Сделка. Я тебе верю

37

ЯРОСЛАВ

— Сука! Сука! Сука! — луплю по рулю, вымещая гнев и злобу.

Трясёт всего так, будто на виброплатформе стою. Ладони ходуном ходят. Даже сигарету выбросил, не докурив. Мужик, мимо проезжавший, аж приостановился когда заметил, как меня колбасит.

А всё женушка, коза вертлявая, виновата. Довела до ручки. Стерва какая, только подумай! На развод она подать осмелилась.

Столько лет молчала, терпела, слова поперек не говорила. Амеба амебой была.

А тут ишь, нос задрала, хвост распушила. И голосок у нее, оказывается, есть. И характер. И сила, чтобы отпор дать.

Горячая, яркая, эмоциями сверкающая. Притягательная, пипец.

У меня башню напрочь сорвало, когда ее увидел. Сам не понял, как снова присвоить захотел. Попробовать ее такую, сопротивляющуюся, дерзкую. Не бревно, а зажигалку.

Вот эта чертова баба-зажигалка и дала мне прикурить. А заодно между ног зарядила и охрану натравила.

А после свинтила с Тихомировым в закат.

Дьявол! Охренел, когда увидел их выходящими за ручку из подъезда и воркующими как влюбленные голубки. Ути-пути, тьфу!

Сука! И проследить, куда помчали, не вышло.

Думал кортеж из двух машин состоит. Лохи едут. Меня не заметят, если сзади поодаль пристроюсь.

Пристроился, мать его ети.

Да хрен там.

Третья тачка Тихомирова, по ходу, в засаде пряталась. Потому что не успел я за ними один квартал проехать, как на следующем же перекрестке меня лихо подрезали. Так дерзко и нагло, посреди бела дня, что чудом в столб не вписался.

Только железом все равно ограждение цапнул. От скрежета металла аж уши заложило.

А женушка моя так и умчала дальше со своим любовником, в ус не дуя, что я по ее вине страдаю.

От очередной попытки поквитаться за всё хорошее с оплеткой руля отвлекает входящий вызов.

— Да! — рявкаю, не глядя в экран.

Кому там еще я понадобился?

Точно не Ольге. Из-за беременности она привыкла спать до обеда. Во всяком случае раньше одиннадцати за все время незапланированного отпуска, который ей мой и ее папаша организовали, ни разу не вставала. Остальные же пока не в курсе, что мы с Семеновой вернулись.

— Покультурнее с отцом разговаривай, — рявкает в ответ на мое приветствие отец.

Твою ж дивизию!

Нет, кое-кто все же в курсе. Пронюхал Лев Семенович о моем возвращении и снова спешит накинуть на шею поводок. Контролирует, контролирует, контролирует.

Затр. хал! Сил нет. Жесть, как хочется послать его куда подальше. Но не решаюсь пока.

Этот хитрый старый паук весь наш семейный бизнес в своих руках держит, ничем делиться не хочет. Как собаке мне с барского плеча лишь жалкие крохи кидает, но и спрашивает за них столько, что первоклашкой сопливым перед директором школы: себя ощущаю. А не мужиком самостоятельным.

Давно стоило от него уйти и что-то свое замутить. Пусть небольшой, но собственный бизнес. Где впахиваешь и видишь результат, а не вечное: делай еще старайся лучше, я в твои годы и не такое мог.

— Извини. Нервы шалят, — меняю тон на более приветливый, стараясь не сильно скрипеть зубами.

Еще звездюлей от него не хватало поиметь. Дашки по горло хватило.

— С чего вдруг нервы? — язвительно хмыкает трубка отцовским голосом. — Если ты три недели только и делал, что пузом кверху на пляже валялся и задницу в Тихом океане купал.

Охренеть!

Будто я сам туда рвался, а не полетел, потому что к стенке приперли и выбора не оставили.

Жопой чую, папенька меня спецом слил подальше, чтоб я ему здесь не мешал ЕМУ... и Дашке с бывшим контакты налаживать. Не слепой, сразу оценил, что отец для этого все возможное делает.

— Да вот узнал, что жена на развод подала. Сорвался к ней с утра пораньше, чтобы выяснить, с чего вдруг она такой фортель выкинуть решила... да чуть в аварию не попал, — объясняю причину злобы и замираю, ожидая реакции.

НУ, что скажешь, Лев Семенович?

Выходка моей супруги — твоих рук дело?

— Что? — в первый момент кажется, будто послышалось, очень тихо отец говорит. Но через секунду он повторяет значительно громче. — Что ты сказал? Она? Подала? На развод?

Ух ты, значит, и для него сюрприз.

Интересно-интересно.

— Да, именно так я и сказал, — повторяю, добавляя. — Мне вчера уведомление по электронке пришло.

— Бред! Она не могла! — рявкает батя и, судя по грохоту, бьет ладонями по столу.

— Могла, папа, могла, — припечатываю, мысленно усмехаясь и даже гордясь женушкой. Сумела-таки самого Шаталова-старшего вывести из себя.

Безбашенная красотка!

Он же явно от нее подобного не ожидал. То-то закипел, как чайник. Жаль, его рожи не вижу. Наверное, впечатляющее зрелище.

Я б и фотку сделал.

— Ярослав! — ух, вот это его штырит. — Немедленно приезжай в офис. Я пока разберусь, что эта мерзавка удумала, — командует отец в трубку и, не дожидаясь ответа, сбрасывает вызов.

Я же издевательски кривлю губы

— Так точно, господин-начальник. Будет исполнено, господин-начальник.

Только после этого осматриваюсь, отмечаю, что перекресток пуст и поблизости нет любопытных, снимающих видео, и уезжаю прочь.

Ждать гайцов нет ни времени, ни желания. Больше бумажной волокиты, чем толку.

Царапину на тачке за свой счет уберу. А ограждение практически не пострадало.

Следующие несколько дней напоминают танцы на пороховой бочке. Будучи в кругу подчиненных, отец рвет и мечет. Явно у него что-то не срастается, и он вымещает злобу на всех вокруг доводя нас до нервного тика.

Но!

Но когда проходят встречи с немцами он сияет, как стоваттная лампочка, излучая бесконечные радушие и позитив. Шутит с Рихтером, делает комплименты его супруге, взявшей на себя все вопросы по устранению языкового барьера между специалистами, плотно общается с Тихомировым по поводу последних спорных моментов в проектной документации. И молчит про Дарью.

Ни слова о ней не говорит и не спрашивает, будто она и не была привлечена к работе изначально, будто она не прячется где-то у Ивана.

А ведь отец точно знает, что Дашка у Тихомирова. Ему об этом при мне какой-то детектив докладывал. Но он, старый паук, молчит и делает вид, что все идет так, как надо. И от меня требует того же.

На все же вопросы лишь отмахивается, не спеша что-то объяснять.

Однако, в воскресенье вечером все меняется.

Родители приглашают нас с Ольгой к себе на ужин. Не знаю почему, но предчувствие дурниной орет, что делать этого не стоит Даже когда уже садимся вчетвером за стол.

Может, потому что мать кажется особенно суетливой, когда лично подает нам с Семеновой стейки из семги с овощами. Может, потому что отец пьет алкоголя больше обычного и то и дело косится на висящие на стене в гостиной большие часы.

Все в этот вечер кажется чрезмерным и неправильным... но сияющая Ольга, весело смеющаяся и обсуждающая с моей матерью, что и как она планирует сделать в детской, своим щебетом вносит хоть какое-то оживление.

Ненадолго.

— ОЙ, что-то мне плохо, — вдруг охает она, прерываясь на половине фразы, и скрючивается, сшибая со стола чашку с чаем и хватаясь за живот. — Больно, больно, больно... Ярик помоги!

Подскакиваю к ней, помогаю встать и отойти к дивану, где ей может быть удобнее. И впервые испытываю дикий страх не за себя, а за другого человека, когда замечаю, что светло-серое платье Семеновой начинает быстро пропитываться кровью.

Твою мать.

Ребенок! Мой ребенок.

Когда к мужикам приходит осознание отцовства? У всех случается явно по-разному.

Меня этим накрывает именно теперь.

— Скорая сейчас будет, — сквозь собственную панику и всхлипывания Ольги слышу спокойный голос отца.

А ведь об этом еще даже никто не успел заикнуться. Когда он успел вызвать? И где телефон? Его же в руках отца не было.

Однако все мысли уходят прочь, потому что слышу звук сирены приближающейся скорой.

— Ярик... Ярик... наш малыш.

— Его спасут, Оль. Вас спасут. Не нервничай только, — убеждаю ее и себя, забывая обо всем и обо всех.

Подхватываю ее на руки и быстрым шагом устремляюсь к выходу.

Дальше — носилки, врачи, Семенова, не отпускающая ни на секунду мою руку, мои ей заверения, что всё будет хорошо, гонка по бесконечной вечерней трассе и часы ожидания в приемном покое с то и дело замирающим сердцем.

— Не волнуйтесь так, папаша, мы семимесячных малышей уже десятки раз спасали,

— пытается приободрить меня безымянная медсестра.

— У нас нет семи месяцев. Шесть и три недели, — бубню под нос, пялясь в стену напротив.

Ольга только в обед от этом говорила. Вот не думал, а, оказывается, в памяти и такая информация отложилась.

Как и другая. Что беременность протекает отлично. Все в норме. Никаких показаний к госпитализации нет.

Так с какого хрена ей так резко стало плохо?

Ответ вытрясаю из отца под утро, когда акушерка убеждает меня, что роды прошли пусть и стремительно, но и мать, и дитя выжили и чувствуют себя относительно стабильно.

Ворвавшись в дом, пролетаю мимо матери, заламывающей руки и утирающей слезы в гостиной, где так и остался стоять накрытым стол, и врываюсь в кабинет отца.

— Ты Это сделал ты! — рычу, бросаясь к нему и дергая за ворот белоснежной рубахи. — Урод! Ты чуть не убил моего ребенка и его мать.

— Ну не убил же, — пьяно усмехнувшись, заявляет отец. — Зато помог нам всем стать очень богатыми.

Богатыми.

Богатыми, черт подери! Вот что его реально волнует.

Не живые люди. Не собственный внук. Деньги.

Становится жутко. И мерзко. И отвратительно до тошноты. Он даже от обвинений не отказывается, считая их... нормальными.

Ни капли сожаления, что едва не взял грех на душу.

— Как ты можешь такое говорить? — отталкиваю его от себя назад в кресло.

Противно.

— Могу, — бычит, глядя красными глазами мне в лицо. — Могу! Ты — маменькин сынок, ни хрена в этой жизни не понимаешь. И без мня ничего бы не добился. Все дал тебе я. И деньги, на которые ты припеваючи живешь, тоже мои. А теперь их будет еще больше. Так что скажи за это спасибо!

— Спасибо за то, что спровоцировал роды? — А хоть бы и так, — откидывается в кресле, чувствуя себя до отвращения важным. — Ты же ничего не знаешь. Думаешь, всё простенько? Ан нет. Уже пять лет, как контрольный пакет акций «Эталон-Н» принадлежит не нам, а Дашке..

— В смысле?

Хмурюсь. Дохожу до кресла и буквально падаю в него, устремляя внимательный взгляд на отца.

— Неудачно вложился, — фыркает Лев Семенович, делая очередной глоток коньяка.

— Прогорел я лихо и стал должен очень влиятельным людям. Слишком много должен. И срок был минимальный. Вот Андрей Вукалов и выкупил мой долг в зачет акций. По дружбе.

— Так ты поэтому так стремился нас с Дашей свести? — улавливаю логику.

— Именно, — приподнимает бокал, мне салютуя. — Чтобы деньги остались в семье.

Сглатываю.

— А авария? Три года назад.

— Андрей к старости стал мягкотелым. Дочь, несчастную с тобой в браке, пожалел.

Захотел для нее развода. И стал готовить концерн к разделу имущества. Я не мог этого допустить.

— Ты его убил.

Качаю головой, видя перед собой не отца. Монстра.

— Я сохранял тебе семью. Ты ж по этой девке всегда с ума сходил, — усмехается, разводя руками. — Изменял, а все равно к ней несся, как пес преданный.

Твою ж маты!

— А о Даше ты вообще не думал?

— Даша... Даша... - передразнивает, кривя губы. — Как сосунок вокруг нее! А она хитрая сучка! Никогда тебя не любила. Всегда была себе на уме. Даже теперь умудрилась выпутаться из моих ловушек, в которые я ее загнал. Раньше времени выпуталась. Хотя я знаю, как. Ей Тихомиров помог. Но ничего, этот сукин сын все равно сыграет мне на руку. Теперь осталось недолго.

— Что ты имеешь ввиду? — выпытываю.

Но отец не отвечает на вопрос. Вместо этого говорит иное.

— А Андрюшка Вукалов был не прост. Ой, как не прост. Чувствовал шельмец, что я что-нибудь придумаю, чтобы свое вернуть, вот и обезопасил дочурку. Изгалился с условиями. До двадцати пяти лет она не имеет право продавать, дарить или как-то иначе отчуждать принадлежащие ей акции концерна. И если с ней что-то до этого возраста случится — все имущество переходит благотворительным фондам.

— А ребенок? — прищуриваюсь, складывая недостающие паззлы в единую картинку.

— Суррогатное материнство. Ты же всем пел в уши, что Ольга — сурмать нашего с Дашей ребенка. Это как-то связано с условиями наследства?

Сколько не пытал Ольгу, она так и не созналась, почему пошла на поводу у моего отца и поддержала эту легенду. Теперь понятно. Те же самые деньги.

Везде деньги.

— Ребенок твоей супруги, какую бы фамилию не носил, снимает все ограничения и становится наследником без всяких условий, — усмехается отец. — Андрюша пусть и умный, но дурак. Он не верил, что у вас с его дочкой будет малыш. Вы ж несовместимы. Ха-ха... но он не подумал, что все в нашем мире продается и покупается. Даже результаты ДНК.

— Подожди, — упираюсь локтями в колени и растираю ладонями лицо. Бессонная ночь и нервное перенапряжение сказываются. — Ты хочешь сделать наследником Дашиного состояния моего сына? Но как же Даша?

— Она в пролёте, — смеется отец. — Ребенок родился в браке. Экспертиза ДНК подтвердит родство. А твоя супруга не успеет ничего исправить, доказать или оспорить.

— В смысле, не успеет?

— Я не позволю.

Что?

— Ты? — переспрашиваю, начиная тупить. — О чем ты говоришь?

— О том, что сегодня после обеда ты позвонишь ей и скажешь, что готов на развод.

Договоришься о встрече. Остальное я решу сам.

— Нет, — мотаю головой. — Нет Ни за что! Я не позволю тебе причинить ей вред.

— Тогда выбирай, Ярик, — отец кладет перед собой телефон. — Либо она. Баба, которая от тебя ушла и открыто живёт в доме другого мужика. Либо... ТВОЙ сын, — активирует экран и толкает сотовый ко мне. — Кстати, поздравляю, папаша!

Гляжу и глазам не верю.

Мне не дали на него взглянуть. Он в кувезе под датчиками. Но нет никаких сомнений, что на экране отцовского телефона именно мой сын.

Маленький. Сморщенный весь. Краснющий. Но мой. Родной.

И он... заложник?