Темные удовольствия

19. Беккет

Тренировка была беспощадной. Избавление от зависимости поставило меня в странное положение, когда вещи, которые раньше были привычными, стали восприниматься как нечто новое. Мы выполнили упражнения по владению клюшкой и броски по воротам, а затем истощили себя игрой. Мы тренировались до изнеможения. Я наслаждался этим больше, чем следовало. В боли было что-то освобождающее. Я приветствовал ее так же, как и все другие свои саморазрушительные наклонности.

Я становился сильнее и здоровее. Я чувствовал, как мое тело возвращается к жизни, а мышцы набирают полную силу. Теперь я понимал, что приносил себе вред, и это чуть не стоило мне всего, к чему я стремился: выхода из тени моего отца и вступления в НХЛ. Впервые с лета, когда моя жизнь круто изменилась, я не скучал по возможности принять таблетку и на несколько часов отключиться от мира.

У меня появилась новая зависимость, которая заполняла эту пустоту, и она начала проникать в каждую клетку моего мозга.

Я не хотел возвращаться в комнату после тренировки. Мне нужно было немного времени. Прошлая ночь была еще одним моим первым разом. Сон рядом с кем-то. После сна о моей матери и ужасного чувства одиночества и потери, успокаивающее присутствие Евы что-то сделало со мной. Заполнило пустоту. Закрыло трещину. Она провела руками по моим волосам, крепко обняла меня, и я перестал быть одиноким, хотя бы на одну ночь. Я просто был собой. Мы сместились ночью и, когда я проснулся, то увидел, что она раскинулась на мне, вокруг меня витал её запах, а мягкая кожа прижималась к моей.

Это было самое спокойное утро в моей жизни.

Я не знал, что, черт возьми, с этим делать, поэтому избегал ее, как слабак.

После тренировки я направился в спортзал. Мне нравилось поднимать тяжести. А еще мне нравились уединение и тишина спортзала в выходные дни, когда все остальные были заняты делами поважнее.

Мои ребра болели от ударов, которые я получил во время тренировки на льду. Я был слаб. Лето сделало меня таким. Нет, не только лето. Годами я предавался химическому спокойствию и позволял слабости проникать в мое тело. Я был трусом, но поздно осознал это. Я прятался, и теперь эта трата времени могла сыграть со мною злую шутку, когда дойдет до серьезных игр. Мне нужно было восстановить силы, а сделать это можно было только через пот и усилия.

Позже я планировал вознаградить себя за тяжелый труд поездкой в центр города, чтобы найти желающих присоединиться к одной-двум гонкам. Я никогда так долго не обходился без острых ощущений от гонок на скромном участке Сэмми.

— Снова ты. — Я встретил Кейдена на выходе из раздевалки.

— Мне показалось, что тренер сегодня был достаточно жесток с нами, чтобы удовлетворить даже тебя, — заметил я. Никто не был таким выносливым, как Кейден.

— И тем не менее ты тоже здесь, — сказал он. — Я просто хотел успеть всё сделать перед вечеринкой.

Мы вышли на улицу в прохладный ночной воздух.

— Что за вечеринка?

— Какое-то посвящение для первокурсников в братстве.

— Это совсем не похоже на тебя, мужик.

Кейден безрадостно кивнул.

— Куда Веснушка, туда и я.

— Понял. Дай угадаю — Ева уговорила Лили пойти на какую-то дрянную вечеринку, и теперь ты тоже должен. Какое братство?

— Кажется, дом Омега Пси Зета. Я скоро поеду туда. Ева прошла первый тур отбора в группу поддержки, так что они празднуют.

Вот как? Ева думала, что я позволю ей попасть в команду и рискну тем, что она заведет себе дебила-бойфренда? Это был худший кошмар Ашера. Она понятия не имела, что футболисты говорят о чирлидершах. С Евой этого не случится. Я не допущу.

Глупая Золушка. Еще не время идти на бал. Все мысли о гонках испарились без следа.

Я последовал за Кейденом вниз по лестнице, ведущей из спортзала.

— Правда? Я пойду с тобой. Почему бы и не сходить разок на вечеринку братства, верно?

Я взял за правило никогда не зависать в студенческом городке. Меня совершенно не интересовали девушки из сестринства или вечеринки братства. Честно говоря, я мог бы легко пройти через весь свой студенческий опыт, не побывав ни на одной вечеринке. Я не знал, что подумал Кейден о моем внезапном желании пойти с ним. Он поднял на меня бровь, что говорило о многом, хотя парень не сказал ни слова.

Я отвез нас туда и припарковал свой Мазерати у дома, привлекая внимание толпы. Это была одна из четырех машин, которые я держал на территории кампуса. В отличие от остальных студентов, у меня был специальный пропуск, позволяющий ввозить внутрь столько машин, сколько я захочу.

Дом был битком набит потными, угрюмыми парнями, которые были настолько пьяны, что не могли стоять прямо. Благодаря крупному телосложению, я без проблем протиснулся сквозь толпу и осмотрелся по сторонам, но не обнаружил никаких следов Евы.

Кейден заметил Лили и пробился к ней, разбрасывая пьяные тела на своем пути. Они слились в невыносимо долгом поцелуе, прежде чем посмотреть на меня.

— Где твоя подруга? — Обратился я к Лили, перекрикивая ужасную музыку.

Лили пожала плечами.

— Не могу найти ее. Я тоже только что приехала.

Я просканировал нижний этаж и даже обошел его по кругу. Темная, клокочущая ярость бурлила у меня внутри. Где она, черт возьми? Морочить Еве голову было моим новым хобби — моим, и лучше бы никому не вставать у меня на пути.

Я бросил взгляд на лестницу. Лучше бы ей не находиться с кем-то в спальне. Если я найду ее там, один из этих уродов из братства сегодня умрет.

Я поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, и начал открывать все двери подряд. Пары разной степени обнаженности отскакивали друг от друга при виде меня.

Открыв дверь в последнюю спальню, я осмотрел помещение и сразу же узнал рюкзак Евы, лежащий на кровати. Ему было по меньшей мере пять лет, и его фасон, который когда-то был популярен, уже давно вышел из моды.

Светловолосый футболист сидел на кровати, клацая в телефоне, с пивом в руке. Я узнал его по последней игре. День этого ублюдка вот-вот станет очень плохим. Из прилегающей ванной донесся звук сильной рвоты.

— Эй, чувак, эта комната занята, — сказал урод, наконец отрывая взгляд от телефона. Его глаза загорелись узнаванием. — Ты Беккет Андерсон, да?

Я полностью вошел в комнату и закрыл за собой дверь, заперев ее одним движением руки.

— А ты?

— Уорнер Джеймс. Я в футбольной команде.

— Кто в ванной, Уорнер? — спокойно спросил я.

— Какая-то девчонка, соседка моей кузины. Ева или как-то так. Но не теряй время, братан, я ее застолбил.

Я постучал пальцем по подбородку.

— Хм, правда. И что значит «застолбил»?

Уорнер ухмыльнулся.

— Это значит, что если ты хочешь ее, тебе придется подождать своей очереди.

— Понимаю. А что, если я не хочу ждать своей очереди?

Улыбка Уорнера померкла.

— Очень плохо.

Я хмыкнул и покачал головой.

— Я не думаю, что это плохо для меня… я думаю, это плохо для тебя.

Было видно, как Уорнер пытался понять, к чему, черт возьми, я веду.

— Ты ее знаешь или что-то в этом роде?

— И то, и другое.

В моем ответе было достаточно угрозы, чтобы Уорнер начал отступать.

— Ничего не было. Я ничего не делал. Она слишком не в себе. Это не мой стиль.

Я улыбнулся ему, уже чувствуя в воздухе вкус крови. Разбить кулаком нос какому-то ублюдку казалось мне увлекательной идеей прямо сейчас.

— Не было? Но я думал, ты ее застолбил.

Уорнер пожал плечами.

— Я просто пошутил. А тебе-то что с того? Ты ее парень? Я ничего не слышал о том, что у самого влиятельного парня в кампусе есть девушка, тем более такая, как она.

Я ухмыльнулся и, оттолкнувшись от двери, подошел к нему в два больших шага. Уорнер вскочил на ноги, поравнявшись со мной.

— Поясни, что значит «такая, как она», — пробормотал я низким и смертоносным тоном.

Уорнер молчал.

— Продолжай, мистер Болтун. Расскажи мне, если, блядь, осмелишься.

На челюсти тупого спортсмена дрогнул мускул, и он снова пожал плечами, но уже без прежней уверенности.

— Не знаю — бедная стипендиатка, как моя кузина. Я не имел в виду ничего плохого, это просто факт.

Я не стал раздумывать, просто среагировал. Кулак с треском столкнулся с носом Уорнера, и кровь брызнула на мою руку, когда я ударил его. Он попытался увернуться, но был недостаточно быстр. Я привык бить людей, жестокость была частью моей натуры. У него не было ни единого шанса.

Я использовал его футболку, чтобы удержать его на месте, пока наносил удары. Он упал на колени, и я пнул его в бок. Я не знал, что именно вывело меня из себя. То, что он назвал ее бедной, привел ее сюда, когда она была слишком пьяна, чтобы стоять, или, может быть, это просто была реакция на то, что он встал у меня на пути. Как бы то ни было, мой гнев был раскаленным добела.

Громкий удар и звук бьющегося стекла в ванной прорвались сквозь красную дымку, застилавшую мне глаза.

— Ей лучше подтвердить, что ничего не было, или, клянусь, фрагменты твоих костей придется вычищать годами с футбольного поля.

Уорнер усмехнулся, но это было фальшиво. Он был напуган. Хорошо, ему следовало бояться.

Я ухмыльнулся, изобразив свою самую испорченную улыбку богатого мудака.

— И не забывай, этот влиятельный миллиардер может сделать с тобой и всей твоей семьей все, что захочет.

Я наклонился, и Уорнер заметно напрягся.

— Для меня ты так же беден, как Ева. Все в этом кампусе такие. У тебя недостаточно денег, чтобы спастись от меня, и если ты что-то сделал с ней — никто тебе не поможет.

Я резко оттолкнул его, и он со стоном упал на кровать.

— Убирайся нахуй отсюда, пока я не решил выбросить тебя в окно, — бросил я ему, прежде чем направиться к закрытой двери ванной. По дороге мне кое-что пришло в голову. Способ убить двух зайцев одним выстрелом. — И еще, эта девушка не станет чирлидершей. Никогда. Ты понял? Ева не свежее мясо для команды. Она вне игры. Убедись в этом.

Он скорчился, все еще держась за живот. На его окровавленном лице отразилось замешательство. Господи, какой же он тупой. Я сделал шаг к нему, и парень вздрогнул.

— Я понял. Она вне игры.

— А теперь вали нахрен с глаз моих, — пробормотал я, пытаясь открыть дверь в ванную.

Она была заперта. Я громко постучал.

— Ева, открой дверь.

Мой приказ был встречен молчанием.

— Ева, открывай сейчас же, или я сломаю эту чертову штуку.

Снова тишина. Меня охватило беспокойство. Что, если она что-то разбила и поранилась, или в эту самую секунду захлебывается собственной рвотой? Тогда она умрет, совсем как моя мама, и я снова останусь один. Навсегда.

Не раздумывая больше, я отступил назад и ударил ногой в дверь. Замок легко поддался, и дверь распахнулась.

Ева скорчилась на полу рядом с унитазом. В руке она сжимала разбитый стакан с водой. Кафель был усеян красными каплями, а пара кровавых отпечатков ладоней украшала ее обтягивающее белое платье. Ее бронзовая кожа сияла в тусклом свете — потрясающее сочетание со светлым платьем.

Она поранила себя. Ярость, подобной которой я никогда не испытывал, затопила меня.

Первым делом я потянулся за стаканом, освобождая ее пальцы от осколка. У нее было несколько глубоких порезов.

Я опоздал. Я должен был прийти сюда раньше. Пока я вел себя как гребаный трус, откладывая поездку домой и встречу с Евой после ее утешения прошлой ночью, она напивалась или, может быть, даже ее накачивали наркотиками.

Я схватил чистое на вид полотенце и обернул вокруг ее руки.

— Ашер? — Пробормотала Ева, когда я дотронулся до нее.

Когда я не ответил, она попробовала снова.

— Лил?

— Попробуй еще раз, Золушка, — пробормотал я, вытирая её лицо и откидывая волосы назад.

Ее веки дрогнули, и она тихо застонала.

— Нет, только не ты.

Осторожно я поднял ее на руки. Она ни за что бы не вышла отсюда без помощи. Что-то сжалось глубоко в моей груди, когда она оказалась в моих объятьях.

— Я, — подтвердил я, к ее разочарованию. Меня это не слишком беспокоило. Я привык быть разочарованием для людей в своей жизни.

Я перешагнул через разбитое стекло и вернулся в спальню. Уорнер, игрок с желанием умереть, ушел. Я на секунду опустил Еву на кровать и потянулся за одеялом, чтобы укутать ее. Эта чертова пародия на платье едва прикрывала ее соблазнительные формы. Я ни за что не стал бы нести ее в таком виде через дом, полный громких засранцев из братства.

Укутав Еву, я снова поднял ее и направился вниз. Снаружи вокруг Мазерати все еще толпились студенты.

— Двигайтесь, — рявкнул я и осторожно опустил ее на пассажирское сиденье.

Когда я внес Еву внутрь, в квартире номер семь стояла тишина. Я был рад, что парней не было дома, поскольку не хотел, чтобы кто-то еще видел ее в таком состоянии.

Я усадил ее на диван и стянул с нее кроссовки. Кроссовки с таким платьем. Подобное сочетание должно было выглядеть нелепо, но ей почему-то шло. Она плюхнулась на подушки, как только я отпустил ее.

— Дай мне руку, Ева, — приказал я ей, раздраженный тем, как она вертится.

Она оттолкнула мои пальцы, когда я попытался усадить ее. Во мне вскипело недовольство из-за того, до какого состояния она себя довела. У нее явно не было ни малейшего намерения следовать правилам, которые я установил. В конце концов, она не боялась меня. Я полагал, что это из-за той ночи в аптеке, а может, просто из-за того, что она всегда видела меня таким, какой я есть, несмотря на все мое притворство. Она видела меня и не боялась. Я не знал, как к этому относиться.

Я осмотрел ее на предмет других порезов. Она выглядела чертовски сексуально, неприлично раскинувшись поперек кровати.

Я присел и проверил ее лицо — от высоких скул до пухлых губ. Ева была такой красивой и такой невероятно хрупкой. Тот поганый футболист мог сделать с ней что угодно, и она бы не смогла его остановить. Эта мысль привела меня в ярость. На мгновение в моем мозгу произошло короткое замыкание. Это было слишком близко ко всем вещам, о которых я не позволял себе думать.

Я нашел аптечку в ванной, уверенный, что смогу позаботиться о ее руке. Я много раз латал себе мелкие порезы после игр.

Опустившись перед ней на колени, я осторожно подтолкнул ее, вынуждая откинуться на диван. Она охотно подчинилась, но, когда я коснулся ее ладони, вздрогнула и отстранилась.

— Дай мне свою руку, — приказал я, притягивая ее обратно, прежде чем она успела запротестовать.

Ева прикусила губу, пискнув от боли, когда я начал очищать порезы от стекла на ее ладони.

— Понежнее, — попросила она.

Я вдавил ватный диск с дезинфицирующим средством в порез.

— Не в моем стиле.

Отложив окровавленный ватный диск, я потянулся за антисептической мазью, после чего втер ее в кожу. Ева зашипела и попыталась отдернуть руку.

— Сиди смирно, или я заставлю тебя. — Мой голос был похож на глубокое рычание.

Она усмехнулась, но перестала дергаться.

— И каков был план на сегодняшний вечер?

— Вычеркнуть один номер из карточки бинго. Предполагалось, что будет весело. Тебе этого не понять, — невнятно пробормотала она.

Карточки бинго? О чем она, черт возьми?

— Что ж, завтрашнее похмелье будет очень веселым.

Она посмотрела на меня затуманенными глазами.

— У меня не будет похмелья. От трех коктейлей похмелья не бывает.

— Это из-за трех коктейлей? Я так не думаю.

Не может быть. Конечно, Ева не была большой любительницей алкоголя, но она была молода, с крепкой печенью, и ее уже вырвало. Ей должно было полегчать, но вместо этого она держалась за диван, как за лодку в штормовом море.

— Кто-нибудь еще угощал тебя выпивкой? Как насчет того парня, с которым ты была?

— Я не была ни с каким парнем.

— Блондин.

— Он просто показал мне, где блевать. — Внезапно она хихикнула. — Не ревнуй, Бек. Ты все еще заноза номер один в моей заднице. Ты ненавидишь, когда я называю тебя Беком?

Я покачал головой, не задумываясь.

— Но ты же ненавидишь это прозвище, — заметила она.

Я снова покачал головой.

— Я не ненавижу его. Мне оно нравится, я просто не люблю, когда его использует неправильный человек.

— А я правильный человек? — Спросила она с пьяной прямотой.

Да.

— Я не против, чтобы ты его использовала, — ограничился я словами. Сегодня вечером, пока Ева была без фильтров, необузданная и чертовски красивая, не время было рассказывать о том, что стычки с ней стали лучшей частью моего дня.

Я закончил перевязывать ей порезы и разгладил бинт. Когда я поднял глаза, она наблюдала за мной.

— Тебе не провести меня, — прошептала она.

Я ждал, что она продолжит.

— Ты заботишься обо мне, спасаешь меня… тебе не провести меня. — Ее голос звучал неуверенно.

— Ты спрашиваешь или утверждаешь? — Поинтересовался я.

Она ткнула пальцем мне в лицо.

— Ты ненавидишь меня. Тебе не нравится, что я здесь. Ты хотел бы больше никогда меня не видеть. Ты винишь меня.

Она что-то бессвязно бормотала. Я знал, что завтра она мало что вспомнит, поэтому воспользовался возможностью быть честным, хоть раз в жизни.

— Я не ненавижу тебя, Ева, — пробормотал я. — Даже не пытаюсь.

Казалось, она не слышала меня.

— То, что ты подлатал меня, не означает, что ты хороший парень…

— Я никогда не говорил этого, Золушка. Я знаю, кто я. Плохой парень до мозга костей. Сломленный.

— Я знаю. Хорошие парни не целуются так, как ты.

Возле ее брови свисал локон, отвлекая мое внимание. Я откинул его назад.

— У тебя большой опыт в поцелуях с хорошими парнями?

Она покачала головой.

— Я целовалась только с плохими парнями.

Хотя я точно знал, что до меня Ева была девственницей, я предполагал, что она также никогда не целовалась. Так казалось во время налета в аптеке той ночью. Но, возможно, на самом деле она целовалась со случайными парнями то тут, то там. Эта мысль иррационально разозлила меня.

— Назови мне их имена.

Собственническое рычание едва успело сорваться с меня, когда она наклонилась и прижалась своим ртом к моему. Ее губы двигались неумело. Ее техника была небрежной и неуверенной. Ее слюна все еще имела привкус рвоты, и всё же мое тело отреагировало. Я взял под контроль беспорядочный поцелуй, замедляя его, плавно соединяя наши рты и поглаживая своим языком ее.

Она вцепилась в мою футболку и притянула меня к себе. Я прижал ее к дивану, мой рот целеустремленно двигался по ее губам.

Черт. Поцелуй с Евой всегда был кульминацией моей гребаной недели.

Она извивалась подо мной. Моя грудь наполовину закрывала ее, и она упиралась в меня своими сиськами. Ее рука схватила мою и опустила ее вниз по своему телу и между ног. Лишь небольшой клочок кружева отделял ее горячую киску от моей руки.

Пока нет, Золушка, пока нет, но скоро. Я хотел, чтобы Ева мучительно осознавала реальность, когда будет умолять меня трахнуть ее снова.

Я с усилием отдернул руку от ее киски и вместо этого запустил ее в волосы. Она застонала мне в рот, когда я схватил ее за косу и откинул голову назад, чтобы поглощать ее еще более тщательно. Я терся бедрами о край дивана. То, что Ева взяла инициативу в свои руки принесло мне колоссальное удовольствие. Я и не подозревал, что так отчаянно нуждаюсь в первом шаге от неё, пока это не случилось.

Но… она была не в себе, и мы должны были остановиться. Мне нравилось видеть капитуляцию в ее глазах, когда ее похоть побеждала здравый смысл и неприязнь ко мне. Мне нравилось видеть, как она умоляет, понимая, что проиграла битву со мной.

Со стоном я оторвал свои губы от нее и переместился к уху, облизывая нежную раковину, пока она не задрожала.

— Для чего это было? — спросил я хриплым голосом.

— Ты единственный мужчина, который когда-либо целовал меня… и ты хорош в этом. Я же говорила, что целовалась только с плохими парнями.

Эти слова вызвали во мне приступ собственнического удовлетворения. Единственный мужчина? Черт возьми, да. Мне понравилась эта мысль. Очень понравилась.

— Я так устала. Это нормально — так уставать после трех коктейлей?

Нет, но это из-за рогипнола.

— А теперь спи, Иви. Утром ты будешь чувствовать себя отвратительно, и ты заслужила это за то, что нарушила мои правила.

— Ты и твои правила, — пробормотала она, ее губы изогнулись в улыбке, прежде чем она отрубилась. Ее лицо разгладилось, а глаза закрылись.

Наконец-то я мог смотреть на нее сколько угодно.

Я убрал со стола использованные медицинские принадлежности и вымыл руки в ванной.

Она все еще спала, когда я вернулся и поднял ее на руки. Ночью в гостиной было холодно, а она была полуголой. Я отнес ее в нашу комнату, и пока я шел, она зарылась в мою грудь, ища утешения. Это движение заставило мое сердце странно забиться, как будто оно давно забыло, как это делается, и только что вспомнило.

Откинув одеяло, чтобы положить Еву на простыни, я уложил ее на кровать, а затем надолго застыл над ней.

Ева действительно была здесь, вся моя, скрытая темнотой. Я не мог оставить ее спать в этой одежде, не так ли? Она была перепачкана кровью и блевотиной. Было неправильно бросать Еву так. Ее платье блестело в тусклом свете, и я хотел, чтобы оно исчезло. Мои руки потянулись к подолу, прежде чем я смог остановиться. Я все еще был чертовски тверд после нашего поцелуя, и похоть затуманила мои мысли.

Я задрал его до талии, и моему взору предстали ее трусики. Неоново-розовое кружево. Я стоял и смотрел на них целую минуту. Я ожидал чего-то более спортивного и практичного, вроде ее обычных маленьких трусов-шортиков. Ева была полна сюрпризов. Она повернулась, выгнув спину, пытаясь устроиться поудобнее.

Платье было очень тесным, и стянуть его с головы казалось невозможным. В ее тумбочке лежали маникюрные ножницы. Я запомнил это после тщательного обыска, который провел, когда она только переехала и сразу же пошатнула мою решимость держаться от нее подальше. Я взял в руки маленькие золотые ножницы. Это платье не годилось для выхода на публику. Во всяком случае, не для Евы. Она надевала его в последний раз.

Я поднес ножницы к подолу и без малейших угрызений совести разрезал эластичный материал. Он разъехался в стороны, открывая небесно-оливковую кожу. Я разорвал декольте и платье полностью распахнулось.

Твою ж мать.

На ней не было лифчика. Знал ли Ашер, что его сестра бегает по студенческим вечеринкам без лифчика? Мне казалось, это должно быть незаконно или что-то в этом роде.

Ее сиськи уставились на меня, идеально созревшие и округлые. Я не мог отвести взгляд от розовых сосков. Она повернулась на бок, закинув руку на грудь, ища утешения во сне. Мой член заныл. Глубокое, тянущее чувство поднялось от моих яиц. Потребность кончить в непосредственной близости от этой женщины. Без долгих размышлений я снова поднял ее на руки и отнес в свою кровать. Она спала там прошлой ночью, так почему бы не сегодня? Я мог бы даже подразнить ее и сказать, что она сама туда забралась.

Я не стал долго думать над этим. Я чувствовал, что Ева моя, и я делал, что хотел со своей собственностью. Я не мог представить ее ни с кем другим. Не мог даже попытаться. Это казалось неправильным на глубинном уровне. Она принадлежала мне. Была моей.

Ева назвала меня избалованным, богатым и высокомерным… и это было правдой. Я привык получать то, что хочу, или забирать это. Ева занимала первое место в списке вещей, которые, как я начинал понимать, были мне жизненно необходимы. Я был настолько тверд, возбужден до предела из-за вида ее в моей постели, что знал, что никогда не смогу заснуть в нескольких сантиметрах от нее, если не кончу.

Я вытащил платье из-под нее и скомкал его в кулаке, пока другой рукой расстегивал пояс. Мое дыхание вырвалось с резким вздохом в тишине комнаты, когда я погладил свой болезненно твердый член. Стоя над ней, полностью одетый, с голым членом, гневно торчащим из расстегнутой ширинки, я позволил себе взглянуть на объект моей новой одержимости.

Ее волосы разметались по подушке. Я представил, как склоняюсь над ней, крепко сжимаю волосы, так чтобы ее голова оказалась в ловушке, и засовываю свой член между ее пухлых розовых губ. Она бы проснулась с ртом, заполненным мной до отказа. Или как я оттягиваю трусики в сторону и вхожу в нее. По опыту я знал, что она чертовски тугая. Я бы трахал ее медленно, чтобы она не проснулась или не почувствовала дискомфорта, а затем кончил, погруженный в неё по самые яйца. Только после этого я бы вышел и оставил ее наполненной спермой.

Принимала ли она таблетки? Может, мой отец все-таки получит свою скандальную свадьбу по залету. Сын миллиардера и дочь уборщицы. Принц и его Золушка. Одинокий мальчик и завистливая девочка. Мысль о том, что Ева может забеременеть моим ребенком, меня не пугала; напротив, это было чертовски возбуждающе. Моя крошка, набухшая и наполненная мной, привязанная ко мне навсегда, моя…

От одной этой фантазии я быстро кончил. Член запульсировал в руке, и я зажал головку испорченным белым платьем, чтобы избежать попадания спермы на спящую Еву. Но я промахнулся, и белый крем растекся по ее загорелой коже, сверкая, как жемчуг. Так красиво.

Вид моей спермы на ее теле только продлевал мой оргазм до бесконечности. Черт, я хотел делать плохие вещи с этой женщиной. Тяжело дыша, я дождался, пока последняя капля спермы покинет меня, прежде чем вытереть себя одеждой. Я не стал использовать платье, чтобы очистить Еву. Вместо этого втер свое семя пальцами в ее кожу. Будет ли она теперь пахнуть мной?

Я бросил испачканное платье в мусорное ведро в ванной, затем вымыл руки и вернулся к моей спящей искусительнице. Там скользнул в постель рядом с ней, и почти сразу же она потянулась ко мне. Ее тело прижалось к моему, словно мы были созданы для того, чтобы сцепляться друг с другом. Как в китайской деревообработке, когда сложные детали становятся единым целым благодаря идеальной прорези и получению самого прочного соединения, Ева заполнила мои руки, словно я был создан для того, чтобы держать ее.

Я откинул ее волосы, наслаждаясь атласной текстурой длинных локонов. После целой жизни, проведенной на лучших простынях, какие только можно купить за деньги, я не мог отрицать, что ничто не ощущалось так мягко и так роскошно, как прикосновение кожи Евы Мартино к моей.

Только я мог причинять боль этой женщине. Она была моей, чтобы обладать ею. Моей, чтобы удержать. Моей, чтобы разрушить. Меня не волновало, что это желание сделало меня слишком испорченным, чтобы спасти, или слишком безумным, чтобы жить. Это не имело значения. Она была моей, и с меня хватит сдерживаться и пытаться скрыть это от неё.

Моя.

Завтра я напомню ей об этом.