Он снова, уже в который раз, перечитал письмо. Слезы застилали глаза, и слова расплывались. Господи, у него есть сын!
«Дорогой сэр!
Я — сын Изабель де Варенн Брэкстон-Лоуэлл. Мне остается надеяться лишь на то, что по прошествии стольких лет Вы все же помните мою мать и то, что произошло между вами. Недавно она мне все рассказала. Я узнал, кто мой отец. Надеюсь, Вы живы, здоровы и мы познакомимся, если Вы пожелаете. Либо на вашей родной земле, либо на моей. Как Вам будет угодно.
Остаюсь искренне Ваш
Хейдриан де Варенн Брэкстон-Лоуэлл,
девятый герцог Клейборо».
Хейдриан Стоун аккуратно сложил потрепанное письмо и сунул во внутренний нагрудный карман пиджака.
У него есть сын.
Прошла не одна неделя с тех пор, как Хейдриан Стоун узнал эту потрясающую новость, однако он все еще не мог прийти в себя. Его сын хочет встретиться с ним.
Хейдриан Стоун с нетерпением ждал этого дня.
По какой-то причине он просил о встрече либо в Америке, либо в Лондоне. Стоун не стал писать ответ, взбежал на борт первого же корабля, отправлявшегося в Англию, в тот же день, когда получил письмо от сына.
Он пристально смотрел на ломаную линию лондонского горизонта — большой пароход неуклюже двигался вверх по Темзе. День выдался пасмурный и холодный, моросил дождь. Хейдриан Стоун привык к ненастной погоде и едва ощущал холод и сырость. Он подергал галстук, который мешал ему, костюм его сковывал. За шестьдесят лет своей жизни Хейдриан Стоун надевал его не больше дюжины раз.
Радость захлестнула его. У него есть сын. Его сын — герцог Клейборо!
Детей у Стоуна не было. Он никогда не был женат. Единственный раз в жизни полюбил женщину, но она не могла выйти за него, поскольку уже была замужем. Это было в далеком прошлом. С годами Стоун все больше жалел о том, что у него нет детей, а в последнее время особенно сильно.
Но теперь у него есть сын. Какой он?
Неужели британец голубой крови, застегнутый на все пуговицы? Найдут ли они общий язык? Стоун создал судоходную империю из ничего благодаря решимости, железной воле и паре сильных, мозолистых рук. Встретив его, никак нельзя было предположить, что он успешный предприниматель и магнат. Сидя в своей конторе, он работал без пиджака, как обычный клерк, держался просто, требовал, чтобы подчиненные выкладывались полностью. При первой же возможности он оставлял контору и отправлялся в какой-нибудь дальний порт на одном из своих кораблей в качестве капитана. Он полюбил море еще мальчишкой и в тринадцать лет поднялся на борт корабля.
Стоун пытался приготовиться к неизбежному. Его сын не только аристократ, он герцог. Наверняка пальцем не пошевелил, чтобы заработать на жизнь, поскольку в этом не было необходимости. С этим Стоуну было очень трудно примириться. Сам он никогда не страшился тяжелой работы. Но как отнесется к этому сын? Не станет ли его презирать?
Стоун гнал от себя эту мысль.
Сообщи ему Изабель, что у него есть сын, Стоун предъявил бы на него права. Мальчик не рос бы в богатых салонах английских аристократов, он рос бы на палубах морских кораблей. Трудился бы в поте лица и гордился бы этим, а не каким-то дурацким титулом.
Но Изабель лишила его сына. Все годы он жил в неведении.
Стоуна охватила ярость.
Всю жизнь он любил эту женщину. И любит по сей день. Она клялась ему в любви, но из ложных представлений о долге и преданности оставила его и вернулась к мужу. Видит Бог, он изо всех сил старался ее понять, но это было выше его сил.
Она лишила его сына. Обманула его. Оказалась не той женщиной, за которую он принимал ее все эти годы. Любовь в его сердце сменилась яростью. Он никогда ее не простит.
Едва герцог прочел письмо жены с просьбой о разводе, как его самообладание вмиг улетучилось. Он разорвал письмо в клочья и велел седлать коня.
Для поездки он выбрал Раффиана, самую быструю лошадь, и поскакал, движимый единственным желанием — добраться до Кобли-Хауса к рассвету. Он мчался галопом, но, придя в себя, попридержал Раффиана, подумав, что может загнать лошадь, а в Суссекс быстрее не доберется.
К черту гордость. Она — его жена, и он не даст ей развода. И не позволит продолжать эту бессмысленную игру. Если понадобится, он притащит ее силком. Пусть дуется, сколько хочет. Пусть бесится. Но в Клейборо, где ей и положено находиться.
Он не намерен отказываться от нее.
Когда Хейдриан прибыл в Кобли-Хаус, утро только-только начиналось. И сам он, и его жеребец вымокли под дождем и были в грязи. Герцог отправился в путь один. Дворецкий, открывший дверь, не узнал его и не впустил в дом.
Хейдриан вытер лицо грязным платком и, обойдя дворецкого, ворвался в вестибюль.
— Послушайте, — запротестовал дворецкий, — нельзя вторгаться в…
— Где моя жена? — спросил Хейдриан.
Дворецкий застыл на месте.
— Моя жена, — повторил Хейдриан, — герцогиня Клейборо.
Дворецкий побледнел.
— Ваша светлость, простите меня! Я не знал… я хотел сказать… Она в комнате для гостей на втором этаже. Первая дверь справа!
Хейдриан круто развернулся и бросился к лестнице. Взбежал на второй этаж, ударом ноги сбил с петель дверь в ее комнату и вошел.
Николь вскрикнула. Она была в одной ночной рубашке и шали и пила шоколад, сидя в постели. Шоколад расплескался по белоснежным простыням, чашка упала на пол. Николь выпрямилась.
— Я приехал за вами.
Николь схватилась за покрывало. От страха она стала белой как мел.
Хейдриан криво усмехнулся, распахнул дверцы платяного шкафа, сорвал с вешалки первое попавшееся платье и швырнул его Николь:
— Одевайтесь.
Николь пришла в себя.
— Как вы смеете! Убирайтесь! Убирайтесь немедленно!
— Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с вами, мадам, — процедил он сквозь зубы. — Можете вообще не одеваться. Дело ваше.
Николь швырнула платье на пол, отбросив при этом покрывало с кровати.
— Я не собираюсь с вами ехать. Убирайтесь! Вы не можете меня заставить.
Хейдриан рассмеялся:
— Вы меня недооцениваете, мадам.
Он подхватил Николь на руки и перекинул через плечо с такой легкостью, словно это был мешок с сеном.
— Отпустите меня! Отпустите! — вопила Николь.
— С меня хватит, — рявкнул Хейдриан и шлепнул ее по ягодицам, прикрытым тонкой сорочкой.
Николь умолкла. Хейдриан вышел в вестибюль, где встретился лицом к лицу с хозяевами дома. Марта была бледна, глаза — широко раскрыты. Ее муж едва сдерживал улыбку.
— Здравствуйте, Серл. Простите, что побеспокоил вас, — спокойно проговорил герцог.
— Ничего страшного, ваша светлость, — любезно отозвался Роберт Серл.
— Я был бы вам очень признателен, если бы вы предоставили мне какую-нибудь карету.
— С удовольствием, — проговорил Серл и крикнул дворецкому, чтобы тот велел запрягать.
— Предатель! — воскликнула Николь. — Помогите мне, прошу вас! Марта!
Хейдриан снова шлепнул ее по заду.
— И будьте добры позаботиться о моем жеребце.
— Не волнуйтесь, его сейчас же накормят и обиходят.
— Отпустите меня.
— С какой стати? — спокойно осведомился герцог. — Вы напроказили, как ребенок, и с вами следует обращаться соответствующим образом. — Хейдриан стал спускаться с лестницы.
— Ах! — Николь продолжала вырываться у него из рук.
— Попробуйте еще раз испытать мое терпение, — промолвил герцог, — и я поступлю с вами так, как вы того заслуживаете.
В вестибюле Хейдриан остановился. Дворецкий притворился, будто не видит их. Сверху поспешно спустилась Марта. Николь отчаянно пыталась поймать ее взгляд, но Марта старалась не смотреть на нее.
— Вам понадобится вот это, — сказала она Хейдриану и отдала дворецкому два толстых одеяла и длинное меховое пальто.
— И ты тоже! — крикнула Николь, чуть не плача.
— Карета подана, ваша светлость, — доложил дворецкий.
— Благодарю вас, леди Серл. Еще раз прошу прощения за беспокойство, — произнес герцог, направляясь к карете.
К счастью, дождь прекратился. Когда слуга открыл дверцу, Хейдриан без всяких церемоний бросил Николь на сиденье. Потом уселся сам, положил на нее руку и на всякий случай запер дверцу. Ключ положил в карман.
— Подождите! — крикнула Марта, выбежав из дома. — Это вам тоже пригодится!
И она сунула Хейдриану бутылку бренди. Дворецкий наконец захлопнул дверцу.
Хейдриан кивнул в знак благодарности и резко постучал в потолок. Карета тронулась. Герцог вытянул свои длинные ноги и посмотрел на жену.
— Я вас ненавижу! — крикнула она. На ее ресницах блестели слезы.
— Не сомневаюсь в этом, — спокойно отозвался он, накинув на нее меховое пальто. — Иначе не просили бы развода, не так ли?
Ноздри у Николь затрепетали. Слезы потекли по щекам.
— Для полной ясности могу сообщить, — равнодушно произнес герцог, — о разводе не может быть и речи.
— Почему?
— Потому что я этого не хочу.
— А мои желания вас нисколько не интересуют!
— Совершенно верно.
— Я превращу вашу жизнь в ад.
— Вы уже превратили, — равнодушно проговорил он. Его улыбка была натянутой и холодной. — И все же вы мне родите наследника.
— Ах вот оно что? Значит, я для вас племенная кобыла! Черт бы вас побрал! Я не стану рожать вам сына!
Он резко подался к ней. Его глаза блестели от бешенства.
— Нравится вам или не нравится быть моей женой, вы исполните свой долг. Вы родите мне сына.
— Нет! — в отчаянии закричала Николь. Она рванулась к дверце, но дверца была заперта, и Николь это знала, но стала ее трясти. Хейдриан тут же оттащил ее. Она с воплем впилась в него ногтями. Он схватил ее за руки, прижал к себе, толкнул к подушкам, пригвоздив ее к месту. Какое-то время Николь еще сопротивлялась, но потом затихла в полном изнеможении.
Дыхание ее выровнялось, ярость угасла. Она прижималась грудью к его груди, бедрами к его бедрам. Хейдриан крепко держал ее за запястья, заведя руки ей за спину. Грубая щетина терлась о ее щеку. Его дыхание горячило ей кожу.
Николь запаниковала, ощутив его силу, его власть, его пыл, его мужественность. И их близость.
— Я больше не буду пытаться бежать, — прошептала Николь, слегка повернув голову и коснувшись при этом его подбородка. — Не надо меня держать. — Голос ее дрогнул.
Он не шевельнулся и ничего не ответил. Молчание затянулось. Теперь сердце у нее бешено билось. Хотя он все еще сжимал ее запястья, но уже не так крепко, она поняла, что он просто держит ее в объятиях.
Николь подняла голову. Их взгляды встретились. Его глаза горели от страсти.
— Прошу вас, не надо, — промолвила она с мольбой.
Он слегка пошевелился, и их сердца бились в унисон. Сюртук на нем был распахнут, рубашка взмокла от пота. Соски у Николь затвердели. Шелковая сорочка тоже стала влажной.
— Прошу вас, не надо, — повторила она.
Хейдриан отпустил ее руки и скользнул ладонями к ее грудям.
— Вот здесь мы ладим, — сказал он. — Теперь вы не оттолкнете меня, Николь?
Она хотела его оттолкнуть, но он осторожно сжал ее груди, кончики его пальцев теребили соски, он смотрел ей прямо в глаза. И вместо того чтобы запротестовать, она задохнулась от наслаждения.
Он задрал ей рубашку до самой талии и опустился на нее. Николь приподнялась и обхватила ногами его бедра. Он вошел в нее и стал двигаться, не сказав ни единого слова, без намека на нежность.
Николь двигалась вместе с ним, все быстрее, все яростнее. Они пришли к финалу одновременно. Николь закричала, по телу ее пробежали судороги.
Они лежали обессиленные, Николь чувствовала исходивший от его тела жар.
Осознав, что только что произошло между ними, Николь впала в отчаяние. Она отвернулась и закрыла глаза, едва сдерживая слезы. И тут же почувствовала на себе его взгляд.
Она все еще любит его. Но она не забыла, что он изменил ей, что насильно увез из Кобли-Хауса. Хотя сопротивляться ему бесполезно.
— Николь!
Она молчала.
— Я же знаю, ты не спишь.
Она вспомнила, что однажды он уже обращался к ней на ты. Но не помнила, в какой ситуации. Хейдриан заставил ее вернуться к нему, она не смогла сбежать, не смогла вырвать его из сердца. А ему она нужна была только в постели. Так же, как Холленд Дюбуа и остальные любовницы. Ее любовь безнадежна. Она никогда не будет счастлива.
Хейдриан коснулся ее лица. Николь не прореагировала. Хотя прикосновение показалось ей нежным. Но это всего лишь иллюзия. Хейдриан провел пальцем по ее губам.
— Пожалуйста, не нужно.
— Тогда посмотри на меня.
Он снова назвал ее на ты. Слезы навернулись Николь на глаза. Она все же посмотрела на него. И увидела в его глазах нежность.
— Поплачь, тебе станет легче.
— Нет.
Его губы тронула улыбка.
Она улыбнулась в ответ.
— Неужели все так плохо?
Голос его звучал ласково. Он все еще нависал над ней. Николь хотела сказать, что действительно плохо, но открыла глаза и опять встретилась с ним взглядом.
Взгляд был по-прежнему нежным. Лицо выражало заботу, но она знала, что он не заботится о ней, на самом деле он думает о ней не больше, чем о своей очередной любовнице. Она уперлась руками ему в грудь и попыталась оттолкнуть его, охваченная паническим страхом.
— Пожалуйста!
Он сел и привлек ее к себе.
— Боже мой, нет! — воскликнула Николь.
Хейдриан прижал ее к груди.
— Поплачь.
— Прошу вас, не делайте этого, — сказала она и заплакала.
Он молчал, только гладил ее по спине.
— Черт бы вас побрал, — плакала Николь, колотя его кулаками по груди. — Я вас ненавижу! Ненавижу!
Он напрягся, но не отпускал ее, потрясенный. Почему она плачет? Он крепче обнял ее и укачивал, как дитя. И тут на него нахлынула печаль.
Теперь, когда Хейдриан осознал, что любит ее и что его любовь останется безответной, сердце его болезненно сжалось.
Николь постепенно успокоилась, но Хейдриан продолжал ее укачивать. Николь разжала кулаки и прижалась к нему.
По телу ее пробегала дрожь. Вскоре он понял, что она засыпает в его объятиях.
— Завтра ты будешь чувствовать себя лучше, — промолвил Хейдриан, — и все покажется тебе не таким уж мрачным.
Николь вздохнула.
— Я вовсе не ненавижу вас, — прошептала она. — Это я просто так сказала. От отчаяния.
— А теперь спи. Через несколько часов мы будем дома.
— Я люблю тебя, Хейдриан. Люблю.
Он был потрясен.
Через несколько минут Николь уже крепко спала. Он осторожно уложил ее на сиденье и устремил взгляд на ее заплаканное, измученное лицо.
«Я вовсе вас… не ненавижу. Я люблю тебя, Хейдриан…»