Клейборо, 1874 год
Дом был полон гостей. Оживленные голоса, веселый смех и бравурные мелодии струнного квартета разносились по коридорам. Двумя этажами выше бального зала лежал в кровати шестилетний мальчик, прислушиваясь к этим звукам, держа кулачки поверх одеяла и всматриваясь в темноту.
Он не стал зажигать свет у кровати. Свет падал в щель двери, которую няня нарочно оставила приоткрытой.
Мальчик воображал, что мерцающие тени от канделябров в коридоре — это люди, а не чудовища; женщины в сверкающих драгоценностях и мужчины в вечерних черных фраках. И что он один из них. Такой же сильный и могущественный, как все лорды там, внизу. Как сам герцог, его отец. Нет, сильнее. И могущественнее.
Эти фантазии заставили его улыбнуться. На мгновение он ощутил себя взрослым. А потом услышал голоса, и улыбка исчезла, а по телу пробежала дрожь. Мальчик сел в кровати.
Он напрягся, чтобы лучше слышать, хотя слышать не хотелось.
— Я не ожидала, что вы вернетесь. Позвольте мне помочь вам, — прошептала мать.
— Вам не терпится уложить меня в постель? — спросил отец.
Голос герцога Клейборо звучал почти грубо.
Мальчик судорожно сжал край одеяла. Тени больше не пугали его. Потому что чудовища теперь были за дверью, в холле.
— Что случилось, Изабель? — требовательно спросил Френсис Брэкстон-Лоуэлл. — Я вас огорчил? Совершенно ясно, что вы не рады моему появлению. Боитесь, что я могу уделить внимание гостям в собственном доме?
— Конечно, нет, — спокойно ответила мать.
Мальчик соскользнул на пол, крадучись подошел к двери и выглянул наружу.
Герцог был высок, светловолос и хорош собой, его мать была еще более светловолоса, потрясающе красива и элегантна. Превосходный вечерний костюм отца был смят, сам герцог — небрит, она же была воплощением совершенства в своем вечернем платье из атласа цвета синего льда и сверкающих бриллиантах. Отвращение отразилось на лице герцога, он резко отвернулся и, пошатываясь, пошел по коридору. Мать поникла и пошла за мужем.
Мальчик смотрел им вслед.
Герцог остановился у дверей, ведущих в его апартаменты.
— Вы собираетесь сойти вниз?
— Опасаетесь, что я опозорю вас?
— Напрасно вы так думаете.
— Почему же в таком случае вы не приглашаете меня вниз, Изабель?
Мать стояла к мальчику спиной, и он не видел выражения ее лица, но в голосе ее звучало волнение.
— Если вы хотели присоединиться к нам, почему не переоделись?
— Может, и переоденусь! — прорычал герцог. Его взгляд внезапно остановился на бриллиантовом колье на шее жены. — Я никогда не видел на вас эти стразы.
— Я заказала их недавно.
— Будь я проклят, но это вовсе не похоже на хрусталь или стразы!
Изабель ничего не ответила.
Воцарилось тягостное молчание. Мальчик крадучись двинулся дальше и, охваченный страхом, присел позади лакированного молитвенного столика. В этот момент разъяренный герцог сорвал с матери колье. Изабель вскрикнула. Мальчик бросился вперед.
— Это настоящие бриллианты! — закричал герцог. — Ей-богу, настоящие! Ах ты, сука! Ты прятала от меня деньги, не так ли?
Герцогиня словно окаменела.
— Не так ли? — продолжал Френсис. — Где вы взяли на это деньги? Где? Черт бы вас побрал!
— Из процентов, — ответила Изабель, голос ее дрогнул. — Мы получили наши первые проценты от «Дюпре майнинг компани».
— Сначала вы без моего разрешения сдали в аренду мою землю, — орал Френсис. — Теперь прячете от меня мои деньги? Вы никогда не остановитесь, нет?
— Как иначе могла бы я сохранить ваше наследственное имение?
Френсис бросился к жене и дал ей пощечину. Она, пошатнувшись, прислонилась к стене.
— Вы всегда были лгуньей, Изабель! С того дня, когда я вас встретил. — Он снова замахнулся, чтобы ударить ее.
— Стойте! — крикнул мальчик, обхватив отца за колени. — Не бейте ее! Не бейте!
— Черт бы побрал и вас, и его! — крикнул Френсис и снова ударил мать, на этот раз сбив ее с ног. Мальчик тут же прореагировал. Охваченный яростью, он принялся бить отца по ноге.
Френсис схватил его за шиворот и отшвырнул, словно котенка. Мальчик упал на спину, ударился головой об пол, и из глаз у него посыпались искры.
— Ах ты, жалкое отродье! Считаешь себя мужчиной, да? Вот и хорошо, завтра тебя накажут, как взрослого, за то, что суешь нос куда не надо! — Отец навис над ним. — Жалкое отродье и лгун — точь-в-точь как твоя мать!
Отец ушел. Но его жестокие слова буквально врезались в память. Он испытывал боль — но не от удара. Болела душа. Мальчик закрыл глаза, на лбу выступил пот, он боролся с собой до тех пор, пока все не прошло — боль, желание заплакать, ненависть.
И тогда, открыв глаза, он увидел мать, все еще распростертую на полу. По лицу у нее бежали слезы. Он подполз к ней.
— Матушка, как вы себя чувствуете? — совсем как взрослый, спросил он.
— Ах, милый! — заплакала Изабель, заключив сына в объятия. — Твой отец говорил несерьезно.
Мальчик высвободился из ее объятий и кивнул, хотя знал, что мать говорит неправду. Он был уверен, что отец говорил серьезно, что он ненавидит мать и его. Но это больше не имело значения.
Этим вечером он научился управлять болью, прогонять ее в ночь. Научился обнимать пустоту. А пустота эта была необъятна.