Сила слова

Глава 28

Обри

Пустые обещания

Говори, красавица, но только приятные слова, иначе не говори вовсе:

Подари мне поцелуй, и я отвечу взаимностью,

И еще один ради интереса, если хочешь повторить

(Венера и Адонис)

МОЯ РЕШИМОСТЬ ОКОНЧАТЕЛЬНО УЛЕТУЧИЛАСЬ. Было почти невозможно злиться на него. Он так извинялся, так раскаивался в содеянном. И эта чертова песня, которую мы слушали в машине — как я могла не отреагировать эмоционально на это? Как я могла мыслить здраво, когда он обнимал меня, а его заросшая щетиной, пахнущая одеколоном челюсть опьяняла? Конечно, меня нельзя было обвинить в нерешительности.

— Ты ни за что не поверишь, как сильно я скучал по тебе, — прошептал Дэниел.

Ага. Это сделало свое дело. Я была в шоке.

— Я тоже скучала по тебе, — сказала я, все еще уткнувшись лицом в его шею.

Он крепко сжал меня.

— Ммм. Так приятно слышать это от тебя. — Он отстранился, чтобы посмотреть на меня. — Ты действительно выглядишь прекрасно сегодня.

— Ты тоже потрясающе выглядишь. Отличный костюм. — Я приподняла бровь. — И, э-э, волосы.

— Я подстриг их для тебя.

— Я так и знала, что все это было спланировано заранее, мистер GQ.

Он широко улыбнулся, его глаза заблестели.

— Да ладно. Давай зайдем внутрь, чтобы я мог хорошенько рассмотреть тебя.

Он взял меня за руку и повел по дорожке. Когда мы приблизились к зданию, я услышала музыку, доносящуюся в ночи. Правда, это была не современная музыка. Звучало как… ну, очень похоже на что-то из фильма сороковых годов.

— Это банкетный зал? — спросила я его.

— Пале-Рояль? — Это танцевальный зал или бальный. Там играет живой оркестр, и в основном это: джаз, песни биг-бэндов и тому подобное.

Мы вместе вошли в здание, из-за двойных стеклянных дверей в вестибюль донеслись звуки музыкальной группы. За длинной стойкой рядом с гардеробом стояла молодая женщина и улыбнулась, когда мы подошли.

Прежде чем Дэниел успел заговорить с ней, я схватила его за локоть.

— Я только сначала схожу в туалет.

— Конечно. Он вон там, налево. — Он указал на другой конец вестибюля.

— Я сейчас вернусь.

Зайдя в туалет, я расстегнула пальто и бросила его на одно из двух белых кожаных кресел, стоящих вдоль стены у двери. Мне сразу вспомнился шикарный туалет в «Каноэ».

Месяц.

Именно столько времени прошло с тех пор, как я провела ночь с Мэттом. Мой желудок сжался от чувства вины. Я разозлилась на Дэниела за то, что он обвинил меня в связи с Мэттом, и все же у него были основания полагать, что у нас с Мэттом было нечто большее, чем просто тесная дружба. Я покачала головой, чтобы стереть воспоминание о языке Мэтта, исследующем мой рот.

Нет, нет, нет. Это не то, о чем нужно думать прямо сейчас.

Я закончила в уборной, проверила заколки для волос, чтобы убедиться, что они все еще удерживают мои локоны на месте. Джоанна действительно проделала отличную работу.

Удовлетворенная, я схватила пальто и направилась обратно в вестибюль. У стойки Дэниел болтал с девушкой, которая встретила нас.

— Я уверена, что это можно устроить, — услышала я ее слова, когда приблизилась к стойке.

При виде меня она демонстративно откашлялась.

— О, Обри, давай я возьму твое пальто, — сказал Дэниел, протягивая руку.

Девушка за стойкой повесила его, а затем схватила связку ключей из ящика стола, сказав нам следовать за ней. Я с любопытством посмотрела на Дэниела, когда мы пересекали вестибюль, но он просто взял меня за руку и подмигнул мне. Сексуальный ублюдок. Девушка открыла дверь в дальнем конце комнаты и пригласила нас внутрь.

— Удачи, — прошептала она Дэниелу, закрывая дверь.

— Как это понимать? — Я спросила.

— Я сказал ей, что нахожусь в безвыходном положении, и был бы бесконечно признателен, если бы она смогла устроить нам здесь полчаса тишины.

— Другими словами, ты очаровал ее до глубины души?

— Я сделал все, что было необходимо, чтобы сохранить конфиденциальность. В любом случае, не будем о тактике, дай-ка я на тебя посмотрю. — Он чмокнул меня в щеку. — Ты выглядишь просто сногсшибательно. Просто великолепно, крошка, правда.

Хорошо. Он убивал меня. Поговорить? Разве я сказала, что хочу поговорить? Значение разговоров внезапно сильно переоценили.

— Послушайте, мистер. Перестаньте меня отвлекать, — сказала я, пытаясь вернуться к делу.

— Ты права. Прости. Я постараюсь быть паинькой. Проходи, садись.

Он подвел меня к кожаному дивану кремового цвета. Я устроилась на одной из подушек и оглядела комнату. Роскошные красные драпировки висели рядом с французскими дверьми, которые вели на открытую веранду или что-то вроде патио. Барная стойка из вишневого дерева занимала всю ширину одной из стен. Изящные орхидеи в элегантной вазе с длинным горлышком украшали приставной столик у противоположной стены, рядом с еще одной занавешенной французской дверью. Комната прекрасна.

Дэниел расстегнул пиджак и сел рядом со мной, положив руку на подушки позади меня. Я скрестила ноги и заметила, как его оценивающий взгляд скользит от моих бедер вниз к лодыжкам. Мне очень понравилось, что в кои-то веки я одержала верх.

— Итак, ты сказала, нам нужно многое обсудить. С чего начнем? — он подсказал мне.

— Не знаю, с чего начать. Нам о многом нужно поговорить. Это немного пугает.

— Ты не возражаешь, если я задам тебе вопрос? — сказал он, рассеянно накручивая мои волосы на палец. — В понедельник ты сказала, что хочешь мне что-то сказать. Если бы у нас была возможность поговорить во вторник вечером, как изначально планировали, что бы ты сказала?

Я вздохнула, потянувшись к его руке, которую он с готовностью протянул.

— Я хотела сказать, что нам нужно время. После прошлой субботы я не могла смириться с мыслью о том, что могу быть так близко к тебе, но при этом не быть с тобой по-настоящему. Мне показалось, что было бы неплохо предложить тебе отступить и не проводить время вместе до мая.

Он сжал мою руку и печально улыбнулся.

— Да, мы не смогли бы здраво мыслить, даже если бы попытались. Почему ты не позвонила, чтобы поговорить об этом в воскресенье? — спросил он.

— Я боялась. Я думала, ты расстанешься со мной.

— О, моя прелесть, как ты могла такое подумать? — спросил он, поднося мою руку к своим губам.

— Я ничего не могла с собой поделать. Видел бы ты свое лицо, когда выходил из такси, Дэниел. Ты был так зол. Я думала, что все испортила, — призналась я.

— Людям, состоящим в отношениях, позволено иногда злиться друг на друга. Это не значит, что они ненавидят друг друга. Сказав это, у меня есть одна маленькая просьба. В такси ты сказала слова, которые я бы предпочел, чтобы ты мне больше не повторяла, по крайней мере, не так, как ты это произнесла.

Я вздохнула, чувствуя, как меня охватывает стыд. Я точно знала, о чем он говорит.

— Когда я спросил, могу ли тебе позвонить, и ты ответила «как хочешь», я услышал: «Мне плевать на тебя». Я знаю, тебе было больно, но я не выношу это слово. Оно преследовало меня всю ночь. Даже если ты злишься на меня, я хочу, чтобы ты сказала мне, что я делаю не так. По крайней мере, тогда я буду знать, что тебе не все равно, чтобы решить проблему. Я никогда не хочу чувствовать, что тебе наплевать на то, что я делаю. Договорились?

— Договорились, — прошептала я. — И ты должен пообещать, что не будешь вот так игнорировать мои сообщения. Даже если ты параноик, чтобы ответить, по крайней мере, позвони.

— Обещаю. Знаешь, я даже не получал твоих сообщений до утра среды, а к тому времени убедил себя, что ты ушла от меня. Мне было невыносимо слышать, как ты объясняешь, почему не хочешь быть со мной.

— Ого, это безумие, — сказала я, прижимаясь к нему и перебирая пальцами пряди волос, выбивающиеся из-под его расстегнутого воротника. — Но, наверное, последние несколько дней я и сама была довольно неразумной. Спасибо Богу за Мэтта и Джули. Бедный Мэтт. Он хотел позвонить тебе, чтобы все объяснить. Я пригрозила ему, что в противном случае нанесу молниеносный удар по его яйцам. Не могу поверить, что он все равно пошел к тебе. Жаль, что я не была мухой на стене, когда вы, ребята, разговаривали. Ты же знаешь, что я не рассказала бы ему все, верно?

— Он предположил, что ему пришлось практически пытками вытягивать из тебя правду.

— Было невозможно продолжать лгать. Я больше не могла ничего скрывать. Он ничего не скажет, Дэниел. Я не хочу тебя расстраивать, говоря это, но я бы доверила Мэтту свою жизнь.

— Я не расстроен, хотя и чувствую себя недостойным. Что касается того, могу ли доверять ему, то, если бы он хотел обвести вокруг пальца, я уверен, что прямо сейчас он был бы мертв вместо того, чтобы сидеть здесь с тобой.

Он притянул мою голову к себе на грудь, и я положила руку ему на сердце, чувствуя его ровное биение под своей ладонью.

— Итак, что будем делать дальше? — спросил он. — Ты все еще хочешь отдохнуть от дел до мая?

Я попыталась представить, что не буду с ним все время наедине, не буду разговаривать с ним по телефону, что у меня не будет таких моментов, как этот, еще полтора месяца.

— Обри?

— Прости. Я думаю.

— И что надумала?

— Не знаю. Что ты думаешь по этому поводу?

— Все, о чем я могу думать, — это о том, как мне было плохо последние несколько дней без тебя. Если ты захочешь уйти — надеюсь, временно, — я не смогу заставить тебя передумать. Но сейчас хочу быть с тобой больше, чем когда-либо.

— Я тоже этого хочу.

Он настороженно посмотрел на меня.

— Но?

Я вздохнула, садясь и поворачиваясь к нему лицом.

— На самом деле это не «но». Это просто… что ж, во вторник у нас с Джули был интересный разговор. Она описала все в другом свете.

Он с любопытством посмотрел на меня.

— Я сказал ей, что мы были совершенно свободны, как ты и предлагала. Она считает, что если мы будем порознь, то это лучше, потому что иначе мы узнаем друг друга. После того, что случилось с Мэттом, я думаю, что согласна с ней. Если бы ты знал меня по-настоящему, то никогда бы не поверил, что я способна на такое предательство.

— Значит, ты все-таки хочешь расстаться? Сделать перерыв в наших отношениях?

— Не совсем. Я все еще хочу проводить с тобой время, но я сделаю все возможное, чтобы перестать зацикливаться на вещах, которые у нас не получаются. Если бы мы встречались при обычных обстоятельствах, я уверена, мы бы не обсуждали это. Не думаю, что смогла бы пережить тот короткий сеанс переписки в библиотеке Харт-Хауса. Я бы схватила тебя, когда ты пытался выйти за дверь.

Он улыбнулся, а его взгляд был устремлен вдаль.

— Это было довольно сексуально.

— В любом случае, — сказала я, пытаясь вернуть нас в нужное русло, — хочу сказать, что вместо того, чтобы воспринимать ограничения наших отношений как навязанные нам самим, почему бы нам не принять решение: не пересекать эти границы и сосредоточиться на том, чтобы лучше узнать друг друга? Я знаю, это звучит старомодно, но разве это не здорово — не торопиться и не бросаться сломя голову в пламя страсти? Давай начнем с начала, а не с конца. Есть ли в моих словах какой-то смысл?

— Да. Я точно знаю, что не могу обещать поставить на нас точку, — сказал он, снова притягивая меня к себе и крепко обнимая. — Клянусь, когда я подумала, что больше никогда не смогу обнять тебя, ну, скажем я просто напился.

— Что это с вами, мужчинами, такое, когда вы расстроены? — Спросила я, откидываясь назад, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Классическое бегство, полагаю. Неспособность справиться с эмоциями. Мы жалки.

— Это точно. — Я нежно улыбнулась, глядя на него снизу вверх. — Вау, разве это не здорово — наконец-то быть на одной волне?

Он сжал мою руку, глубоко вздохнул и закрыл глаза.

— Что?

— Не думаю, что мы пришли к единому мнению. Есть еще кое-что, о чем нам нужно поговорить, прежде чем пойдем дальше.

Внезапно мрачный тон его голоса и каменное выражение лица заставили мое сердце забиться сильнее.

— Ладно. Продолжай.

Он нахмурился и поджал губы, словно собираясь с духом.

— Мне нелегко говорить об этом с тобой, так как то, что я должен сказать, ты не должна никому говорить. Никто не должен знать. Ни Мэтт, ни Джули, никто.

— Боже, Дэниел, ты пугаешь меня, — сказала я, пытаясь прочесть выражение его лица.

— Я не хотел, правда, но мне нужно твое обещание. Это очень важно.

— Конечно, я клянусь.

— Ладно. Хорошо, — сказал он, поднимая глаза и глядя на меня. — Ты знаешь, что на самом деле это мое второе назначение ассистентом преподавателя?

— Серьезно? Почему ты не говорит об этом раньше? Я удивлена, что твой отец не говорил об этом.

— На самом деле, в этом нет ничего удивительного. В прошлом году у меня был неудачный опыт. В Оксфорде.

— Неудачный опыт? Что случилось? — Я подумал, не связано ли это с папкой с именем Дэниела, которую я видела в ящике стола Дина Гранта.

— Ну, — сказал он, тяжело дыша, — я работал с группой первокурсников. Большая группа молодых людей, семнадцати-восемнадцати лет. Это был урок литературы эпохи Возрождения.

Он замолчал, его взгляд скользнул мимо моего лица и за плечо, как будто он пытался что-то вспомнить.

— В нашем классе была девочка по имени Никола. Она была одной из тех учениц, которым удалось добиться многого в своей маленькой школе в родном городе, — сказал он, снова переводя взгляд на меня. — У ее семьи было не так много денег, но она получила несколько небольших стипендий и ссуду и кое-как перебивалась. Оказалось, что переход из средней школы в Оксфордский университет был для нее непосильным испытанием. Она работала неполный рабочий день, и это мешало ей заниматься в школе. У нее были проблемы с выполнением эссе вовремя, а ее анализ, как правило, был поверхностным и неоригинальным.

Я теряла нить разговора. К чему все это? Я не перебивала его. Я просто сидела и ждала, пока он снова не бросил взгляд через мое плечо.

— Я пытался помочь ей. Она много раз обращалась ко мне за советом, но, казалось, ничего не помогало. Она проваливала одно сочинение за другим. Я пытался вытянуть её с помощью дополнительных оценок за те задания, которые оценивал сам, но даже тогда она, как правило, получала не больше двойки с плюсом.

Он замолчал и сделал еще один глубокий вдох.

— Однажды она пришла ко мне в рабочее время и умоляла тайно разрешить ей переписать курсовое эссе, которое она провалила. Профессор никогда бы не одобрил переписывание, а я не собирался позволять ей делать это тайком. Она начала плакать и говорить, что потеряет стипендию на следующий год и не сможет продолжить учебу. Она умоляла меня помочь ей. Я сказал, что помогу ей, насколько смогу, с предстоящими заданиями, но я не был готов действовать исподтишка.

Он нахмурился, его взгляд стал жестким.

— Как только она перестала плакать, ее лицо полностью изменилось. Она сказала, что даст мне «последний шанс» передумать. Я сказал ей, что ничем не могу ей помочь, кроме того, что уже делаю. Она собрала свои вещи и встала, чтобы уйти. Остановившись у двери, прежде чем открыть ее, она обернулась и сказала: «Думаю, ты еще пожалеешь о своем решении».

От его рассказа у меня учащенно забилось сердце. Я поняла, что крепко сжимаю его пальцы, но ему, казалось, было все равно.

— На следующий день меня вызвали в кабинет начальника отдела. Как говорится, не делай добра — не получишь зла, — сказал он со страдальческой улыбкой. — Никола пожаловалась на меня декану. — Он помолчал, облизывая губы и потирая бровь и висок указательным пальцем.

— За что? — Спросила я, понизив голос в тон ему.

— На самом деле это была не столько жалоба, сколько обвинение, — сказал он.

— Всего три слова от нее, и моя жизнь перевернулась с ног на голову. Последние десять лет своей жизни я провел, изучая слова, поражаясь их силе и весу. Ни разу за все эти годы у меня и в мыслях не было, что всего пару фраз могут быть настолько пагубные, — сказал он, мрачно усмехаясь.

— Дэниел, что она сказала?

Он смущенно посмотрел на меня и сказал сквозь стиснутые зубы:

— Думаю, что «он приставал ко мне», — вот это были ее точные слова.

Я медленно откинулась на спинку дивана, чувствуя себя так, словно меня ударили в живот.

— Она заявила, что я запер дверь своего кабинета и домогался ее, — сказал Дэниел. — Она утверждала, что причина, по которой я ставил ей плохие оценки, заключалась в ее отказе… скажем так… она не отвечала взаимностью на мои ухаживания.

Он замолчал, ожидая моей реакции, но я была слишком ошеломлена, чтобы говорить. В моем мозгу пронеслась череда озарений, события последних шести недель приобрели гораздо больший смысл. Дэниел настаивал на том, чтобы проводить рабочее время в людных общественных местах, никогда не позволял себе оставаться наедине с девушкой в аудитории за закрытой дверью, держал нас всех на безопасном расстоянии, называл только по фамилиям, отчаянно пытаясь оставаться объективным. Это был не просто новичок, проявляющий особую осторожность. Это был кто-то, кто делал все возможное, чтобы прикрыть свою задницу.

Шок Дина Гранта в тот вечер у них дома, когда он понял, что Дэниел был преподавателем курса, который я посещала, теперь стал понятен. Он совершенно невинно пытался свести нас с Дэниелом и, должно быть, пришел в ужас, когда подумал о последствиях своих действий.

Потом я вспомнила вопрос Брэда, который он задал своему брату, когда мы флиртовали за бильярдным столом. «Ты пытаешься научить ее играть в бильярд или просто пристаешь к бедной девочке?» — спросил он тогда. Произнесенное в шутку слово «пристаешь» вернуло Дэниела к реальности. Он, должно быть, понял, что дал мне достаточно власти, чтобы я могла ею пользоваться на свое усмотрение.

— Неплохая история, а? — спросил Дэниел, побуждая меня ответить.

— Боже, я, даже не знаю, что сказать. Что произошло потом?

— Было проведено расследование. Меня отстранили от должности, и моя кандидатская диссертация была отозвана на время расследования. Мои родители были в отчаянии. Они прилетели, чтобы помочь мне. Казалось, что мне, возможно, даже придется идти в суд по обвинению в сексуальных домогательствах.

Папка с документами в ящике стола Дина Гранта была помечена как «Судебное дело Дэниела в Оксфорде». Конечно…

— Мой отец неустанно трудился, чтобы докопаться до сути вещей, — сказал Дэниел. — Он навестил родителей Николы, и, похоже, они поняли, ну, скажем так, финансовые выгоды, от обвинения Николы. Она отказалась от своих показаний, и было достигнуто внесудебное соглашение. Я до сих пор не знаю, чего это стоило моим родителям. Хуже всего то, что этот после этого инцидента на меня начали косо смотреть и не доверять. Я так старался быть профессионалом и делать все правильно, но это ни на йоту не изменило ситуацию. По сей день я задаюсь вопросом, верят ли мне мои родители, особенно отец. Из-за этого мы вечно ругаемся. Это сводит мою мать с ума.

Я медленно покачала головой.

— Значит, когда твой отец не хотел, чтобы она знала о том, что я училась в твоем классе, когда я была у тебя дома на ужине в тот вечер…

— Он пытался избежать неприятной сцены. Он рассказал ей все, когда вернулся домой. Она расстроилась, но понимала, что произошло недоразумение. Честно говоря, думаю, она была разочарована. Ты ей нравишься, — сказал он. — Ты уже знаешь, как сильно нравишься моему отцу. Теперь понимаешь, почему он так настаивал на том, чтобы мы не были друзьями.

— Тогда я понимала все, но да, сейчас все прояснилось окончательно.

— Он был в шоке с того самого дня, как я начал посещать занятия Мартина. Администрация университета знает, что произошло в прошлом году. В моем личном деле есть заявление. Хотя то, как Никола справилась со всей ситуацией, ставит ее претензии под сомнение, университет проявляет особую осторожность. Мне повезло, что мой отец поддерживает меня, но даже он не сможет помочь, если что-то снова пойдет не так. Если бы он знал, что мы с тобой связаны…

Когда он замолчал, то внимательно изучал мое лицо, пока я пыталась осмыслить все, что он мне сказал. Какая-то ерунда. Как жаль, что я не знала об этом с самого начала. Я провела первые четыре недели семестра, мечтая о нем, как влюбленный подросток, проклиная его перепады настроения и зацикливаясь на его хладнокровии. Затем, когда он поделился со мной своими чувствами, я обиделась и огорчила его, потому что он не хотел полностью отдаваться нашим запретным отношениям. Какой же я была дурой.

— О чем ты думаешь? — спросил он меня. — Ты, должно быть, думаешь, что я полный идиот, раз позволил этому случиться между нами, когда на карту поставлено так много.

— Я не считаю тебя идиотом. Как ты вообще можешь такое говорить? Это я чувствую себя дурой. Я постоянно наседала и требовала. Жаль, что я ничего не знала.

— Поверь мне, я думал о том, чтобы сказать тебе об этом каждый раз, когда мы оставались наедине, но что-то каждый раз удерживало меня. Никола заставляла меня чувствовать себя монстром. У меня был адский год, я убеждал себя, что я вовсе не монстр, а потом я встретил тебя, и ты заставила меня снова улыбаться и смеяться. Казалось, я тебе понравился. Ты помогла мне снова полюбить себя. Я пытался держаться от тебя на расстоянии, но, когда я обнаружил, что у тебя есть чувства ко мне, я больше не мог тебя отталкивать. — Он печально покачал головой. — После того, как я провел последний год, гадая, все ли мои знакомые сомневаются в том, что произошло на самом деле, я не хотел рисковать потерять твое расположение.

— Ты приставал к той девушке, Дэниел?

— Боже, конечно, нет, — сказал он, и его глаза вспыхнули гневом.

— Прости. — Я успокаивающе сжала его руку. — Не злись. Я должна была спросить. Я подумала, что тебе, возможно, захочется узнать, каково это — когда тебе задает вопрос тот, кто безоговорочно верит твоим словам.

— Спасибо, — сказал он, закрыв глаза и наклонившись вперед, прижавшись своим лбом к моему. — Ты не представляешь, каково это — слышать это от тебя.

— Я рада, что ты рассказала мне.

— Ты заслуживаешь знать правду. Даже если тебе хочется с воплями бежать от меня, по крайней мере, ты понимаешь, почему меня бросало то в жар, то в холод. Этот месяц был очень запутанным. На прошлой неделе, когда Брэд сказал, что у меня неприятности, он не шутил. Ни в чем из того безумия, что произошло на этой неделе, нет твоей вины, Обри. Ты здесь не причем. Это все я. Мне очень жаль.

Я бросилась к нему, крепко обняла и потерлась щекой о его щеку. Дэниел что-то промурлыкал мне в волосы, обхватив руками мое тело и прижимая меня к себе.

— Значит ли это, что ты не станешь убегать с воплем? — спросил он.

Я отстранилась и посмотрела на свои ноги.

— Я никуда не убегу, особенно в этих туфлях.