Сделка. Я тебе верю

35

ДАРЬЯ

Начавшийся совершенно обыденно день, к вечеру преподносит сюрпризы один за другим. Сначала пугающие, затем удивительные и радостные.

Иван рассказывает настолько невероятные вещи, что только успеваю себя одергивать: не таращить глаза, не охать, держать рот закрытым, а не наивно распахнутым, и ни в коем случает не визжать от восторга и не рыдать, общаясь с матерью.

Но эмоций так много. Так лихо они меня переполняют. Бурлят в крови, ища выход, что в конечном итоге побеждают.

Вырываются наружу сквозь смех и слезы.

— Ваня! Ванечка! Господи, я не верю! Как ты всё сумел?! Как провернул?! Это же нереально. И опасно.

Теряя робость, набрасываюсь на Тихомирова. Обнимаю, целую, глажу его колючие щеки, крепкие плечи, шею. Плачу и смеюсь, жмусь крепче и задаю по десятому кругу одни и те же вопросы.

Как? Когда? Почему я не заметила? Разве реально было перелопатить такой ворох дел за минимальный срок? Да еще в другой стране. Точно ли он ничем не рисковал? А его людей прихвостни Шаталова действительно не видели?

И главный. Неужели я свободна? Свободна без преувеличений?

Недоверчивая девочка внутри меня старается еще и еще раз убедиться, что её хрупкая шея выпуталась из ошейника.

Скинула ярмо.

Кукловод обезврежен и больше не сможет дергать за ниточки, когда ему вздумается. Не заставит плясать под его дудуку. Не сможет ломать волю, унижать, шантажировать.

У мерзавца больше ничего не выйдет. Руки стали коротки.

И Ваня не смеется над моими страхами. Не отмахивается от чрезмерно дотошных вопросов. Он отвечает, объясняет, успокаивает. Говорит уверенно и подробно, а еще бросает фразу, что очень скоро все наладится.

Невозможно ему не верить.

Да что там?! Достаточно взглянуть на волевое лицо, поймать острый пронзительный взгляд, чтобы понять — этот мужчина слов на ветер не бросает. Что говорит, то и делает.

И ничто, никакая сила его не остановит от совершения возмездия. Он вернет долги с лихвой. Он уничтожит мерзавца, развалившего и растоптавшего его семью. Он превратит его в ничто, как тот заслуживает.

А я помогу. Помогу всем, чем возможно, если это будет от меня зависеть.

— Вань, я хочу прямо сейчас подать заявление на развод.

Заглядываю Тихомирову в глаза, стараясь не ерзать. Ловлю поощряющую улыбку на четко очерченных губах и отставляю на прикроватную тумбу фужер с недопитым шампанским.

О, да. Не утерпела и ради такого шикарного повода упросила своего невероятного мужчину открыть к ужину бутылочку игристого. Он не отказал. Мы даже тост озвучили, дополняя друг друга.

Но, ополовинив бокал, я вдруг осознала, что счастье-то неполное.

Душе неймется. Душа требует действий. Тех самых, о которых мечтала пять лет.

А именно — зафиналить больные и ненужные отношения с Ярославом.

Освободиться от него.

Абсолютно и окончательно.

Раз и навсегда.

— До утра ждать не желаешь? — понимающе усмехается Иван.

Слава богу, не отговаривает, потому что.

— Да я не усну даже, — поясняю и, считывая согласие, спешно соскальзываю с дивана, чтобы принести ноутбук.

А затем, прикусив кончик языка и ликуя внутри, следую вполне понятному руководству и заполняю бланк заявления на госуслугах.

— Господи, я это сделала. сделала. сделала! — шепчу, рассматривая уведомление, что мое обращение сформировано.

— Шаталов еще должен его подтвердить, — замечает Иван.

И пусть его слова более чем обоснованы, это нисколько не снижает градус моей радости. Потому что пусть я, как и Иван, сомневаюсь в добрых намерениях мужа идти мне навстречу, но уже не сижу, сложа лапки, как делала это долгое время, а действую.

Сопротивляюсь.

И теперь уже не остановлюсь. Ни за что. Пока не получу развод.

Пусть даже Ярик станет затягивать процесс, ничего. Дожму. По судам затаскаю. Не по-хорошему, так по-плохому, но своего добьюсь.

О том, что супругу «улетает» уведомление, как только я заполняю бланк представление имею. Но о том, что Шаталов оперативно на него среагирует — пока не догадываюсь.

Сюрприз настигает утром.

Я только-только успеваю проснуться, прочитать записку Ивана, что он позавтракал и уехал решать не терпящие отлагательств вопросы, как раздается звонок в дверь.

Нетерпеливый такой, резкий.

А следом за ним, практически без паузы, стук. Вернее, грохот.

— Даша, открывай. Я знаю, что ты дома, — гремит голос Ярослава на всю парадную, когда я, подкравшись на носочках, заглядываю в глазок.

И не успеваю обдумать мысль, чтобы прикинуться глухой, как он добавляет:

— Я видел твою машину внизу. Открывай. Нам надо поговорить.

Надо.

Только поэтому делаю, как он велит, поглубже заталкивая желание послать его подальше. Приоткрываю дверь и, стараясь, чтобы голос звучал ровно, интересуюсь

— Ярослав Львович?! Какими судьбами в наших краях? Неужели отдых на заморских пляжах приелся?

Не успевает он открыть рот для ответа, как отворяется соседняя дверь и оттуда, косясь на нас, выходит любопытная соседка. Не спеша отвечает на мое приветствие и очень-очень медленно принимается искать «потерявшийся» в личине ключ.

— Может пригласишь меня в квартиру? — едко усмехается супруг окидывая женщину вызывающим взглядом.

Поворачивается ко мне и суживает глаза, как обычно бывает, когда его терпение подходит к концу.

Попой чую, вот-вот закатит скандал. На радость соседке и всем ее подружкам-сплетницам, которые узнают «новость», как только та спустится вниз.

Вот же.

Скрипнув зубами, отступаю и распахиваю дверь шире.

— Проходи.

И пусть внутри все противится необходимости оставаться с Ярославом наедине.

Другого варианта не вижу.

Дожидаюсь, когда мужчина переступит порог, закрываю входную дверь, делая вид, что не замечаю любопытного носа соседки, повернутого в мою сторону, и запираю личину. Намереваюсь пойти в кухню, чтобы заварить себе кофе. Поворачиваюсь к Шаталову спиной, шагаю.

И тут он резко хватает меня за руку и дёргает к себе.

— Куда это ты торопишься? Стоять, — шипит.

'Отодвигает меня в сторону, а сам проходит вперед и бесцеремонно осматривает все помещения. Заглядывает в одну комнату, во вторую, в кухню, кладовку. Разве что в туалет не ломится.

— В моем доме гости разуваются, а не шлындают в грязной обуви по коврам, — произношу с укором, застывая в прихожей и глядя на творимый произвол.

— Ничего, помоешь, — бросает в ответ Ярослав, останавливаясь посреди гостиной и поворачиваясь ко мне. — Судя по всему, твой больничный — лишь уловка, чтобы не работать.

Что?

На мгновение дар речи пропадает. Но потом.

— Мой больничный — не уловка, а восстановительный период после операции, — качаю головой, поражаясь бессердечию. Сцепляю руки перед собой и интересуюсь, тем самым желая сократить до минимума присутствие нежеланного гостя в своем доме. — Зачем пришел?

Однако Шаталов будто меня не слышит.

— Какая операция, Даша? — хмурит брови. — Ты о чем?

— О лапароскопической аппендэктомии, которую мне проводили две с половиной недели назад, — делюсь устаревшей новостью.

Ярослав раздувает ноздри, челюстью из стороны в сторону двигает. А потом, смешно сказать, обвинение мне предъявляет.

— А почему я не в курсе? Неужели сложно было позвонить?

Хоть стой, хоть падай.

На смех пробивает. Истерический.

Давлю его в зародыше и качаю головой.

— Пф-ф-фф... Шаталов, а какой смысл тебе звонить, если ты на юга с любовницей укатил?

— Вернулся бы.

— ОЙ, брось, — отмахиваюсь. — Мне от тебя ничего не надо. Хотя, нет, — щелкаю пальцами. — Подтверди заявление о разводе. Ты ж из-за него ко мне с утра пораньше прибежал.

Явно попадаю в цель.

Ярик выпрямляется. Прищуривается, глядя на меня в упор. Тяжело, давяще, со злостью. И все переживания на мой счет стекают с него, как дождевая вода.

— К Ваньке своему сбежать решила? — выплевывает. — Что? Согласился он тебя после меня взять? Пользованную. Поди уже и попробовать успел? И как? Зашла?

Небось хорошо старалась, не как со мной бревном.

Сама не замечаю, как срываюсь с места, подлетаю, замахиваюсь и бью его по щеке, обрывая гнусь, льющуюся из поганого рта.

Ладонь обжигает огнем. Но внутри кипит сильнее.

Гад! Подонок!

— Не тебе, Ярик, меня за измену шпынять, — шиплю, как змея подколодная, тыча в него пальцем. — Права морального не имеешь.

— Имею! Ты — моя жена.

Шаг, другой, он медленно теснит меня к стене. Неосознанно или нет, но понимаю это лишь тогда, когда отступать становится некуда.

Ярослав нависает упирается руками, блокируя мне любую возможность ускользнуть.

— Прекрати. Отойди, — через силу заставляю себя до него дотронуться, чтобы оттолкнуть.

Но куда там.

Шаталов по сравнению со мной — махина.

— Даш. Дашка, не дури. Ну изменила и будет. Один — один. Забудем и дальше жить станем, — бормочет, словно ненормальный. — Я же тебя люблю. Дура.

Подается ближе. Правой ладонью челюсть мою обхватывает:

Наклоняется.

— Нет. Не любишь. Любимым не изменяют, — цежу в глаза правду и толкаю его сильнее. Шею выворачиваю, стараясь скинуть фиксирующую лицо руку. — И я тебя не люблю, Ярослав. Никогда не любила. Никогда!

Последнее почти кричу, в накрывающий мои губы рот.

Господи! Фу! Противно.

Слезы на глаза от бессилия наворачиваются, а внутри торнадо из злости нарастает:

Злоба лютая. Когда тело независимо от мозга действует:

— Ненавижу! — рычу, царапаясь.

А потом изворачиваюсь и бью его коленом, куда придется.

Приходится, видимо, в нужное место. Шаталов отшатывается, сгибаясь и матерясь.

Я же замираю, вполне ожидая, что он вот-вот придет в себя, и тогда мне прилетит ответка. Оплеуха или еще что похуже.

И в это время раздается звонок в дверь.

Как кислотой по нервам.

— Кто это?

Рыкает Ярослав, выпрямляясь, и подается ко мне ближе. Его глаза опасно вспыхивают.

— Не знаю, — мотаю головой, нисколько не кривя душой. Но дергаюсь, чтобы открыть. Кто бы не пожаловал, уверена, хуже уже не будет.

— Не спеши, — мужчина преграждает мне дорогу.

И в этот момент раздается еще один настойчивый звонок.

— Пусти!

— Нет. Я сам открою, — заявляет Шаталов, замечая мою очередную попытку его обойти.

Неторопливо, будто он тут хозяин, он отпирает замок и почти мгновенно оказывается оттесненным к стене.

— Дарья Андреевна, у вас все в порядке? — уточняет нейтральным тоном вошедший в квартиру мужчина, видом и повадками напоминающий типичного силовика, каких замечала в охране Ивана.

Он окидывает внимательным взглядом окружающую обстановку. И видит бог, ничего не упускает.

— Да, теперь, да. Как раз провожаю гостя к порогу, — киваю в сторону Шаталова и с непроницаемым видом пропускаю заявление последнего, что он никуда не спешит, мимо ушей.

— Я провожу, — как ни в чем не бывало замечает безымянный гость.

Я же киваю:

— Спасибо, — и следом пока-мужу. — Уходи, Ярослав. Не хочешь подписывать заявление, не надо. Нас и так разведут.

— Это вряд ли. Отец тебе не позволит, — бросает в ответ обозленный Шаталов, когда ему красноречиво показывают на выход.

Но, слава богу, в потасовку не ввязывается.

— Прощай, — отмахиваюсь, не желая хоть что-то с ним обсуждать.

И как только за незваными гостями защелкивается дверь, запираюсь на оба замка и опускаюсь на пол.

От нервного напряжения потряхивает.