Скандальная любовь

Глава 7

Герцог приехал в Лондон к вечеру и направился прямо в свой особняк на Кавендиш-сквер, 1. Особняк Клейборо представлял собой внушительное зрелище, занимая весь квартал на северной стороне площади. Он был построен в начале восемнадцатого века для первого герцога Клейборо, потом к нему было сделано несколько пристроек. Передний фасад, в шесть этажей, выходил на улицу, имел сотню окон и три башни. Из-за крыши сооружение казалось еще выше, потому что в небо вздымались три огромных фронтона с несколькими пристроенными этажами. Каждый был украшен гербом Клейборо необъятных размеров. От улицы дом отделяла внушительная и затейливая каменная балюстрада, прерывающаяся только там, где на улицу сбегала каменная лестница, достаточно широкая, чтобы по ней могла подняться дюжина гостей, если бы им вздумалось подниматься всем сразу.

Герцог послал несколько человек из прислуги в Лондон накануне ночью, вернувшись с ужина в Драгморе, и теперь Вудворд встретил его в дверях. Герцог жестом велел ему следовать за собой, и они прошли по коридору, выложенному черно-белой мраморной плиткой, и свернули в библиотеку, где могла бы поместиться половина Чапмен-Холла. Герцог подошел к письменному столу, вынул из кармана свою карточку и быстро написал на ней что-то. Потом протянул ее дворецкому.

— Пошлите это леди Элизабет прямо сейчас.

— Не прикажете ли еще что-нибудь, ваша светлость? Чай и ванну?

Герцог рассеянно кивнул и стал подниматься по лестнице.

В его личных апартаментах тоже был мраморный пол, только белый с золотом. Когда-то эти комнаты предназначались для приема членов королевской семьи. После кончины отца герцог сразу же убрал всю мебель, кроме нескольких предметов, и заново обставил комнату по своему вкусу. Ничто не должно было напоминать ему отца. У него с лихвой хватало тех воспоминаний, которые будут преследовать его всю жизнь.

Сейчас дюжины персидских ковров покрывали полы, давая тепло по ночам, когда герцог с наслаждением ходил босиком. Кресло и оттоманка, заново обитые дорогой тонкой кожей, стояли у камина, рядом — китайская скамеечка для ног шестнадцатого века, на нее герцог клал бумаги и книги. Хейдриан любил восточные древности и у одной из стен поставил массивную китайскую ширму из черного лака, инкрустированную перламутром, наверху украшенную цветочным орнаментом, а внизу — лошадьми. Остальная обстановка представляла собой несколько эклектичное собрание предметов, которые Хейдриан выбирал исходя исключительно из соображений удобства и практической ценности. Единственной семейной реликвией, которую герцог оставил, был секретер красного дерева семнадцатого века. Его дед, седьмой герцог Клейборо, умерший за несколько лет до его рождения, очень любил эту вещь.

Эта комната очень отличалась от остальных, она была личным убежищем герцога, и все здесь было ему по душе. Элизабет наверняка возненавидит эту комнату, так же как Изабель, которая откровенно сказала, что комната «обставлена ужасно», но герцога это не волновало. Он хорошо знал Элизабет, она не станет ему возражать и настаивать на своем.

Камердинер наполнил ванну. Герцог взял чай, разделся и погрузился в воду.

Он собирался в ближайшее время навестить Элизабет, извиниться за пренебрежительное отношение к ней и узнать, как ее здоровье. Однако в его намерения не входило вернуться в Лондон ни сегодня, ни завтра. Но накануне вечером в доме Шелтона едва не разразился скандал. Спровоцированный Николь, герцог вел себя непристойно. Николь Шелтон пренебрегала условностями, в чем герцог не раз имел возможность убедиться. Несколько лет назад из-за ее скандального поведения от нее отвернулось общество. Губы герцога тронула легкая улыбка. В общем, с Николь не соскучишься. Герцог тоже терпеть не мог приемы, визиты, светский флирт. Он вдруг обнаружил, что у них с Николь много общего. Но тут же прогнал эту нелепую мысль.

Его считали отшельником, знали, что он избегает общества, но он никогда не был причиной скандала и вел себя вполне пристойно.

После ванны герцог не расслабился, а еще больше разволновался. Вспомнив их словесную баталию, а также баталию телесную, он не знал, на кого злится — на Николь или на самого себя. Ясно было одно: он потерял над собой контроль.

Герцог подумал, что со временем его влечение к этой девушке пройдет. Она сейчас в Драгморе, а он не собирается возвращаться в Чапмен-Холл до тех пор, пока не забудет ее. Неужели какие-то черты характера он унаследовал от отца? При этой мысли герцог похолодел.

Герцог не помнил, когда именно возненавидел отца. Еще четырехлетним ребенком он понял, какие страдания причиняет отец матери, и однажды попытался ее защитить, однако отец изо всех сил ударил его. С тех пор мальчик жил в постоянном страхе. Не за себя, а за мать.

Хейдриан проникся жгучей ненавистью к отцу и желал ему смерти. Желание это исполнилось только двадцать лет спустя.

Однако герцог не был жесток, ни разу не ударил ни женщину, ни ребенка. Не пьет, не играет в карты. И уж конечно, не содомит.

Но в молодости отец увлекался женщинами, содомистом стал, когда постарел и поистаскался. Джентльмен никогда не стал бы обращаться с Николь так, как обошелся с ней вчера вечером герцог, но его отец не задумываясь поступил бы именно так.

Герцог боялся той стороны своего характера, которую неожиданно обнаружил, когда стал встречаться с Николь. Ни с одной женщиной ничего подобного не было.

Он обручен с Элизабет, которая приходится ему родственницей, она добрая, милая. Он никогда не причинит ей зла. Никогда не нарушит свой долг и будет хранить ей верность. Зачем же было испытывать судьбу вчера вечером в Драгморе? Если бы их с Николь застали врасплох, ему пришлось бы жениться на ней и разорвать помолвку с Элизабет. И Хейдриан подумал, что на какой-то момент утратил рассудок, когда набросился на Николь в библиотеке.

Николь была бы никудышней женой, дерзкой, строптивой, и ничего, кроме раздражения, не вызывала бы.

И все же Николь хотела выйти за него замуж. А когда он отверг ее, решила отомстить.

Неужели она расставила ему ловушку?

Она была не первая, желавшая женить его на себе. Дебютантки во время очередного сезона буквально одолевали его. Но он не обращал на них никакого внимания.

Перед Николь герцог чувствовал себя виноватым. Сам того не желая, причинил ей боль, приняв за замужнюю женщину. А потом принес извинения. Николь была оскорблена и разгневана. Однако герцог старался не думать об этом.

Накануне вечером герцог был ошеломлен, когда увидел ее в открытом платье с глубоким декольте — она выставила напоказ все свои прелести и вступила с ним в словесную перепалку. А потом, вместо того чтобы удалиться к себе в спальню, отправилась в библиотеку, легла на диван, приняв вызывающую позу. Герцог не устоял, и когда заключил ее в объятия, она не сопротивлялась, забыв обо всем на свете.

Неужели это была ловушка?

Он бросил полотенце на пол и голый прошел в туалетную комнату. Едва сознавая, что делает, он накинул на себя халат. Он был страшно зол. Она пыталась соблазнить его, оторвать от нареченной и оказалась первой, которой он поддался. Теперь он не сомневался, что она хотела соблазнить его, скомпрометировать себя, сделать так, чтобы ее родители застали их врасплох. Иначе зачем ей было ждать его в библиотеке? Зачем, черт побери?

Элизабет и мать герцога пили чай с лепешками, когда принесли записку. Элизабет взяла карточку, поданную дворецким, и сразу же узнала герцогский герб.

— Это от Хейдриана, — тихо произнесла она, и улыбка озарила ее лицо, сделав его почти красивым.

— И что он пишет?

— Он вернулся! — просияла Элизабет. — Вечером придет!

— Пора бы, — сказала Изабель. — Только не волнуйтесь, дорогая, ведь вам нездоровится.

— Как же мне не волноваться? Мы не виделись уже больше месяца. Только не осуждайте его, Изабель. Был бы он повесой, другое дело. Но он трудится с восхода до захода.

— Долг матери — вразумлять сына, — заметила Изабель. — Вы, я смотрю, порозовели. Так что мне пора.

— Но вы только что пришли! А у меня до его прихода еще много времени.

Изабель улыбнулась и поцеловала будущую невестку в щеку.

— Я ухожу, дорогая, идите к себе и переоденьтесь.

Мать Элизабет умерла, когда девочка была совсем маленькой, и она очень привязалась к вдовствующей герцогине.

— Я так рада, что вы наконец-то станете настоящей матерью для меня.

— А вы замените мне дочь, которой у меня никогда не было, — тихо сказала Изабель, обняв девушку.

Девушка просияла, прижав к груди карточку. Элизабет была маленькая, стройная, с кожей цвета слоновой кости и тонкими белокурыми волосами. Ее считали хорошенькой, хотя сама она так не думала. Бледная, слишком худенькая, на носу — веснушки, которые Элизабет пыталась скрыть под легким слоем пудры.

Элизабет быстро поднялась к себе в комнату и позвала горничную. С ее помощью надела платье пастельно-зеленого цвета. Волосы, согласно моде, были подняты наверх. На шее красовалась тройная низка жемчуга с бриллиантовой застежкой — подарок Хейдриана ко дню рождения. Два месяца назад ей исполнилось восемнадцать. Только она закончила одеваться, как прибыл герцог Клейборо. Элизабет выбежала из комнаты.

Едва она появилась в гостиной, герцог встал и поднес ее руку к губам. Она знала его с тех пор, как помнила себя. Он подбрасывал ее на колене, пока она не подросла и не стала для этого слишком большой, а потом ходила за ним по пятам, едва научившись ходить, он же в свои двенадцать был сильным и красивым. Это продолжалось до тех пор, пока она не осознала своей женственности, превратившись в подростка. Однажды он спас ей жизнь, когда она, восьмилетняя, поскользнулась и упала в пруд. Он в это время удил рыбу со своей золотистой гончей, и, как всегда, Элизабет потащилась за ним. Она не испугалась, оказавшись в ледяной воде, потому что знала, что он ее спасет.

— Я так рада, что вы вернулись, — просто сказала она после обмена приветствиями.

Сев рядом с ней на диван, герцог сказал:

— Прошу прощения, что так долго отсутствовал.

— Не нужно просить прощения! Я понимаю, что у вас много дел.

Герцог внимательно изучал ее. У Элизабет была одышка, но она не выглядела больной, глаза ее блестели от счастья, а лицо пылало. Правда, она сильно похудела.

— Матушка сказала, что вы были нездоровы.

Улыбка Элизабет померкла.

— Я вполне здорова. Только устала. Оно и неудивительно. Каждый день возвращаюсь домой лишь к утру. Вы же знаете, что такое сезон!

— Тогда возвращайтесь домой пораньше.

— Обещаю, — сказала она, и герцог знал, что так и будет, она сделает все, о чем бы он ее ни попросил.

Николь с матерью приехали в Лондон после полуночи. Регины с леди Хендерсон еще не было дома. По словам экономки, длиннолицей миссис Дойл, они поехали на бал к Баррингтонам. Николь и Джейн разошлись по своим комнатам.

Николь, как обычно, проснулась с восходом солнца. К тому же ей не терпелось увидеть сестру. За окном распевали птицы, и Николь почувствовала себя счастливой. Впервые за многие годы она радовалась, что приехала в Лондон, и с нетерпением ждала развлечений, предстоящих ей в этот день.

И еще ей было интересно, увидит ли она его.

Девушка совершила верховую прогулку, приличия ради взяв с собой грума. Риджент-парк в этот час был пустынен. Не было еще восьми, когда Николь распахнула дверь в комнату сестры. Регина крепко спала. Николь на цыпочках подкралась к кровати и стащила с сестры одеяло.

Регина что-то пробормотала, закрыв глаза рукой.

— Проснись, соня! — крикнула Николь, вытащила из-под сестры подушку и швырнула в нее.

— Николь?!

Николь села на кровать.

Регина сбросила подушку на пол, окончательно проснулась и глазам своим не поверила. Потом, радостно вскрикнув, обняла сестру.

— Что ты здесь делаешь? Просто невероятно!

— Мне стало скучно, — ответила Николь, усмехаясь. — Вид у тебя ужасный. Когда ты вчера вернулась домой?

Говоря откровенно, в восемнадцать лет нельзя выглядеть ужасно.

— На рассвете. Баррингтоны устроили потрясающий бал. Там были все, кто хоть что-то собой представляет! Жаль, ты не приехала немного раньше!

— Ты говоришь, там были все? А кто именно?

— Хочешь, чтобы я перечислила всех поименно? Сегодня Уиллоуби устраивают большой прием. Ты пойдешь?

— Не хотелось бы пропустить, — ответила Николь.

Регина села в постели, испытующе глядя на сестру.

— Николь, в чем дело? Ведь ты терпеть не можешь Лондон. А теперь вдруг решила выезжать в свет?

Николь молчала. Ей очень хотелось излить душу сестре, однако она не знала, стоит ли. Да и о чем, собственно, рассказывать? Что герцог вел себя по отношению к ней безнравственно? Что она знала о его возвращении в Лондон и последовала за ним? Что ей хотелось его увидеть?

— Мне надоело общество овец и коров, — произнесла она наконец, хотя очень не хотелось лгать сестре.

— Ну и правильно сделала, что приехала! — пылко вскричала Регина. — Я так рада видеть тебя! — Она порывисто обняла сестру. — Я сделаю все, чтобы ты прекрасно провела время.