13 ЛЕТ
В тот день, когда я отправилась с мамой на работу в дом на утесе, я начала понимать, в чем одно из величайших различий между людьми в мире.
Деньги.
У одних они были, у других нет.
Все хотели владеть ими.
Моему тринадцатилетнему уму это казалось таким банальным.
Клифф Поинт, — гласила табличка у ворот. Дом был настолько шикарным, что у него не было номера, только название.
Когда я поднялась по эксклюзивной извилистой дороге на вершину холма к Клифф Поинту, самому большому дому, разница между моей семьей и той, что жила в особняке, поразила меня.
У них было все.
У моей мамы, брата и меня не было ничего. Никогда еще контраст не был таким разительным.
Особняк был полностью белым, произведение искусства из башен и огромных окон. Он находился за высокими металлическими воротами, к которым моя мама не осмелилась подойти. Мы вошли через боковые ворота, которые привели нас на заднюю часть обширного участка. Практический весь задний двор занимал огромный панорамный бассейн, а внизу простиралось побережье Мэна, уходящее к горизонту.
Когда мама позвонила в неприметный звонок на боковой двери, хруст шин по гравию заставил меня выглянуть из-за стены в сторону главного входа в дом. Подъехала машина. Она была белой, такой же, как дом, и большой. С водительской стороны вышел мужчина и побежал открывать заднюю дверь. Из машины вышла стройная блондинка, перекинула волосы через плечо и, не поблагодарив водителя, зашагала прочь.
Другая задняя дверь открылась уже без помощи, и оттуда вышел мальчик. На вид он был примерно моего возраста, хотя и высокий. Я была самой высокой в своем классе, и большинство мальчиков, которых я знала, только догоняли меня по росту. Но этот уже был выше меня. Он захлопнул дверцу машины так сильно, что я подпрыгнула от звука.
— Не указывай мне, что делать, Колетт! — крикнул он женщине, обогнувшей машину, которая удалялась на своих высоких каблуках с ужасающей скоростью.
— Ева, mi vida1, пойдем. — Мама обхватила меня за плечи и мягко повела к открытой боковой двери.
Я еще секунду наблюдала за мальчиком. Он был долговязым, со слишком длинными лохматыми черными волосами и темными бровями. У него были заостренные локти, а ключицы просматривались даже сквозь хоккейный свитер. Ступни выглядели огромными, как и уши, словно остальное его тело еще не доросло до них. И все же каким-то образом он казался привлекательным. Все дело было в его глазах, темных и полных эмоций. Казалось, они горят.
Женщина подошла к нему и крепко схватила за руку. Я почувствовала резкий контраст между нежным прикосновением моей мамы и тем, как эта когтистая рука впилась в длинную, худую руку мальчика.
Его глаза встретились с моими, как раз перед тем, как я исчезла за дверью.
Эти глаза испепеляли все на своем пути.
Они обожгли и меня.
Внутри дом был так же прекрасен, как и снаружи. Очевидно, семья, которая жила здесь, любила белый цвет, потому что отсутствие остальных цветов ослепляло.
Белые мраморные полы и стены. Белое постельное белье и шторы. Белые цветы в больших хрустальных вазах.
Я ходила за мамой из комнаты в комнату. Экономке, миссис Линтон, не понравилась идея, чтобы я убиралась. По ее мнению, тринадцатилетний подросток не мог соответствовать ее строгим стандартам. Через некоторое время я достала из рюкзака свою любимую мангу и пошла искать тихое место, чтобы не путаться под ногами. Были летние каникулы, и мой брат Ашер находился в хоккейном лагере, который мама едва могла себе позволить. В этом году она работала сверхурочно, чтобы иметь возможность отправить его.
Обычно она разрешала мне зависать дома летом вместе с Ашером. Но поскольку в этом году я осталась одна, то была вынуждена ходить с ней на работу. Это означало много долгих, жарких дней, проведенных с мамой в чужих домах, но я не возражала. Ашеру нужно было постоянно совершенствовать свои хоккейные навыки, чтобы попасть в команду Хэйд Харбор Хай, лучшей государственной школы в радиусе ста миль, из которой был прямой путь в Университет Хэйд-Харбор, известный тем, что снабжал игроками НХЛ. У него была мечта и талант для ее воплощения. Я была готова на все, чтобы увидеть, как он ее осуществит. Ашер был моим близнецом, и его мечты были моими мечтами.
Вскоре я смогу работать летом и зарабатывать собственные деньги; я с нетерпением ждала этого.
Деньги означали жизнь в таком доме, как этот, и отсутствие забот. Чем скорее мне удастся устроиться на работу, тем лучше. Тогда я смогу помочь своей маме выйти на пенсию и бросить изнурительную работу, которая состарила ее раньше времени.
Я нашла тихое местечко рядом с комнатой, похожей на библиотеку или какой-то кабинет. Села на скамью в коридоре и стала любоваться видом на побережье и неровную, извилистую дорогу, которая вела непосредственно к Хэйд-Харбору. Находясь здесь наверху, в окружении всего белого, я гадала, чувствовал ли себя мальчик, живущий здесь, богом, когда смотрел сверху на простых смертных, живущих своей обычной жизнью в городе внизу. Если бы я жила в этом доме, я бы никогда больше ни о чем не беспокоилась. И уж точно никогда бы ни в чем не нуждалась.
Я как раз искала нужную страницу, когда неподалеку хлопнула дверь, и я резко вскочила на ноги. Это был не просто небрежный хлопок; это был сердитый звук. По коридору разнеслось гулкое эхо шагов. Кто-то шел сюда.
Я не знала, почему почувствовала необходимость спрятаться. Может быть, это была ярость, скрывавшаяся за этими шагами. Что-то шепнуло мне, что меня не должны обнаружить, снующей в личных владениях семьи. Я тут же пожалела, что не осталась с мамой.
Это было все, о чем я успела подумать. Я заметила кресло, расположенное в свободном углу, и нырнула за него как раз в тот момент, когда в поле зрения появился мальчик.
Он был еще более разъярен, чем раньше. Его загорелые щеки покраснели, темные глаза по-прежнему метали молнии. Звук каблуков, стучащих по мрамору преследовал его.
— Не уходи от меня, Бек.
— Не называй меня Беком, Колетт! Для тебя я Беккет, — огрызнулся мальчик. Беккет.
Ее пальцы с длинными ногтями, выкрашенными в красный, вцепились в его плечо, и он остановился, дернувшись от ее прикосновения, как от ожога.
— Я буду называть тебя как захочу, мелкий поганец. Не смей уходить от меня, когда я с тобой разговариваю, и не называй меня Колетт. С этого момента зови меня мамой.
— Ты не моя мама и никогда ею не будешь. Ты просто папина шлюха…
Беккет не успел договорить, как рука женщины взметнулась в воздух. Пощечина была такой громкой, что у меня перехватило дыхание. Щека Беккета стала ярче алого лака на ногтях Колетт.
Мальчик с видимым трудом старался сохранять спокойствие, на его квадратной челюсти подергивался мускул. Его руки сжались в кулаки по бокам.
— Я скорее умру, чем назову тебя мамой.
— Ну, тогда почему бы тебе просто не последовать примеру своей мамы и не сделать это, избавив меня от необходимости присматривать за тобой? — Колетт ткнула в него пальцем, победоносная улыбка тронула ее губы, когда удар достиг цели.
Я подавила вздох от жестокости ее слов.
Беккет просто уставился на нее, в его глазах была жажда убийства.
— Беккет! Что здесь происходит? — громкий голос прервал напряженную сцену.
По изогнутой лестнице над нами спускался мужчина. У меня сводило колени от холодного жесткого пола за креслом, но я не могла встать. Не тогда, когда только что стала свидетельницей чего-то настолько личного.
— Ничего… — Колетт едва успела вымолвить слово, как вмешался Беккет:
— Она сказала мне называть ее мамой.
Мужчина вышел вперед, и теперь я могла хорошо его разглядеть. Он был одет в костюм и излучал богатство. У него были такие же темные волосы и глаза, как у мальчика. Отец. Сорен Андерсон. Все в Хэйд-Харборе слышали о нем. Он был признанным миллиардером и одним из самых влиятельных людей в городе.
Он остановился прямо перед креслом.
— Что ж, возможно, это хорошая идея.
— Папа!
— Хватит, Беккет. Я не хочу слышать твои жалобы. Тебе нужно перестать жить прошлым и отпустить ее. Твоей матери больше нет…
— Прекрати! — закричал Беккет и зажал уши руками.
— Она умерла, и нам обоим пора двигаться дальше.
— Почему ты должен двигаться дальше с ней? — Беккет выплюнул последнее слово, устремив злобный взгляд на Колетт.
— Потому что Колетт понимает меня и все, через что я прошел. С меня хватит этих разговоров. Еще раз поссоришься с мачехой, и больше никакого хоккея. Забудь о том, чтобы пробоваться в команду Геллионов, если не можешь ужиться со своей оставшейся семьей.
Колетт скрестила руки на груди, а на ее миловидном лице появилось довольное выражение. Она действительно была очень красива и казалась намного, намного моложе Сорена.
Беккет уставился на своего отца. Его ненависть и обида, ярость и грубая, неподдельная боль были осязаемы и сгущали воздух в коридоре. Я гадала, как он выдерживает такой сильный натиск эмоций.
Наконец он нарушил молчание.
— Я не забуду ее. Мне все равно, чего ты хочешь. Я никогда не забуду ее и не заменю этой женщиной, на которой ты женился.
Его отец немного помолчал, а затем заговорил с вкрадчивой твердостью.
— Я не собираюсь всю жизнь любить призрака, Беккет. Она ушла. Жизнь — для живых. А теперь веди себя прилично. Я не хочу слышать, как ты ссоришься со своей новой мамой. Сделай это снова и рискнешь остаться без своего драгоценного хоккея.
Сорен повернулся к молодой жене и улыбнулся, погладив ее по щеке.
— Ты в порядке, милая?
— Теперь, когда ты здесь, да. Уверена, Бек быстро привыкнет ко мне. — Она обаятельно улыбнулась Сорену.
Они не заметили, как руки Беккета сжались в побелевшие кулаки, когда она произнесла это прозвище. Сорен и Колетт отошли от Беккета, не удостоив его взглядом, оставив его одного посреди коридора, в бурлящем водовороте эмоций. Я задавалась вопросом, как долго он планирует стоять там, не давая мне сбежать, как вдруг он поднял руку и яростно вытер глаза.
Он плакал. Рыдания сотрясали его костлявые плечи. Вся его прежняя бравада и сила рассыпались в прах, теперь, когда он остался один. Я отвела глаза, понимая, что вторглась в очень личный момент. К сожалению, у кресла, за которым я пряталась, были другие идеи. Я попыталась сдвинуть затекшие ноги, и чертово кресло заскрипело по полу. Звук был тихим, но, учитывая обстоятельства, прозвучал оглушительно.
Стоит ли мне спрятаться получше? Но куда мне пойти? Прежде чем я успела принять решение, в поле моего зрения появились кроссовки.
Беккет стоял прямо передо мной.
— Кто ты? — сердито спросил он.
Я медленно подняла голову. Его лицо было искажено гневными красными пятнами на щеках. Глаза метали молнии и пришлось приложить все усилия, чтобы выдержать его взгляд. Он был красивее, чем я думала раньше. Его лицо состояло из множества несовпадающих частей, совершенно не подходящих друг к другу, но однажды это изменится. Адамово яблоко подрагивало на тощем горле, пока он проглатывал последние слезы. Следы соли прожгли дорожки на его покрасневших щеках, — явное свидетельство того, что он плакал.
— Я… я здесь со своей мамой, — сказала я.
— И почему ты шныряешь повсюду? Надеешься увидеть то, чего не должна? Ищешь горячие сплетни об Андерсонах? Или, может, пытаешься что-то украсть?
— Что?! Нет, конечно, нет!
— Или твоя мама — одна из шлюх Сорена? Разве она не получила уведомление о том, что он надел кольцо на «вкус недели»? Он, вероятно, перестанет спать с кем попало на пару месяцев или около того. Твоей маме стоит вернуться позже. В любом случае, мой отец, должно быть, действительно отчаялся, если приводит домой шлюх с детьми.
Я вскочила на ноги прежде, чем смогла остановить себя.
— Эй, не называй так мою маму, идиот!
Он схватил меня за руку, когда я толкнула его в грудь.
— Как ты меня назвала? — Его глаза впились в мои.
— Идиот. Моя мама — уборщица, а не одна из подружек твоего отца или как там их.
Он дернулся, как будто я дала ему пощечину.
— Уборщица?
Я кивнула. Между нами повисла тишина, и мой взгляд переместился на его щеку. Когда он слишком долго молчал, моё любопытство взяло верх.
— Этот мужчина — твой отец? — почти прошептала я.
— Очевидно.
— Что случилось с твоей мамой? — услышала я свой вопрос. Почему я это спросила? Что со мной было не так? У меня никогда не было особого фильтра между мыслями и моим ртом, а тайну случившегося с его биологической мамой было трудно игнорировать.
Озадаченное выражение лица Беккета посуровело, и он нахмурился, глядя на меня.
— А что?
Я пожала плечами.
— Просто интересно. Ты в порядке? — добавила я.
Это была ошибка, я сразу же это поняла. Мальчик напрягся и отступил от меня. Был момент, когда я увидела его боль. Что-то ужасное и печальное случилось с его матерью. Это было источником его ярости; я поняла это по доле секунды уязвимости на его лице. Затем гневная маска встала на место.
Он окинул меня взглядом с ног до головы, усмешка исказила его черты.
— Ты спрашиваешь, в порядке ли я? Дочь уборщицы?
От его холодного смеха у меня по спине пробежал холодок.
— Ты была бы менее жалкой, если бы была дочерью одной из шлюх моего отца. По крайней мере, твоя мать получала бы хорошие деньги. — Он поднял с пола мой комикс. — Вместо этого ты не только отброс, но и нищий отброс.
Он вырвал иллюстрированную страницу, прежде чем я успела его остановить. Я боролась за свою мангу, но к тому времени, как мне удалось выхватить ее из его цепких рук, она была полностью порвана. Он бросил разорванные листы на пол.
— Приберись, Золушка, или пусть это сделает твоя мама. Мне все равно, — сказал он, в его голосе прозвучала скучающая злоба, затем повернулся на пятках и зашагал прочь.
Гнев подступил к горлу, на мгновение лишив меня дара речи. В голове пронеслись последние несколько секунд. Этот хулиган думал, что может вот так просто унижать меня? Ну уж нет.
— Мне жаль, что твой отец так сильно ненавидит тебя… Держись, крутой парень. Однажды все наладится! — окликнула я его, мой голос сочился слащавой фальшивой заботой. Я никогда не умела молча сносить обиду.
Он остановился как вкопанный посреди мраморного коридора, его руки снова сжались. В яблочко. Я задела его за живое, и он заслужил это за то, что порвал мою мангу. Я вздернула подбородок и приготовилась встретить его жестокость лицом к лицу, когда до нас донесся голос.
— Господин Беккет? Вы уже вернулись из школы? Я не знала, прошу прощения. — Миссис Линтон пронеслась мимо меня и остановилась возле взбешенного мальчика.
Он смотрел прямо на меня, даже не удостоив взглядом заискивающую экономку.
Я повернулась и подобрала свою порванную книгу, запихивая обрывки в рюкзак.
— Я пойду помогу маме, — пробормотала я, избегая сердитого взгляда мальчика и неодобрения миссис Линтон.
Как она его назвала? Господин Беккет. Пристрелите меня немедленно, что за богатый болван.
— Как тебя зовут? — потребовал Беккет и протянул руку, чтобы схватить меня, когда я попыталась проскользнуть мимо него.
Я остановилась, пытаясь вырвать свое запястье из его крепкой хватки.
— А что?
— Не задавай вопросов, девочка. Что бы сказала твоя мать о твоих манерах? — упрекнула миссис Линтон. — Назови нам свое имя, или вы оба можете отправляться домой прямо сейчас.
Я проглотила свой отказ. Какая разница, знал ли он мое имя? Похоже, я могла стоить маме работы. Чувство вины обволокло мой язык, и я подняла глаза на хулигана.
— Ева. Ева Мартино.
— Ева, — повторил он. — Ева Мартино. — Звучало так, будто он запоминал наизусть.
Мне ни капельки не понравился расчетливый блеск в его глазах. Он наклонился и удержал меня на месте, чтобы тихо прошептать:
— Ты — труп, Ева Мартино.
— Мне… мне нужно идти, — пробормотала я, вырываясь из его хватки и спеша в сторону комнаты, где я в последний раз видела маму.
На этот раз он отпустил меня.