Сердце степи

57. Кам.Медовые керме

Дверь открылась, и она замерла в недоумении. Мужчина, который шагнул в покои, высокий, весь в чёрном, с чёрной короткой бородкой, был, на первый взгляд, ей незнаком, но в следующее мгновение она узнала одного из двоих, «угощавших» Ул-хаса.

Она пару мгновений смотрела на него, потом стремительно опустила взгляд. Что за чёрт?

- Господину лучше покинуть покои, - сказала она узорчатому ковру. - Если Ул-хас застанет господина в покоях, наложницу высекут и выгонят.

- Что Ул-хасу делать в моих покоях? - спокойно спросил мужчина, обходя её кругом. - Ты ела мои керме?

- Прости, господин.

- Аслэг.

Камайя вздрогнула, чуть не выронив сочный плод. Гамте. Её привели к Аслэгу. Почему? И что теперь делать? Подпоить его, может?

Он шагнул ближе, заложив руки за спину, и наклонил голову, разглядывая её лицо. Кровь бросилась в голову. От него пахло мускусом и пряными травами. Камайя застыла в необъяснимом ужасе, чувствуя, как пот почему-то выступает над верхней губой.

- Что наложница делает в покоях господина Аслэга? - спросила она, сглотнув.

- Ул-хас передарил тебя. Мне. - Он поднял руку и отделил прядь её волос, пропустил её между пальцами и поднёс к лицу. - Ты пахнешь ягодами. И моими керме. Тебе не стыдно?

- Стыдно, господин.

- Аслэг. Как тебя зовут?

- Камайя, господин Аслэг. Налить тебе выпить?

- Я не пью быуз.

Вот те на. Камайя стояла, размышляя, но он был слишком близко, и этот запах сбивал с толку. Почему он так пахнет? Мускус дурманил и разгонял мысли. Думай, думай…

- Господин Аслэг, ты, наверное, устал после пира. Хочешь прилечь? Я спою тебе.

Аслэг недоуменно хмыкнул, потом поднял её подбородок пальцами.

- Ты лисица. Хитрая лисица. Ты не сбежишь от меня, как сбежала от отца. Подними глаза. Что ты задумала?

Камайя подняла глаза. Аслэг был на полторы ладони выше неё. Он стоял, внимательно разглядывая её лицо тёмными, почти чёрными глазами.

- Отдай мой керме, - сказал он, отступая на шаг.

Камайя протянула ему надкушенный плод. Он взял его пальцами за листья и откусил, продолжая рассматривать её.

- Я могу спеть господину Аслэгу… Или станцевать, - сказала Камайя, чувствуя, как под его взглядом кожа будто начинает гореть. - Рассказать историю…

Он бросил подсохшие листики в очаг, вытер руку полотенцем и снова шагнул к ней. Его пальцы легли на её шею.

- Ты правда думаешь, что мне сейчас это интересно? - спросил он недоуменно. - Твои истории? Я видел оба твоих танца.

Камайя выдохнула. От него теперь пахло ещё и керме. Комната слегка плыла, покачиваясь, как её мысли, как её бёдра в танце, и он накрыл её губы своими, сжимая пальцы на шее.

Тонкая седа платья скользнула наверх. Камайя подняла руки, задыхаясь, не понимая, что теперь делать. Губы горели. Кровь бешено стучала в ушах, в груди и животе, а щёки пылали. Прекратить это! Где её хладнокровие? Выдержка?!

Аслэг кинул платье на пол и снова отступил на шаг. Камайя закрыла глаза. Это было мучительно. Всё было не так. Она должна была прийти и хладнокровно сделать то, для чего ехала через две с половиной страны, задержаться ненадолго, а потом получить свою независимость.

Она закрылась руками, опуская голову.

- Что ты делаешь? - удивился Аслэг.

- Прости, господин Аслэг. Мне неловко.

Он подошёл ближе и положил руки ей на плечи. Пальцы скользили по коже, рисуя узоры, двигаясь без остановки, и волоски на теле встали дыбом.

Камайя задрожала. Он словно играл с ней, забавляясь тем, как её тело начинает предательски отвечать на движения его рук, помимо её воли, которой она пыталась погасить незнакомые оглушительные волны жара, что накатывали на неё и не давали дышать. Что же это такое!

- Мне сказали, что ты подготовлена, - тихо сказал он ей в ухо, втягивая носом запах от её волос. - Почему тебе неловко?

- Прости, господин Аслэг, - повторила она, одурманенная запахом его пота и мускуса, медовым ароматом керме и трав. - Ты стоишь слишком близко…

Она скорее почувствовала, чем увидела его улыбку. Его дыхание на шее обжигало, и вдруг мучительная судорога прошла по её телу, выбивая дыхание, а в глазах потемнело.

Аслэг медленно, шумно выдохнул. Его ладонь скользила по её спине, под дымом волос, и сжалась на талии, а вторая спустилась ниже, ниже… Он прижался губами к её приоткрытым губам. Его дыхание пахло керме.

Камайя стояла, будто охваченная пламенем, чувствуя, как жадно его пальцы впиваются в тело, и вдруг руки сами взлетели к его тёмным волосам, гладким, длинным. Его халат шуршал где-то в ногах. Чёртовы завязки…

Мускус, травы, травы, ладонь на её щеке, пальцы на её губах, и его упругая спина, в которую вонзились ногти. «Да?» «Да…» Его волосы вороньим крылом отгородили очаг и всё остальное, всё, всё. Его пальцы на запястьях, его дыхание на губах, на шее, медовые керме и полынь, боль и полёт, его солёная кожа и дым, пойманный в его ладони, спутанный, как сознание, как мысли, неуловимый, как этот миг, как пропущенные мгновения, смятые его пальцами.