ДАРЬЯ
Настоящее время.
Огонь разрастается сильнее. Медленно подбирается к ногам, облизывает подошвы босоножек, жжет пальцы.
Он жадный, ненасытный, злобный, требующий жертв. Еще и еще.
Мне страшно. Очень страшно, мамочка!
Всхлипываю и сгибаю ноги в коленях, стараясь убраться от нестерпимого жара подальше. Упираюсь пятками в асфальт, перебираю руками, пытаясь отползти.
Надо срочно увеличить расстояние с полыхающим ужасом, иначе он меня поглотит и уничтожит. Но стопы, вымазанные кровью, проскальзывают и не помогают.
Плюхаюсь на задницу, не справившись с задачей.
А он, мой главный кошмар, легко сокращает между нами дистанцию и подбирается еще ближе.
— Нет... нет.
Мотаю головой, не желая сдаваться. Я должна. Должна еще раз попробовать, но, как не борюсь, остаюсь на месте, будто приклеенная.
Огонь фыркает, насмехается. Разбрызгивает искры в стороны, скалится, словно хищный зверь, и подкрадывается вплотную, подкидывая и опуская языки пламени.
Всё ближе... и ближе... и ближе.
— Сдайся... подчинись... сгори... - урчит он, окружая.
Минута, две, и ловушка схлопнется, взяв меня в кольцо.
— НЕТ! Ни за что!
Отказываюсь участвовать в играх по его правилам и рывком спешу отстраниться. Неистово дергаю руками и ногами.
Подкидываюсь и резко сажусь, дико озираясь по сторонам.
Пусто. Господи, пусто. Огня нет Кошмара нет. Все в порядке. Со мной всё в порядке. Я в безопасности. На кровати в собственной спальне. Жива, здорова и невредима.
А всё привидевшееся — не более чем очередной кошмар.
Кошмар, Даша. Успокаивайся.
Провожу ладонями по лицу, растираю щеки, вместе со слезами смаргиваю ужас прошлого и протяжно выдыхаю. Медленно втягиваю новый глоток воздуха и, выпятив губы трубочкой, еще раз выдыхаю.
С каждым разом получается все легче и спокойнее. Вот и замечательно. Не дело это — соревноваться с загнанной лошадью. Надо приходить в себя. И сердце надо успокаивать, а то несется галопом, неугомонное, будто грудную клетку пробить торопится.
— Это сон. Просто дурной сон. Огня нет, — проговариваю вслух свой страх и смахнув с лица растрепавшиеся во сне волосы, настраиваюсь на позитивную волну.
— А у меня все хорошо.
Сгибаю ноги в коленях, обхватываю их руками и устремляю взгляд в окно, где уже во всю светит солнце.
Конец лета. Надо не грустить, а радоваться оставшимся погожим денькам.
Наслаждаться солнцем, теплым ветром и яркой зеленью. А то расклеилась, понимаешь ли, будто кисейная барышня.
Нет. Это совсем не дело. Подумаешь, конверт с приглашением от Шаталовых получила. В первый раз что ли? Нет, конечно. Сколько этих конвертов за два года у меня было? Десятка два точно, а может и больше.
Хочу — не хочу, а я — член семьи. Тоже Шаталова. Вот и получаю приглашения.
И на мероприятия их снобские хожу. Всегда хожу, иначе нельзя. С родственничками мужа и им самим юлить нельзя. С ними вообще ничего лишнего нельзя. Следят за каждым шагом, контролируют, держат руку на пульсе и душат, душат, душат.
Захочешь — не отмахнешься.
Кривлю губы в едкой усмешке.
Кто б знал, как я устала. От брака-ширмы устала. От давления и угроз устала. От вранья постоянного. От них самих, всех Шаталовых до единого.
Как мне всё осточертело, боже. Послать бы их дружной гурьбой в бездну, бросить здесь всё без сожалений, сбежать на край света... и вдохнуть, наконец, свежего воздуха, не испоганенного шантажом и ложью.
Нельзя.
Мне ничего нельзя.
Чувствую себя бабочкой, надежно пришпиленной иглой. Понимаю, что всё, свободы уже никогда не будет, скоро совсем засохну и сдамся, но в душе бьюсь, бьюсь и наивно мечтаю вырваться из ловушки на волю.
— Глупости всё. Мне с ними не совладать, — приземляю себя резко и поспешно выбираюсь из кровати.
Какой смысл сидеть и себя жалеть? Лучше кофе сварю. Вот уж что-что, он точно отлично умеет поднимать настроение. А приём по случаю юбилея Льва Семеновича — ничего, переживу.
Только ненавистному свекру долгих лет жизни желать не буду. Не умею настолько лицемерить. Пусть словесными кружевами на радость папаше и публике муженек занимается. Он это любит. Пиз...бол из него вообще великолепный.
С меня же будет достаточно подобрать себе соответствующую статусу дорогую упаковку, а дальше весь вечер помалкивать и улыбаться. В общем, играть хорошо заученную роль той самой бабочки, призванной украшать коллекцию.
— Даша, я во дворе. Сейчас поднимусь, — произносит Ярослав без четверти семь, как только я принимаю вызов.
Ни «здрасти», ни «привет», сразу к делу.
Ну да, зачем впустую тратить время на ту, которую уже получил? То ли дело свежая кровь... вот там, наверное, изгаляется.
Нет, я не ревную и не злюсь. Давно ровно. Да и лень тратить на Ярика эмоции пусть даже отрицательные. Хотя, если бы он, как нормальный мужик, подписал бумаги на развод и насовсем ушел к своей небракованной, расщедрилась бы и на искреннюю улыбку, и на «большое спасибо», высказанное от души.
Но нет, не всю кровь из меня высосали, раз не отпускают.
— Нет Не надо ко мне подниматься, — отказываюсь, как и он, отметая нормы приличия. — Сама спущусь через три минуты, — ставлю в известность и сбрасываю вызов.
Но вместо того чтобы сразу подскакивать на ноги и спешить, не двигаюсь. Еще некоторое время сижу за столом и невидящим взглядом смотрю в окно, настраиваюсь на встречу с не самыми приятными людьми.
Пальцы по привычке вертят по часовой стрелке прохладный корпус телефона и время от времени опускают его на белоснежную поверхность столешницы, создавая негромкий стук.
Тук... тук... тук
Как ни странно, он успокаивает. Сердце бьется ровно. В голове штиль.
«Вот и замечательно. Два часа «представления», и буду свободна», — даю себе мысленную установку, после чего поднимаюсь с места и иду к выходу.
Нет смысла оттягивать неизбежное, надо собираться и ехать на прием.
В прихожей останавливаюсь перед ростовым зеркалом. Осматриваю себя беспристрастным взглядом и остаюсь довольна.
Выгляжу достойно.
На мне алое платье с кружевным верхом и длинной юбкой в пол. Прическу и макияж я сделала сама. Все идеально, за исключением того, что мне немного жмут новые туфли. Но, зная, сколько они стоят, я готова терпеть дискомфорт.
В мыслях мелькает образ мужа. Усмехаюсь, он мне тоже «жмет» и доставляет дискомфорт. И пусть Шаталов очень богат, в отличие от туфель терпеть мне его не хочется. С удовольствием бы приплатила сама, лишь бы кто избавил. Впрочем, раскидываться деньгами мне особо неоткуда, собственные капиталы принадлежат мне лишь номинально.
Наношу капельку духов на шею и запястья, как последний штрих, и бросаю в зеркало короткий взгляд. Готова. Вдыхаю, беру сумочку и спускаюсь вниз.
Шаталов ждёт возле машины и выглядит, как всегда, на все сто. На нем черный костюм, темно-синяя рубашка с золотыми запонками и часы на кожаном ремешке.
Он разговаривает по телефону, отвернувшись в сторону.
Но, будто чувствуя мой взгляд, а скорее, просто услышав звуковой сигнал открытия подъездной двери, медленно оборачивается. Продолжая говорить, осматривает меня с ног до головы, приподнимает брови. После чего, не прощаясь, сбрасывает звонок и прячет телефон в карман. Молча идёт на меня и встаёт в полушаге.
— Привет, Даша. Прекрасно выглядишь.
Серый взгляд упирается в мой, прожигает, словно пытается проникнуть в голову и понять, что в ней в данную минуту творится... но натыкается на полный штиль.
— Здравствуй, Ярослав. Благодарю.
Едва заметно киваю.
Внутри ничего не замирает, кровь не кипит, и сердце не сбивается с ритма. Даже когда Шаталов окончательно сокращает расстояние, подается вперед и целует меня в щеку, стою ровно и не задерживаю дыхание.
Порой думаю, что пять лет брака совершенно меня заморозили, превратив в Снегурочку.
До Снежной Королевы, к сожалению, я так и не доросла. Покладистый характер и отсутствие амбиций сыграли в этом не последнюю роль. Но то, что изнутри заледенела, факт.
— М-м-м… новая туалетная вода? — мужчина, словно задавшись целью меня расшевелить, не отступает, а наклоняется еще ниже, носом касается моей шеи и шумно втягивает запах кожи. — Цитрус? Тебе идет.
Вообще-то, фрезия, личи и розовый перец, как заявлено производителем. Но не поправляю и в спор не вдаюсь. Не суть.
Дожидаюсь, когда он выпрямится и вновь заглянет в глаза, поднимаю левую руку, на которой по давно заведенной привычке ношу любимые часы на золотом браслете, подаренные родителями еще на восемнадцатилетие, напоминаю:
— Твой отец не любит, когда гости опаздывают. Думаю, стоит поспешить.
— Гости? Мы — семья, Даша, — хмыкает с предвкушением, после чего ехидно уточняет. — Тебе так не терпится встретиться с любимыми родственниками?
В серых глазах на мгновение вспыхивает ледяной холод, являя совершенно другого Шаталова. Но через секунду он моргает и вновь выглядит невозмутимым.
«Век бы вас всех не видеть», — огрызаюсь мысленно.
В слух же использую более мягкую версию:
— Раньше сядем — раньше выйдем.
Муж целую минуту молчит, лишь сверлит тяжелым взглядом. Затем отходит к машине, распахивает переднюю пассажирскую дверь и протягивает мне руку, предлагая помощь.
Не отказываюсь. Опираюсь и благополучно ныряю в салон.
Ругаться по мелочи — ни к чему. Пора играть навязанную роль счастливой супруги.
Тем более, и Ярослав спешит об этом напомнить:
— Не забывай быть милой и естественной, Даша. На юбилее будет присутствовать несколько крупных потенциальных партнеров отца. Они важны для развития компании и должны видеть и чувствовать, что Шаталовы — крепкая семья.
— Я всё сделаю, — отвечаю негромко.
Хотя муж и так об этом знает. Других вариантов у меня все равно нет.