Развод с императором драконов (СИ)

Глава 6

Интерлюдия

Он сел на край постели, в полумраке отбрасывая широкую тень на резное изголовье. Ткань рубашки была прохладной для разгоряченного тела, и пальцы замерли на шнуровке, давая привыкнуть. За его спиной раздался шорох простыней — Лисанна подалась ближе.

— Еще рано, — прошептала она, приникнув к нему обнаженной грудью.

Ее голос разлился, как вино по горлу — сладко, приторно, почти искусственно.

— Останьтесь еще немного, мой господин. Вы так редко делите со мной ложе, а ведь я теперь ваша жена.

Она плотнее прижалась к его спине, провела рукой по плечу и коснулась щеки. Ее черные волосы защекотали кожу — мягкие, тяжелые, приторно душные. А он смотрел вперед, не двигаясь, и думал совсем о другой.

Цвет ее волос был не такой.

У Элиры они струились, как расплавленное красное золото, и пахли полевыми травами, а не духами. Когда она ложилась рядом, ее тепло не было мимолетным, оно согревало саму душу.

Она не липла, не заглядывала в глаза с немым вопросом «ты доволен?».

Она не нуждалась в подтверждениях.

Лисанна зашептала что-то у его уха, и Рэйдар поморщился. Мягкая, искусно красивая, будто вылепленная для любовных утех, жена. Почему же внутри него все оставалось таким холодным?

Он скинул с себя ее руки и встал. Заправил край рубахи за пояс, подхватил темный плащ с подлокотника кресла.

— Я должен идти.

— Ты всегда уходишь, — обиженно заметила Лисанна, откидываясь обратно на подушки.

Рэйдар вышел из покоев, даже не дождавшись, пока двери затворятся за его спиной.

Коридоры были почти пусты — в это время слуги расходились по своим делам, стараясь не попадаться на глаза господину. Ветер с оконной галереи холодил лицо. Рэйдар шел быстро, плащ развевался позади, сапоги глухо стучали по каменному полу.

— Ваше Величество! — раздался голос стражника, срывающийся от спешки. — Срочные вести с запада. Из форта Крайверн.

Рэйдар остановился, словно врезался в стену.

— Говори, — резко.

— Виверны… они пересекли границу. Сожжены три деревни. Много погибших. Местные просят подкреплений — ситуация выходит из-под контроля.

Все замерло. Мысли — разбежались. Он перестал слышать даже собственное дыхание.

Виверны.

Те, кто веками пытался сокрушить Империю. Те, кого сдерживали сотнями лет, кому не позволяли даже приблизиться к Драконьему Хребту. И теперь они посмели… посмели!

Он медленно выдохнул, но руки уже сжимались в кулаки.

— Кто возглавляет охрану пограничных земель?

— Лорд-командующий Веарен. Он ждет приказов.

— Передать: бросить на западную границу весь резерв. Срочно. Остановить продвижение. — Голос Рэйдара был стальным. — Отбросить виверн за хребет. Без переговоров.

— Слушаюсь!

Посланник склонился и побежал.

А Рэйдар развернулся, пересек галерею и направился вниз, к внутреннему двору. К полигону, на котором удобнее всего было обратиться и взлететь. Он шел без слов, без лишних взглядов — и те, кто видел его в этот момент, отступали в сторону, замирали.

Воздух вокруг императора потрескивал, наэлектризованный, словно перед бурей.

На плацу было пусто, лишь дежурные воины остановились и низко поклонились. Он сбросил плащ на камни. Поднял голову к небу. Золотые знаки на его коже — те, что были невидимы для простого глаза — начали светиться. Магия, древняя, родовая, почувствовала зов и пробудилась в нем раньше, чем разум отдал приказ.

Время защищать. Время вспомнить, кто он есть.

В следующие мгновения человеческое тело стало лишь оболочкой, которую сжигал огонь. Кости трещали, мышцы ломались и собирались вновь. Плечи расправлялись, а кожа покрывалась плотной, чешуйчатой броней цвета закатного золота.

С глухим ревом Рэйдар расправил крылья и взмыл в воздух, оставляя за собой горячий вихрь. Гвардейцы во дворе упали на колени, не осмелившись поднять взгляда.

Император Драконов отправился на запад.

Туда, где горела земля и проливалась кровь. Где враг посмел пересечь границу.

Он сам покажет им, что бывает с теми, кто забыл страх.

Конец интерлюдии

Утро выдалось тревожным. Тяжелым, гулким — будто сам воздух над Лаэнтором застыл в ожидании. Не было еще и рассвета, когда я распахнула глаза, уставившись в тьму под потолком. Долго лежала неподвижно, не чувствуя тепла от шерстяного одеяла, не слыша собственных мыслей. Только глухое напряжение звенело в теле, как перед бурей.

Наконец, с тихим стоном я приподнялась и соскользнула ногами на пол. Каменные плиты были холодны, как лед, и шкуры не спасали от этого. До зимы оставалось не больше пары недель, если судить по ночной сырости и острым порывам ветра, что выли в расщелинах оконных рам. Тяжелые ставни дрожали, а щели скрипели, словно жаловались на мир.

Я подкинула в почти затухший камин дров, а затем зажгла свечу — трясущейся рукой, второпях, как в детстве, когда боялась ночных теней. Пламя вспыхнуло, выхватив из полумрака знакомые очертания комнаты. Темное дерево, тканевые занавеси, мои книги на столе, сложенные в небрежную стопку.

Почти не спавши, с головой, полной тревог, я села к столу и снова взялась за список.

Мука, крупы, фасоль и горох, травы… бинты, мази, нитки… Теплая одежда. Одеяла. Детская одежда.

Мои пальцы мерзли, чернила ложились неуверенно. Я прижала ладонь ко лбу, вздохнув.

Сегодня нужно еще разобраться с таинственными дверьми. Не до них будет, если в замок начнут стекаться беженцы.

Слишком много неизвестного. Слишком много того, что могло обернуться бедой в самый неподходящий момент.

Я умылась и надела простое, грубоватое платье из темно-серой шерсти, с высоким воротом и плотным поясом. На ноги — теплые чулки и башмаки на мягкой подошве. Волосы заколола в узел, оставив пару прядей — уже небрежно, по привычке, как в дни учебы, когда торопилась к рассветным занятиям.

Затем взяла список, сложила его и сунула в карман платья. Потом потянулась за плащом, но не накинула, а просто взяла с собой.

Когда я спустилась вниз, в воздухе уже чувствовались ароматы утренней стряпни. Кто-то хлопотал на кухне — я безошибочно узнала размеренные шаги жены Мартена, ее негромкое бормотание себе под нос.

На столе в зале уже стояли кружки с теплым настоем, хлеб, сыр, варенье в вазочке. Ания постаралась — как всегда. Все просто, но по-домашнему. Я остановилась у порога и на секунду позволила себе выдохнуть.

Были в этом мгновении утреннего уюта какая-то спасительная обыденность. Как будто мир все еще держался. Как будто страх и виверны остались за границами замка. Но я знала — все это ненадолго. Очень ненадолго.

Обеденный зал Лаэнтора казался мне слишком большим — даже теперь, когда в нем звучали голоса и шаги. Просторное помещение с высоким потолком, арочными окнами, завешанными плотными шторами, и массивным столом, потемневшим от времени. Его, наверное, могли бы обступить два десятка человек, и еще осталось бы место. Сейчас же за ним сидели лишь мы — горстка людей, случайно сведенных вместе. Но была в этом особая прелесть. Как в забытых сказках, где из ниоткуда складывается семья.

Возле противоположной стены потрескивал камин. Мартен как раз стоял перед ним, подбрасывая сухие поленья. Искры прыгали вверх, языки пламени метались по кирпичной кладке, а в воздухе смешивались запахи копченого дерева, свежей каши и сыра.

— Вот теперь задышало, — довольно сказал он, закрывая решетчатую заслонку. — А то, простите госпожа, вчера тут было как в леднике.

— Теперь — как в летней грядке, — усмехнулась Тилла, проходя мимо с мисками. — Если кашу не съедим, можно будет посадить в ней редис.

Дети, уже сидевшие за столом, рассмеялись.

— Редис в каше! А репу? Репу тоже можем посадить?

— А как же!

Пока девочка отвлеклась на вопросы, ее младший брат попытался втихаря стащить кусочек булки, но та отвесила ему ложкой по руке, словно видела затылком. Они не ссорились — это была игра. Беззлобная, настоящая. Я смотрела на них и чувствовала, как утихает напряжение, жившее во мне с ночи. Как будто они — с их хихиканьем, хлебными крошками на скатерти, сползшими носками и вихрами — создавали вокруг неуязвимую зону уюта.

Я села на свое место, и Ания тут же поставила передо мной глиняную чашку с травяным настоем. Пахло чабрецом и медом. Я поднесла кружку к губам, обхватив ее пальцами, чтобы согреться. Руки все еще были холодны, несмотря на жар камина.

— Ммм, горячий. Спасибо, — тихо сказала я.

— Пейте на здоровье, госпожа, — улыбнулась Ания, вытирая руки о фартук. — И хоть одну булочку съешьте. Вы вчера почти ничего не ели.

— Обещаю. Сегодня съем целых две, — ответила я и действительно отломила кусочек сдобного хлеба, густо намазав его маслом и вишневым вареньем.

Так, под звуки ложек, невнятные рассказы детей о снах и редкие замечания Мартена о погоде, утро понемногу наливалось теплом. Казалось бы, такие простые вещи. Но именно они делали этот замок живым.

После завтрака, когда миски опустели, Тилла надела плащ и накинула капюшон. Гедрик уже оседлал лошадь и стоял у крыльца, привязывая к седлу вьюк.

— Все помнишь? — спросила я, протягивая ей сложенный список.

— Одеяла, бинты, продуктовые запасы, теплая одежда, — отозвалась она, пряча бумагу за пазуху. — Я еще сама добавила кое-что. У меня рука набита — двое детей, не забывай.

— Если останутся монеты — возьмите яблок. Не из списка, но пусть дети порадуются, — добавила я, глядя на девочку, что все еще доедала кашу, болтая ногами.

— Будет сделано, — кивнул Гедрик. Он выглядел собранным, но усталым. Глаза выдавали: не спал.

— Постарайтесь вернуться до темноты.

— Вернемся, — пообещал он.

Мы обменялись короткими, но искренними взглядами. Эти люди были мне не родней, не вассалами — но я чувствовала ответственность. Вина ли в этом мое имя? Мое происхождение? Или просто сердце, которое не успело ожесточиться?

Когда их лошадь скрылась за изгибом дороги, я задержалась на крыльце еще на миг. Воздух был прохладным, пахло печным дымом и влажной листвой. Где-то каркнула птица. День начинался.

Я вернулась в дом, плотно прикрыв за собой дверь, и направилась к Мартену, который как раз уносил пустые миски на кухню.

— Мартен?

Он обернулся.

— Спустимся?

Он замер, а затем понял, о чем я.

— Да, госпожа. Сейчас за лампой схожу.

— И пусть Ания приглядит с детьми, — добавила я. — Мне не хочется, чтобы они ходили в подземелья.

— И правильно. Там и взрослому не по себе. А дитю — и подавно.

Пока он шел за лампой, я остановилась в зале, прислушиваясь. Замок был тих. Но я уже чувствовала — скоро этой тишине придется уступить место голосам. Слезам. Надежде. Или страху.

И, прежде чем это случится — я должна была узнать, что скрыто под этими древними стенами.

Мы вошли в подземелья через старую, окованную железом дверь в западной части замка. Я бы прошла мимо нее десятки раз и не заподозрила, что за ней скрывается лестница, уводящая в недра Лаэнтора.

Первой шагнула внутрь я. За мной — Мартен, неся масляную лампу. Свечение ее было теплым, желтоватым, но слабым, и в густой темноте коридора казалось скорее пятном на черном бархате, чем настоящим источником света. Пламя потрескивало, отбрасывая на каменные стены дрожащие тени.

Ступени были узкими и крутыми, вырубленными из цельного камня. Никакой отделки, никаких перил — только время и следы, оставленные сотнями ног за века. Я шла осторожно, прижимая ладонь к влажной стене. Она была холодной, как лезвие клинка, и шероховатой — местами покрытой мхом. Пахло старым камнем, пылью и… магией.

Да — магия здесь чувствовалась. Как невидимая пелена. Как вязкая дымка, едва уловимая, но неотвратимо реальная. Я ощущала ее всей кожей. Она тянулась по коридорам, напитывала камни, спускалась каплями со сводов, будто воздух сам стал густым от силы, веками не тронутой.

«Место силы…» — вдруг вспомнилось.

Детская книга, переписанная от руки, из той самой башни в Веарисе, где я училась. «Тайны Замковых Корней». Я читала ее по ночам, под одеялом, с волшебной, наколдованной специально для этого дела лампой — чтобы наставница не отобрала. Там говорилось, что древние замки строились не просто так, а над точками пересечения магических течений. Что подземелья — это их якоря. Там хранили знания, реликвии, печати, а иногда и… то, о чем нельзя было писать в книгах.

Я сглотнула, стараясь не поддаться страху. Это был просто холод, просто тьма. И ничего более.

— Осторожно, здесь ступень слегка под наклоном, — вполголоса сказал Мартен позади. Его голос отразился от стен гулкой волной, как будто мы были не вдвоем, а шли целым отрядом.

Я кивнула, хоть он, конечно, не видел.

— Не думал, что здесь будет так… тихо, — продолжил он, пытаясь прогнать напряжение. — Знаете, когда я сюда первый раз спускался, казалось, что кто-то наблюдает. Прямо за спиной. А когда оглядывался — видел только стены и пыль.

Я не ответила. Молчание казалось более уместным, чем разговор. Слова мешали слышать… слышать то, что было глубже звуков.

Шаги наши глухо отдавались в камне. Где-то наверху, совсем далеко, скрипнула балка — как будто другой мир, дневной, живой, напоминал, что он все еще существует. Но здесь, внизу, все было иначе. Ни сквозняка, ни сырости, ни плесени — Мартен не солгал. Подземелья оказались на удивление сухими. И холодными — до ломоты в суставах, до поеживания под плащом.

Я остановилась, когда почувствовала — дальше начинается нечто иное. Узкий коридор расширился, открываясь в небольшое помещение. Каменные своды опирались на толстые колонны. На стенах были видны знаки — полустертые, но все еще различимые: древние символы, от которых веяло старой, густой магией.

— Здесь, — сказал Мартен, указывая лампой влево. — Две двери — рядом. А дальше, в самом конце, третья.

Я посмотрела вперед. В темноте коридора уже маячила первая дверь. Глухая, темная, без ручек. И без замочной скважины.

Почему они закрыты? Что за сила держит их взаперти?

Я шагнула вперед, в сторону двери — но не прикоснулась. Не сразу.

— Как ты думаешь, — спросила я, тихо, больше для себя, — их когда-нибудь вообще открывали?

Мартен пожал плечами.

— Кто знает. Лет сто назад, может, и открывали. Или никогда.

— Отлично, — пробормотала я. — Прямо как в сказках. Тайна внутри тайны.

Я подошла к двери ближе. Тяжелая, как и говорил он. Вырезана, или вылита из темного, чуть зеленоватого металла, с легким медным отливом. Едва заметный орнамент бежал по ее поверхности, а в самом центре — круглый знак. Магическая звезда с витиеватыми линиями.

Я протянула руку.

Если в этом замке скрыто нечто, что может причинить вред — я должна это знать. Лучше теперь, чем потом, когда сюда придут люди.

Пальцы коснулись холодного металла. В то же мгновение звезда вспыхнула мягким светом — словно отозвалась. Под кожей пробежала дрожь. Символы на двери засветились один за другим, по кругу — и в глубине послышался сухой, тяжелый щелчок.

Дверь… начала открываться.