Сделка. Я тебе верю

21

ДАРЬЯ

— Поедем на разных машинах, — взмахиваю брелоком в сторону своего пыжика, объясняя Ивану причину такого предложения. — Только сразу скажи, куда. Мне легче ориентироваться, когда я знаю пункт назначения.

— Неуютно чувствуешь себя за рулем? — с ходу улавливает мой страх Тихомиров. — От неуверенности так и не избавилась?

Вскидываю взгляд, не скрывая удивления.

— Ты помнишь об этой детали?

«Незначительной, как ни крути», — добавляю мысленно.

— Да, помню, — легко соглашается мужчина и открывает переднюю пассажирскую дверь своего авто. — Забирайся, Даш. Я тебя сам отвезу.

— Но... — начинаю и замолкаю, решая, что и ладно.

Поеду с ним, а за своей машиной вернусь позже. Или вообще завтра. Заодно будет повод выйти на улицу в выходной день и подышать воздухом.

Однако, Иван решает иначе.

— За свою малышку не переживай. Давай ключи и называй адрес. Ее перегонят.

Ого. Перегонят?

Неожиданное предложение. Но, честно говоря, идея приходится по душе.

Зная любовь Шаталовых посещать офис не только в будни, но и по выходным, не исключаю вероятность нарваться здесь на любого из них. А оно мне не надо от слова «совсем». Абсолютно точно. Чем реже их обоих вижу, тем спокойнее живу.

— Вот, — вытаскиваю ключи и вкладываю в протянутую мужскую ладонь.

На этот раз решаем пообедать в кафе возле городского парка.

Иван выбирает столик в дальнем конце зала, но у стеклянной стены, откуда открывается замечательный вид на искусственно созданное озеро. Вокруг деревья, зеленые газоны, выложенные плиткой извилистые дорожки. Прохожие прогуливающиеся тут и там парочками или с детьми.

— Что будешь есть? — уточняет мужчина.

Пожимаю плечами.

— Закажи на свой вкус.

— Доверишься? — выгибает он бровь.

И смотрит так пристально, будто не про еду спрашивает, а про что-то иное, более существенное.

— Доверюсь, — киваю, не отводя взгляд. А после того, как Иван делает заказ, интересуюсь. — Успел заметить, насколько тут все изменилось?

Обращаю его внимание на облагороженную территорию.

— Конечно. Да и сложно было бы такое пропустить. Пять лет назад эта часть парка напоминала дебри, где сам черт ногу сломит. Все гуляли в противоположной стороне.

— Точно. Здесь теперь хорошо. И для детишек столько развлечений ‚ что родителям: только глаз да глаз, иначе не уследят.

— Родителям... — задумчиво повторяет мужчина и вдруг спрашивает. — Даша, а твоя беременность. Что с ней случилось? Ведь ты же так и не родила. Или... я не в курсе?

Хорошо, что в этот момент ничего не ем и не пью, точно бы подавилась. Как пить дать, кусок пошел бы не в то горло. С такими-то предположениями.

— Не совсем понимаю, о чем идет речь, — признаюсь, выждав паузу и осознав, что вопрос не был шуткой. — Я никого не рожала и не могла родить, — продолжаю, не скрывая недоумения в голосе, — потому что беременной никогда не была.

— Не была? Точно? — смотрит на меня пытливо.

— Абсолютно точно. А что?

— Хм... четыре с небольшим года назад я приезжал в город. К тебе. Приходил в твой новый дом и хотел поговорить. Дверь мне открыла твоя мама и сказала, что ты беременна, лежишь на сохранении и, если у меня есть хоть капля совести и настоящих чувств к тебе, я не стану тебя беспокоить, чтобы не навредить.

— М-мама?

Новость бьет под дых. Но при этом еще один паззл встает на место, а меня накрывает пониманием.

Я много времени ломала голову, с чего вдруг родители стали настаивать на моей недельной поездке на море, а Ярослав, не отпускавший от себя ни на шаг взял и с ними согласился. А оно вон как было.

— Да, Даша. Со мной говорила Ольга Яковлевна.

— Я-асно... — тяну, качая головой, осмысливая открывшуюся правду.

Они все боялись. И муж, и мои родственники боялись, что, останься я в городе, мы с Тихомировым непременно где-нибудь пересечемся. И кто знает до чего договоримся при встрече.

И самое верное, что их опасения не были беспочвенны.

В то время я во всю бунтовала против брака. Узнав об обмане Шаталова, не воспринимала его иначе, как предателя. Просила дать мне развод. Отпустить.

Уговаривала родителей помочь, хотя те считали мои мольбы блажью. И если бы тогда я встретила Ивана, узнала, что он меня не бросал... я бы пошла за ним безоглядно. Неважно куда, неважно насколько. Главное, с ним.

С ним бы я согласилась на всё.

Запросто.

Жаль, мои родители постарались это предотвратить. И в итоге у них получилось.

— Тебя обманули, Ваня, — усмешка на губах выходит горькой. — У нас с Ярославом не может быть общих детей. Мы с ним несовместимы. Хотя по отдельности — совершенно здоровы.

Озвучиваю то, что сказали не меньше десятка врачей, к которым меня то и дело направляли и наши родители, и сам Ярик.

— Вот как? Что ж, не могу сказать, что мне жаль, — искренне признается мужчина и наверное, сильно удивляется, пусть и старается это скрыть, когда я ему поддакиваю.

— Полностью с тобой согласна. Я тоже рада, что Шаталов никогда не сможет привязать меня к себе ребенком. Такой ошейник я бы снять не могла. А так... когда-нибудь я сумею освободиться.

Ответить что-то Тихомиров не успевает. Очень удачно появляется официант:

Пока персонал раскладывает приборы, расставляет тарелки и желает приятного аппетита, образуется пауза, за время которой я стараюсь переварить услышанное.

А когда нас оставляют одних, самым наглым образом меняю тему. Решаю отвлечься от тяжелых дум и насладиться приятной компанией и вкусной едой.

— Ты мастерски угадал с выбором, — одариваю своего спутника улыбкой, указывая вилкой на стейк из семги, запеченный до золотистой корочки. — Обожаю рыбу. И овощи-гриль. И рулетики из баклажанов. И чизкейк.

— Тебе остается похвалить лишь брусничный морс и кофе, и ты назовешь все блюда, что стоят перед тобой на столе, — подкалывает Иван, принимая правила игры.

Но я вижу, что ему приходятся по душе мои слова.

Некоторое время мы отдаем должное еде и, не сговариваясь, переключаемся на легкие темы, которые никоим образом не могут испортить аппетит. Говорим о погоде, о природе, о жизни в Германии, о том, как складываются отношения в многонациональном коллективе.

— Вань, так кто из вас с Рихтером все-таки главный? Ты или он? — набираюсь храбрости и закидываю удочку, когда мы, отодвинув пустые тарелки, переходим к дегустации кофе. Я с чизкейком, а он с яблочным штруделем.

— Хм... — Тихомиров некоторое время молчит, лишь загадочно сверкает искорками в слегка прищуренных глазах. Потом усмехается. — Заметила, значит. И сопоставила.

Дожидается согласного кивка и продолжает.

— Скажем так, Карл — главный, когда это нужно для дела. Сейчас именно такой случай. А моя оговорка в нашем разговоре в день встречи... не хотел, чтобы у тебя было недопонимание в отношении Олеси. И да, я надеюсь, что ты оценишь мою искренность и сохранишь полученную информацию в секрете.

— В секрете... - повторяю вслед за ним.

Мы смотрим друг другу в глаза, и никто не спешит прервать контакт. Но при этом мой мозг не перестает анализировать ситуацию и подкидывать идеи: зачем оно Ивану надо?

— Что ты задумал, Ваня? — нарушаю тишину первой.

Неосознанно подаюсь вперед и накрываю его сжатую в кулак руку своей Беспокойство настигает, как неожиданно обрушившаяся на берег огромная волна.

— Ты понимаешь, что Шаталов — очень опасный человек? — шепчу, надеясь его вразумить. — Безумно опасный, Вань. Не надо. Не связывайся с ним. Не рискуй.

Я давно перестала бояться за себя. Потому что поняла одну простую вещь: если бы Лев Семенович хотел меня уничтожить, давно это сделал. Сил, средств и возможностей у него хватило бы с лихвой.

Да что там? Я бы тупо не пережила аварию.

А раз пока жива и дееспособна, значит нужна ему именно такой: живой и дееспособной. Владелицей крупной доли акций «Эталон-М», собственноручно подписывающей документы.

И вывод тут логичный — с завещанием отца, которое Шаталов очень ловко куда-то запрятал за время, пока я лежала в больнице, не все так просто. В нем явно прописаны какие-то особые условия, на которые даже Левушка-ирод-Семенович не в силах повлиять.

И именно они позволяют мне жить.

Мне позволяют.

А что будет с Тихомировым, если какие-то его махинации Шаталову-старшему придутся не по душе? Сказать сложно. Представить страшно. Бездушный гад способен на все. В этом у меня нет сомнений.

— Вань, пожалуйста, не надо. Брось эту опасную идею, — отовариваю, сама не понимая от чего.

Но почему-то чувствую, что в любом случае будет опасно.

— Даша... Даша, тише, не волнуйся, — теперь уже Тихомиров перехватывает мою ладонь и гладит в попытке успокоить. — Все будет в порядке. Я со всем справлюсь.

— С чем — всем? — цепляюсь к словам

Получаю в ответ тишину и хмурюсь, вглядываясь в его непроницаемое лицо.

— Он — монстр, Вань, понимаешь? Я даже думаю, что это он.

Захлопываю рот, зажмуриваюсь и трясу головой. Нет, это уже слишком. Да и нет у меня никаких доказательств.

— Ты думаешь, он виноват в аварии, в которую ты попала вместе с родителями? — озвучивает мужчина то, что я не смогла озвучить, но давно ношу внутри себя.

— Что? Откуда? Ты что-то знаешь? — забывая про кофе, пирожное и то, что в кафе есть посторонние, подаюсь вперед и полностью сосредотачиваюсь на своем собеседнике.

— Наверняка не знаю, Даш, но выясню этот вопрос обязательно, — говорит он серьезно, не оставляя во мне ни капли сомнений, что таки будет.

— Выяснишь_. то есть, ты хочешь мне помочь?

— Да.

— Но почему? — внутри от эмоций все переворачивается.

Уже очень давно никто для меня не делал ничего хорошего.

— Потому что мы с тобой связаны, — произносит он уверенно, — связаны намного больше, чем ты можешь себе представить. Только не спрашивай подробностей.

Сейчас я их тебе озвучить не смогу. Ради твоей же безопасности.

Связаны? Каким образом?

Ничего не понимаю.

А Иван все продолжает.

— Даша, я даю слово, что помогу тебе всем, чем могу. Но для этого ты должна мне помочь. Довериться. Вот так, вслепую. Без ответных откровений, пока все не закончится. Или пока я не буду уверен, что эта информация не причинит тебе вреда. Подумай, готова ли к такому шагу? Я не буду тебя торопить.

Чувствую себя рыбой после взрыва. Оглушенной и дезориентированной.

Бестолково открывающей и закрывающей рот. Но голова уже принимается анализировать.

Иван просит раскрыть душу в обмен на тишину.

А что я? Пойду навстречу человеку, которому несмотря на годы разлуки сердце по-прежнему верит. Пусть наивно. Пусть глупо. Но верит.

Я верю.

Да, пойду.

И потом... разве я что-то потеряю, рассказав?

Вряд ли.

Даже если он не сможет помочь, он уже сделает для меня много, просто выслушав.

Ведь все эти годы рядом не было никого, с кем я могла бы поделиться пережитым.

Наболевшим. Волнующим. Кто пусть молча, но просто выслушал бы меня, позволив облечь боль в слова и тем самым облегчить душу.

— Я подумала, Ваня. И согласна на твои условия. Расскажу, все что спросишь, и не стану требовать ответных откровений, пока ты сам не захочешь мне их дать, — озвучиваю все, к чему прихожу. Делаю глубокий вдох, медленный выдох облизываю пересохшие губы и заканчиваю тем, что считаю основополагающим. — Я тебе верю.