Глава 17

Прошло четыре дня.

И каждый из них казался каплей в полном безмолвия озере — и каждая капля била в воду с таким звоном, что гул отдавался у меня в висках. Тишина в каждом из этих дней была оглушающей. Она становилась липкой, удушающей, как густой мед в глотке, когда уже не сладко — а тошно.

Я больше не считала шаги от окна до кровати. Не смотрела на силуэт в зеркале, пытаясь увидеть в нем себя прежнюю. Мне казалось, что я растворяюсь.

Исчезаю.

Из этой роскошной клетки не было выхода, и я чудилась себе статуэткой в витрине, неспособной выбраться на свободу.

Софи была единственной, кто приходил. Она приносила еду, иногда книги, меняла постельное белье и полотенца. Но чем дальше, тем реже она говорила, становясь напряженной, как струна, едва я начинала задавать вопросы.

Я подошла к окну. Воздух снаружи был по-весеннему теплым, но от стекла веяло прохладой — тонкой, едва уловимой.

Во дворе царила суета.

Люди мелькали, словно встревоженные муравьи, но с этой высоты и ракурса было видно только, как по каменной мостовой туда-сюда движутся фигуры. Порой всплескивали алым пламенем знамена. Несколько раз я видела, как пробегали солдаты.

Что-то происходило.

Что-то, во что меня не посвящали.

Раздался мягкий стук в дверь, и я обернулась.

Софи вошла с подносом. На ней был обычный льняной передник поверх коричневого платья, волосы затянуты в тугой узел, лицо… бледнее, чем всегда. Не серое, не болезненное — нет. А как мел — ровное, холодное, будто эмоции ушли глубоко внутрь.

— Ужин, госпожа, — тихо сказала она, опускаясь в легком реверансе.

Я кивнула и медленно подошла к столику, где она начала раскладывать еду.

В комнате витал запах свежего хлеба и фруктового настоя — тонкий, почти домашний.

— Что-то случилось? — спросила я, присаживаясь на край кресла.

Софи вздрогнула чуть заметно.

— Я… потом скажу. Если позволите.

Я не стала настаивать. Она всегда сначала проверяла, что дверь закрыта, что нас точно никто не подслушивает. А сейчас, судя по ее виду, новости не из приятных.

Я опустила взгляд на свою еду.

Мясное рагу, булочка, немного сыра, варенье из айвы, чай с лавандой. Когда-то мой любимый ужин, а теперь — еще один круг в этом изысканном заточении.

Никто не входил. Никто не звал.

Рэйдар исчез, как будто в очередной раз стер меня из своей жизни.

Но теперь я была не просто брошенной.

Я была запертой.

Софи задержалась у столика дольше обычного. Руки ее нервно поправляли угол скатерти, будто она искала, к чему бы прицепиться, лишь бы не говорить. Но я уже знала этот взгляд — тревожный, сжавшийся в зрачках страх.

— Говори, — мягко попросила я, поднимая на нее глаза.

Она все еще не смотрела прямо. Лишь по ее тонкому профилю, по тому, как дрогнула линия губ, я поняла — все серьезнее, чем обычно.

— Во дворе сегодня… — начала она, почти шепча. — Была казнь.

Я застыла.

— Кто?

— Один из стражников. Его вывели рано утром. Велели построить всех, — голос дрожал. — И… все быстро. Приказ императора. Никто не понял — за что.

Я вжалась в спинку кресла. Казнили. Опять.

Доносы, подозрения, жестокость — уже не новость, но все же…

— Софи, — прошептала я. — Это становится нормой?

— Я не знаю… — она опустила голову. — Но это уже третий за последние две недели. И его приказано оставить… Он все еще там… висит.

Я судорожно вздохнула. Рэйдар становился еще более опасным.

Софи замялась, затем, поколебавшись, добавила:

— Еще кое-что. Его величество… уже неделю не появлялся в покоях своей жены.

Я выдохнула.

Она торопливо продолжила, будто боялась, что ее слова перевернут мир:

— Говорят, она в ярости. Одна девочка вышла от нее вчера в слезах, всю ночь проплакала в спальне прислуги. А сегодня… одна из кухарок ушла. Просто… сбежала. Вещи собрала и исчезла. Говорят, Лисанна была недовольна завтраком и натолкала несчастной полный рот углей из камина.

Я закрыла глаза на миг. По спине пробежала дрожь. Жестокость этой женщины выходит за все рамки.

Если Рэйдар ограждается от нее…

Значит, что-то внутри него борется.

Я не успела задать следующий вопрос. За дверью послышался резкий звук — шаги, сухой голос, короткий отрывистый приказ.

Софи осеклась на полуслове и встала, будто пружина внутри резко распрямилась.

— Кто-то идет, — прошептала она, побледнев.

Я не думала. Просто отступила к окну — машинально, как зверь, загнанный в угол. Шаг назад. Еще. Холод от стекла ударил в лопатки. Сердце ухнуло в живот.

Дверь распахнулась — резко, будто ветром ее снесло.

Он.

Высокий, в темном, с тусклым металлическим отблеском на наплечниках.

Весь — как буря, сдержанная, но готовая сорваться с цепи.

Рэйдар.

Глаза его горели. Не от злости — от чего-то глубже, мрачнее. Свет в них был неестественным. Тот самый, что описывала Софи.

Он не сказал ни слова — просто окинул нас острым взглядом.

— Уйди, — бросил в сторону служанки.

Софи на миг сжалась, но потом склонилась в неловком поклоне и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

И мы остались вдвоем.

Я стояла у окна, прямая, как струна, и смотрела на него, стараясь скрыть, как дрожат пальцы. Он сделал шаг. Не стремительный, но уверенный. Пол скрипнул под тяжелыми сапогами.

Тишина между нами п о висла пл о тн о й пелен о й, как туман перед бурей. Ни сл о ва, ни движения — т о льк о глух о й стук сердца у меня в ушах и ег о дыхание — р о вн о е, х о л о дн о е. Казал о сь, весь в о здух в к о мнате стал тяжелым, будт о насытился чем-т о чужим. Темн о т о й. Б о лью.

И… магией.

Я не сразу поняла, что именно не так. Но потом — увидела.

Вокруг его глаз, там, где кожа обычно гладкая, появилась тонкая паутина черных вен. Она пульсировала медленно, словно внутри текла не кровь — тьма.

То, что видела Софи.

То, что видела я — на миг, в лесу — и посчитала, что мне почудилось.

Меня пронзил ледяной ужас. До позвоночника. До костей.

Это было неестественно.

Не по-человечески.

— Что с тобой? — мой голос сорвался с губ шепотом. — Что ты сделал?

Он не ответил, но мой вопрос словно дал ему толчок к движению. Секунда — и он оказался рядом. Пальцы сжали мои плечи с такой силой, что я задохнулась. Глаза его горели — но далеко не тем светом, который я когда-то любила.

Этот зеленый — не был живым. Он тлел, как болотный огонь, обещая смерть и мучения.

— Где остатки браслета? — прорычал он.

Я моргнула, не сразу понимая, что Рэйдар имеет в виду.

— Я… не знаю. Он расплавился… исчез… просто… растаял.

Его пальцы сжались еще сильнее, и я едва сдержала всхлип.

— Где это произошло?

— В Лаэнторе… — выдохнула я. — В моих покоях. В замке.

На миг — молчание.

Затем он резко отпустил меня, словно я обожгла его. Сделал шаг назад.

— Оденься. В теплое. Немедленно.

Сердце заколотилось в груди, будто просилось наружу. Хотела спросить — зачем, куда, но по лицу Рэйдара поняла: не время.

Он уже что-то решил, спланировал. И я, кажется, была частью этого плана.

Замерев у окна, чуть в стороне от света, император оставался в комнате. Высокая, мрачная фигура с потемневшими глазами, в которых тлел тот самый чужой свет. И не делал ни шага, чтобы выйти. Не отворачивался. Не оставлял мне ни капли личного пространства.

Я сглотнула. Подошла к сундуку и достала из него теплый плащ, посмотрела на Рэйдара. Пальцы подрагивали.

— Я… — попыталась заговорить, но умолкла на полуслове. Слова застряли.

Вздохнув, накинула тяжелую ворсистую ткань поверх легкого домашнего платья.

— Я сказал — переоденься, — отрезал он.

Голос — холодный как клинок.

Мне хотелось сказать: «Тогда — выйди! Оставь меня одну!». Но я видела его глаза.

Сейчас с ним нельзя было спорить. Нельзя противостоять.

Я повернулась к сундуку, чувствуя, как горит лицо. Достала первое попавшееся теплое платье и молча разложила на постели — шерстяное, цвета спелой черешни.

Пальцы дрожали, когда я расслабляла шнуровку домашнего одеяния и стягивала его с плеч.

Я чувствовала пристальный взгляд на спине — тяжелый, физически обжигающий. Когда-то между нами не было секретов, он видел меня обнаженной — прикасался ко мне, целовал, обнимал, любил… Но сейчас мы были чужими, словно моментов близости вовсе не существовало.

Когда ткань скользнула с бедер и гармошкой легла вокруг ног, я сжалась, как будто стояла на краю обрыва. Затем быстро надела нижнюю рубашку. Потом платье. Руки не слушались — пуговицы дрожали, тесемки путались. Но я справилась.

Накинула плащ — и только тогда осмелилась повернуться.

Он смотрел. Без слов. Без эмоций. Но взгляд был острым как лезвие.

Я заставила себя заговорить, чтобы не сорваться:

— Мы… мы полетим в Лаэнтор?

— Велерий не предатель, — сказал он резко. — Но я должен понять, кто наложил чары. Это можно выяснить по остаточному следу.

В голосе — сталь. Но под ней я уловила что-то еще.

Неуверенность? Нет. Боль. Внутренняя борьба. Как будто он боролся с самим собой.

Я не ответила. Уже хорошо то, что Рэйдар поверил мне, не попытался опровергнуть факт наложенного на браслет колдовства.

Он шагнул к двери.

— Следуй за мной, — бросил, не оглядываясь.

И я пошла.

Потому что путь нам предстоял в Лаэнтор, где даже стены будут на моей стороне.

Загрузка...