Я закрыла ворота.
Не прикрыла — захлопнула с грохотом, будто тем самым отрезала все, что осталось за ними. Все, что гнило, жалило, жгло. Все, что не давало мне дышать неделю назад, когда я смотрела на расплавленную лужицу золота, на пепел пустого письма.
Этот браслет являлся для меня не просто украшением.
Он был самым обычным из всего, что лежало в моей шкатулке. Без драгоценных камней, изысканных плетений, и статуса, кричавшего о том, кем я тогда являлась. Не девочкой-сиротой, поступившей в академию целителей, чтобы в дальнейшем помогать людям, и не последней из рода Тал’арен, на чьих плечах лежал груз редкого дара. А женой императора. Красивой куклой, которой «повезло» обзавестись меткой истинности на плече.
Мне «удача» улыбнулась дважды — я не только оказалась истинной дракону, я еще и магией обладала особенной, которая должна была усиливать его мощь и силу.
Тут, правда, что-то пошло не так, но это уже другой вопрос.
Во дворце я ощущала себя таким вот простым и неброским браслетом в груде ярких помпезных украшений. Мне было неуютно, я была белой вороной, и никому не приходило в голову помочь мне пережить это непростое время.
Никому, кроме советника моего мужа по внутренним делам империи.
Велерий был единственным из всего императорского двора, кто с первого дня принял меня тепло. От него не было косых взглядов и шепотков за спиной о моей «недостойности» быть женой Его Величества. Не было презрения или предвзятости. Иногда мне казалось, что он старался заменить мне отца — давал советы, когда я спрашивала, приставлял дополнительную охрану во время турниров или праздников, если вокруг было слишком много людей.
В день свадьбы каждый приближенный к Рэйдару лорд преподносил его невесте — то есть, мне — какой-то подарок. Это были заколки и гребни для волос, платки из заморских тканей, сладости, духи, живые цветы в кашпо, музыкальные шкатулки и прочее. А Велерий подарил браслет.
Рэйдар усмехнулся тогда неказистости подобного дара. А я сразу же сроднилась с этой вещицей, едва лишь взяла ее в руки. Старый советник понимал меня, и это было самым ценным, что он мог мне подарить.
Я старалась надевать браслет каждый день. Когда забывала, ощущала себя не в своей тарелке и торопилась скорее вернуть золотой ободок на запястье. Он прекрасно сочетался с более богатыми украшениями, и в случае необходимости я могла вписать его под любой наряд.
Рэйдар посмеивался, и считал это моей «милой сумасшедшинкой» — надевать на себя такую дешевизну. Он не заставил меня выкинуть подарок только потому, что уважал Велерия — тот получил свою должность еще при старом императоре — отце Рэйдара, — и с годами стал одним из тех, в ком он оставался безгранично уверен.
И вот теперь, с этим браслетом оказалось связано нечто темное и таинственное… Почему он расплавился со вскрытием письма?
В пергамент было вплетено какое-то заклинание — это очевидно. Но, какое? Смертельное проклятье, или магия иного плана?
Украшение сработало щитом и приняло на себя удар, или оно само являлось чем-то опасным для меня, и некто просто уничтожил свои следы?
Как мне к этому относиться? Что думать?
Когда я увидела расплавленную лужицу золота, на меня накатило состояние близкое к обмороку.
В тот момент я не знала, что мне делать. Писать Рэйдару о случившемся или забиться в угол и плакать. Я тогда не сделала ни того, ни другого, я просто стояла и задыхалась в приступе накрывшей меня паники.
А сейчас я закрыла ворота и отрезала от себя прошлое.
Они скрипнули и с трудом сошлись.
Ветер ударил в лицо. Резкий, сырой, как ледяная вода. Он рванул капюшон с головы, и спутанные волосы рассыпались по плечам, щекоча шею. Где-то на холмах завыла собака — тонко, тоскливо. Я вслушалась. Это был один из псов Мартена, они не спускались с привязи даже в ненастье.
Вдох.
Выдох.
— Все, — сказала я себе. — Здесь начинается новая жизнь.
Я решила просто отпустить. Развод, обидные слова мужа, изгнание. Браслет, письмо, магию, что была заложена в этих предметах и наверняка как-то влияла на меня. Мне даже не хотелось рассуждать, виноват ли Велерий в чем-то или стал пешкой в коварной игре кого-то третьего.
Я вычеркнула все это из своей памяти. Бог им судья. Им всем: советнику, Рэйдару, его новой супруге и всему императорскому двору.
Я начала жизнь с чистого листа, и здесь мне не понадобятся обиды или тайны прошлого.
Лаэнтор был когда-то ярким светилом в созвездии самых красивых замков Империи. Но с тех времен очень многое изменилось. Мои предки открыто противостояли главным врагам драконов и в первых рядах шли воевать, защищать границы. Именно поэтому от рода Тал’арен осталась только я. Виверны долгие годы вели охоту на представителей таких семей — устраивали точечные налеты на их дома: убивали мужчин, похищали женщин и детей, обрушивали огонь прямо с неба. Они старались ослабить врага изнутри, и этот замок не был исключением.
За столетия истории его восстанавливали как минимум трижды. Пока род не обеднел и не вымер в сражениях.
Теперь Лаэнтор перешел в мои руки, но я пока не знала, что с ним делать.
Замок стоял на отшибе, укрытый холмами и лесом, будто сам скрывался от чужих глаз. К нему вела всего одна брусчатая дорога, по которой могла проехать карета. Мрачный, частично заброшенный, он пугал своим видом. Но внутри… внутри было хуже.
Пустота. В нежилых помещениях запах плесени, копоти, старой пыли. Сквозняки в коридорах. Нерабочий водопровод. Треснувшие оконные стекла. Одеяла, пахнущие мышами. И никого, кто бы согрел или хотя бы сказал доброе слово.
Мартен и его супруга не верили, что я останусь надолго. Что бывшая жена самого императора будет жить здесь, как простая женщина: без прислуги, без покоев с мягкими перинами и золотыми умывальниками, без свиты, шепчущейся у дверей.
Возможно, где-то на подсознательном уровне я и сама не верила.
Но бежать мне было некуда: ни на следующий день, ни через неделю.
Ания помогала по началу, но ее одной на этот громадный замок не хватало. Она готовила, стирала, наводила порядок в жилых комнатах. Но помимо кухни, прачечной, обеденного зала и трех спален в Лаэнторе было много других помещений. И это даже не считая лестниц, коридоров, башен и залов, о предназначении которых можно было только догадываться.
А еще широкий двор с полуразрушенным фонтаном, уснувший сад, пустые конюшни и прочее, прочее, прочее.
Я училась все делать сама.
Сначала — как развести очаг, не надышавшись дымом.
Потом — как нашинковать капусту, и приготовить так, чтобы не горчила. Как складывать дрова, чтобы не отсырели. Где найти мешок с картофелем. И как организовать себе ванну, если никто не ждет в купальне с полным ведром.
В первый же вечер, когда мне захотелось расслабиться перед сном, я не стала просить Анию подготовить мне ванну. Я закатала рукава, взяла в постирочной два ведра и отправилась к колодцу добывать себе воду сама.
— Это не ваше, госпожа, — буркнул тогда Мартен, увидев меня за работой. — Не гоже вам надрываться, дайте я помогу.
— Не надо, — мотнула я головой. — Я хочу сама.
Он ничего не ответил. Только вздохнул и пошел прочь, тяжело ступая по мощеному двору.
А с наступлением темноты на моей кровати появился плед. Толстый, серый, шерстяной, с вышивкой по краю. Я как раз вышла из купальни, завернутая в полотенце, и успела заметить уходившую Анию.
— Это подарок, госпожа. Октябрь нынче злой, — сказала она, не глядя в глаза.
Той же ночью в замке стало шумно.
Я вышла к лестнице, закутавшись в тот самый плед, и увидела, как Мартен помогает затащить чемоданы незнакомой мне женщине в темном дорожном плаще. За ней семенили двое сонных детей: мальчик и девочка, в одинаковых курточках с вытянутыми рукавами.
— Ох, разбудили вас, должно быть? — шепнула Ания, заметив меня. — Простите! Это Тилла. Наша старшая дочь. Муж ее пал под Кельдаром в прошлом месяце. Время к зиме близится, ей бы с малыми здесь схорониться. До оттепели.
— Конечно, пусть остаются, — ответила я.
Тилла подняла на меня усталые глаза. Склонила голову и проговорила:
— Спасибо за приют.
— Я рада, что вы теперь с нами.
Она не сказала больше ни слова, только взяла детей за руки и пошла в сторону комнаты своих родителей.