой был чуть хриплым, но я держалась с достоинством. — За то, что вы сделали.
Он лишь чуть склонил голову, принимая мои слова.
Армел закончил менять повязку — осторожно, как будто прикасался к стеклу. Его пальцы были холодны, но магия все еще струилась сквозь них, будто укутывая боль ватой. Зелье жгло — глухо, под кожей, но теперь я уже не жаловалась. Это было терпимо. Во всяком случае лучше, чем агония в темнице.
Он убрал флакон в кожаный подсумок и вновь поднялся на ноги.
— Сегодня днем Его Величество пожелает говорить с вами, — сообщил он просто, будто речь шла не о человеке, от которого во многом зависела моя жизнь. — До того — отдыхайте. Вам необходимо набраться сил. Думаю, скоро слуги принесут еду. Вы можете позвать меня через этот артефакт, если почувствуете недомогание.
Он указал на белый камень идеально ровной круглой формы, который лежал на столе. Такими пользовались именно целители. Второй такой экземпляр мастер носил всегда с собой, чтобы как можно быстрее прибыть на зов нуждающегося в его помощи.
Я сдержала порыв задать лишний вопрос. Его Величество… Разумеется. Он же должен допросить меня — именно с этой целью и приказал бросить в темницу. Вот только отчего сжалился и переселил в другие «апартаменты»?
— Спасибо, — снова сказала я. Сухо, но искренне.
Целитель задержался на полшага — словно хотел что-то добавить, но передумал. Потом развернулся и бесшумно вышел, плотно притворив за собой дверь.
Раздался щелчок, и я уставилась на дверную ручку. Уже не в темнице, но еще под замком, кто бы сомневался. Но сбегать я все равно не собиралась. Не в моем нынешнем состоянии играть в эти игры.
Тишина накрыла меня сразу. Как одеяло — глухая, плотная, давящая.
Я огляделась. Комната оказалась непривычно просторной и… слишком тихой. Покои, в которых находилась, были гостевыми, возможно, даже предназначенными для высоких особ. Явно не узников. Богатство чувствовалось в деталях: в резьбе по мебели, в орнаменте ковра под ногами, в вышивке на балдахине, тонкой, как кружево из лунного света. Но все было сдержанным — без золота, без излишеств, которые я привыкла видеть во дворце. Больше уюта, чем роскоши.
Камин еще тлел — угли дышали алым, отбрасывая на стены слабое тепло. Оно щекотало кожу, но не прогоняло внутреннюю дрожь. Я натянула на плечи покрывало, кутаясь, как в панцирь. Холод, оказывается, шел не снаружи, а изнутри.
На небольшом круглом столике у кровати стоял кувшин с водой, рядом — связка сушеных трав, перевязанных бечевкой, бинты, склянки с зельями. Все, что нужно для раненого…
Отбросив покрывало, я встала с кровати и осмотрела себя. На мне была чужая сорочка — слишком просторная, грубоватая на ощупь, будто из тех, что держат для больных. Она не пахла ни мной, ни домом. Только травами и… чем-то незнакомым. И я в ней чувствовала себя странно — как в чужой шкуре.
Одежда… Где моя одежда?
Я заметила ее у стены — аккуратно сложенную, как будто кто-то с почтением обращался даже с грязным тряпьем. Верх платья был порван, ткань пропиталась бурой засохшей кровью, по краю подола — грязь, сажа, пыль. Меня мутило при взгляде на это. Рвань, лохмотья. Все, что осталось от меня, прежней. Все, что уцелело из моей силы и моей свободы. Кровь на платье казалась уже не моей — чужой, забытой, но запах металла все еще витал в воздухе.
И вдруг всплыла мысль: кто меня переодевал? Кто мыл?
Старик Армел? Он — мужчина, пусть и в возрасте. Нет, наверное, слуги. Служанки, должно быть.
Стыд вспыхнул ярко, как пламя в углях. Я снова села и подтянула покрывало ближе, чувствуя себя ничтожной. Обнаженной. Безоружной. Беззащитной, как в тот день, когда Рейдар выгнал меня отсюда...
Я откинулась на подушки, уставившись в балдахин. Злость и унижение царапали изнутри, будто когтями. Я ненавидела это чувство. Ненавидела свою слабость. Но все равно оставалась здесь — в сорочке, на чужой постели. В его дворце.
И в его власти.
Но почему он велел меня лечить? Неужели только ради информации, которую не получить от мертвеца?
Так если Рэйдар все равно не верит моим словам, какая разница, умру я в темнице от яда виверны, или на плахе, спустя несколько дней?
Я закрыла глаза, вдыхая в себя запахи комнаты — хвоя, горькое зелье, пепел от догорающих углей. Все это впиталось в кожу, в волосы, в легкие. Было ощущение, будто я теперь часть этих покоев. Пленница, растворенная в стенах.
Которая зачем-то нужна Рэйдару.
Он притащил меня сюда не только для допроса. Ведь лично прибыл в Лаэнтор, когда я отказалась ехать во дворец с посыльным. Столкнуться нос к носу с виверной дракон точно не рассчитывал, и вспышка его гнева в лесу — не то, с чем он изначально ко мне летел.
Я прижала кончики пальцев к вискам. Мысли расходились, как круги на воде. Но в глубине — в самой середине — звучал голос. Тот самый, из темницы.
Хочешь выжить и есть что доказывать — требуй проверку магией на ложь.
Хорошо. Пусть так и будет.
Если Рэйдар не верит мне — поверит магии. Убедится, что с моей стороны не было обмана. А когда моя правда подтвердится — я потребую свободу.
И если в нем еще осталось хоть что-то от прежнего… он отпустит.
А если нет — тогда я хотя бы умру с поднятой головой, зная, что не молила о пощаде.
Я встала и подошла к окну. Пальцы коснулись тяжелых портьер, и ткань слабо зашуршала в тишине, когда я чуть отдернула ее в сторону.
За стеклом царил серый утренний туман. Башни, крыши, деревья — все казалось неясным, будто мир накрыло тонкой вуалью.
Я долго смотрела туда, куда не могла дотянуться.
Словно все вокруг — не настоящее. Дворец, раны, Рэйдар, даже я сама — будто нарисованы по сырому холсту, и стоит дотронуться — все расплывется, исчезнет. Останется только гул в голове и сердце, бьющееся в такт тревоге.
Но нет, я была здесь. Настоящая. Живая.
А покой этот казался зыбким затишьем перед бурей. Я чувствовала, как вокруг сгущается воздух, как внутри нарастает тишина.
И когда напряжение гудело в ушах, подобно пчелиному улью, раздался звук проворачиваемого ключа в дверном замке.
Я повернулась, напряженно вглядываясь в проем. Сердце забилось чаще — я ждала императора и уже знала, что скажу, как подниму голову, с какой интонацией попрошу магическую проверку. Но…
Вошел не Рэйдар.
На пороге стояла женщина.
Молодая, стройная, с безупречной осанкой и лицом, словно высеченным из мрамора. Ни одной лишней эмоции, ни капли тепла. Лишь тонкая, выверенная улыбка, которой привыкли встречать гостей при дворе.
Черные волосы были убраны в сложную прическу, над которой, очевидно, трудилась не одна пара рук. Несколько прядей — серебристо-седых, словно иней на ночных листьях, — были вплетены в косу у виска, отчего ее красота казалась еще более неестественной. Глаза — холодные, серые, как талая вода под ледяной коркой.
На ней было темно-синее платье, сшитое из тончайшего бархата. Подол оторочен золотой вышивкой — изящные лозы диковинных цветов и филигранные птицы, парящие над бутонами. На пальцах — перстни с сапфирами, в руках — аккуратная вазочка из черного стекла, в которой, как ни странно, лежали конфеты.
Она вошла легко, как будто была здесь хозяйкой. Дверь закрылась за ней с едва слышным щелчком.
Я выпрямилась, инстинктивно скрестив руки на груди. Пальцы сжали ткань сорочки.
— Кто вы? И что вам нужно?
Она остановилась в центре комнаты, наклонив голову чуть вбок, будто изучала меня. Прядь темных волос выскользнула из прически и легла вдоль ее лица, совершенно не испортив образа.
— Ах… — она притворно округлила глаза. — Разве ты не знаешь меня? Странно. У нас с тобой ведь как минимум один общий… муж.
Уголки ее губ чуть приподнялись.
— Для тебя — бывший. А для меня — настоящий.
Она сказала это с такой насмешливой мягкостью, будто делилась пустячной сплетней за вечерним чаем, а не вонзала нож в старую рану.
Я не ответила сразу. Слова застряли в горле, и я лишь сильнее прижала руки к груди, стараясь держать лицо непроницаемым.
— Интересное начало визита, — произнесла я, скользя по ней взглядом. — Но ты так и не назвала свое имя.
— Ах, прости, конечно, — она грациозно подошла ближе, — Я Лисанна. Лисанна Эйрин, если быть совсем точной.
Имя мне ничего не говорило. Ни одного воспоминания, ни слуха, ни отголоска — как будто она выросла из воздуха. Во дворце я ее точно никогда не видела.
— Ты не из местной знати, — заметила я. — И не из северных домов. Кто твоя семья?
— Так сразу и допрос? — ее улыбка осталась неизменной, но в голосе мелькнула тень раздражения. — Моя мать — сводная сестра советника Велерия, уж его-то ты знаешь. А отец… — она чуть наклонила голову, — Он погиб. Давным-давно.
— Я знакома с Велерием, — бесстрастно проговорила я. — У него нет ни жены, ни детей, ни других родственников.
Она поморщила нос, будто услышала несусветную глупость.
— Он просто держал нас вдалеке от грязи и пороков столицы. А когда Его Высочеству понадобилась супруга без изъянов, дядя предложил мою кандидатуру.
Без изъянов.
Я усмехнулась.
— И теперь ты — императрица.
— Уже шесть месяцев, — подтвердила она, подходя к столику и ставя на него вазу. — Но я пришла не для того, чтобы напоминать тебе о прошедшем. Я пришла — по доброте. Решила проведать. Тебе ведь, наверное, одиноко… и страшно. Тут все сильно изменилось, знаешь ли. Для тебя этот двор — новый, а вот рана от развода старая. Муж — чужой. Судьба — шаткая.
Я никак на эту речь не отреагировала. А она смотрела на меня, как кошка на птицу со сломанным крылом, и ждала зрелища. Но я не была ни птичкой, ни добычей.
— Забота от новой жены — редкое проявление великодушия, — ответила я, чуть промолчав. — Если ты явилась пометить территорию — зря потратила время. Меня скоро здесь не будет, я вернусь в свой замок. Задерживаться уж точно не собираюсь.
Лисанна подняла брови. В ее взгляде мелькнуло нечто странное. Мимолетное, почти незаметное — как дрожь по воде, когда бросаешь в нее камень. Оно тут же исчезло, уступив место ледяной вежливости.
— Вот поэтому Рэйдар и сослал тебя подальше. Ты совсем не знаешь своего места, дорогая. Два года была замужем за императором, а так и не усвоила: ты ничего не решаешь. И пробудешь здесь столько, сколько понадобится нашему господину
Она смотрела на меня непроницаемым темным взглядом и улыбалась. Выглядело это так неестественно, что пускало по телу ледяную дрожь. Ее улыбка — это не украшение. Это маска. Красивая, дорогая, вышитая золотом, как изысканное платье. Но под ней — сама тьма.
Я уже собиралась ответить, но вдруг за дверью послышались шаги — быстрые, решительные, с металлическим отголоском сапог по каменному полу. Лисанна вздрогнула. В ее лице что-то резко изменилось: напряжение сковало плечи, взгляд метнулся к двери с испуганной настороженностью. Всего лишь миг — но в нем от прежней холодной уверенности не осталось и следа.
Дверь распахнулась.
На пороге появился Рэйдар.
Позади него в проеме маячили двое гвардейцев его личной стражи — мрачные, будто изваяния.
Он сразу посмотрел на меня. Окинул быстрым взглядом, проверяя, цела ли. Задержался на моем лице. А потом заметил Лисанну.
Выражение его глаз изменилось мгновенно.
— Ты что здесь делаешь? — голос был сухим, сдержанным.
Лисанна расправила плечи, но мгновенно сбросила маску уверенности. Черты лица ее потеплели, губы дрогнули, и она, будто смущенная, сделала шаг назад.
— Прости, мой повелитель, — проговорила она, старательно мягко. — Я не знала, кто заселился сюда. Мне показалось… ночью тайно прибыла моя матушка. Хотела сделать сюрприз. Я… я просто решила узнать.
Он молчал. Несколько томительных ударов сердца — и вдруг резко:
— Уйди, Лисанна. И чтобы ноги твоей больше не было в этих покоях.
На ее лице вспыхнуло что-то похожее на обиду — или страх? — но она тут же опустила взгляд, склонив голову в почти раболепном поклоне.
— Конечно, господин, — прошептала она. — Простите за дерзость.
И, не оглядываясь на меня, быстро скользнула мимо Рэйдара и его стражи, исчезая за дверью. Ее шаги стихли почти сразу, как будто ее и не было.
Я осталась стоять у окна, сжимая руками ткань сорочки. Легкий холод пробежал по спине — не от сквозняка. От мысли. От того, с какой легкостью она менялась. Сначала — величавая, холодная, надменная. Потом — покорная, мягкая, почти растерянная. Ни один мускул на ее лице не дрогнул не вовремя. Ни одна интонация не выдала фальши.
Это была не женщина — это был идеально сыгранный спектакль.
И я не знала, что пугает больше: ее искусство носить маски…
Или то, что Рэйдар, когда-то такой проницательный, взял ее в жены.