Темные удовольствия

16. Беккет

Когда мы вернулись домой, в нашей комнате воцарилась блаженная тишина. На самом деле, стало довольно уютно, когда Ева включила настольную лампу и задернула шторы. Я сбросил куртку и ботинки у двери и теперь, примостившись на краю кровати, наблюдал за ней.

Она нервно передвигалась по комнате. Приводила в порядок свой стол, натягивала теплые носки, завязывала волосы.

— Твой шрам… — внезапно начала она.

Мое настроение испортилось.

— А что с ним?

— Где тебя лечили? — Она села на свою кровать в двух метрах от меня, повторяя мою позу.

Я злобно усмехнулся ей.

— Ты бы знала это, если бы потрудилась навестить меня.

Блядь. Зачем я это сказал? Последнее, чего я хотел, это чтобы Ева узнала, как она разбила мне сердце, когда проигнорировала меня и мое восстановление.

Она сглотнула, ее руки на коленях сжались в маленькие кулачки.

— Я приходила к тебе.

Мое настроение испортилось еще больше.

— Остановись прямо сейчас, Золушка, пока я не вышел из себя.

— Но это правда! Я приехала в больницу, чтобы навестить тебя… Но Колетт сказала, что тебя отправили в Нью-Йорк на лечение.

Колетт? Меня кольнуло любопытство. Солгать о том, где я нахожусь, без сомнения, было очень похоже на Колетт, но вряд ли это был единственный способ, которым Ева могла связаться со мной. Прежде чем позволить себе почувствовать облегчение от того, что Ева все-таки попыталась навестить меня, я напомнил себе, что она могла бы позвонить.

Горькая правда заключалась в том, что если бы Ева захотела увидеть меня, проверить, как я, она бы нашла способ.

Я встал, внезапно потеряв терпение.

— Это бессмысленный разговор. Ничто из того, что ты скажешь, не исправит то, что ты сделала и не поможет тебе избежать наказания.

Она хмыкнула и закатила глаза, посылая толчок злого желания к моему члену. Черт, как же я хотел оставить отпечатки рук на ее круглой попке.

— Ты и твои наказания. Я начинаю думать, что ты способен лишь на одни угрозы, Андерсон, — поддразнила она тоном, призванным нажать на все мои кнопки.

Ева хотела поиграть. Было бы невежливо не услужить ей. Она встала и поравнялась со мной, прижимаясь своей грудью к моей, совсем как на танцполе. Трудно было думать там, стоя так близко, когда музыка гремела вокруг нас. Комната растворилась, толпа потеряла значение… все исчезло, кроме нее.

— Вот как? — пробормотал я, крепко сжимая ее бедра, чтобы она не могла вырваться. Я коснулся губами ее виска. — Ты действительно хочешь, чтобы я доказал, что ты неправа? Нет необходимости быть такой грубиянкой… просто попроси, Иви, и я поставлю тебя на колени.

Ева издала короткий недоверчивый смешок, но в ее глазах был жар, который противоречил ее беспечности. Она могла ненавидеть меня, злиться на меня, ей могло быть все равно, жив я или нет, но ей также было любопытно. Между нами была пламя, не похожее ни на что. Электричество, которое бывает редко… может быть, даже раз в жизни. Ева чувствовала это. Она хотела этого.

— Покажи все, на что ты способен, — пробормотала Ева. Она облизала губы, ее зрачки расширились.

Было приятно видеть, что я влияю на нее так же сильно, как она на меня. Я даже не мог отрицать это. Ее прикосновения по-прежнему были единственными, которые я мог выдержать. Единственными, которых я жаждал. Почему я должен отказывать себе в этом?

Я не должен.

Я не буду.

— Как пожелаешь, — пробормотал я, после чего поднял ее за бедра, словно она ничего не весила, и бросил на кровать.

Ева приземлилась с приглушенным криком.

— Какого черта?

Она попыталась сесть, в ее шоколадных глазах вспыхнул гнев, но я уже был на ней.

Я легко оседлал ее бедра и схватил короткую майку. Для вечеринки она переоделась в джинсы с низкой посадкой и топ, открывающий живот. Я всерьез подумывал заставить Еву снять его и надеть что-то другое перед выходом из дома, но не смог из-за присутствия наших друзей.

Теперь я вцепился в подол неприличного топа и разорвал его ровно посередине. Ева уставилась на меня с широко раскрытым ртом.

— Придурок! Поверить не могу, что ты это сделал.

— Поверь, и пока ты живешь здесь, со мной, ты не выйдешь из квартиры ни в одном топе, который выставляет твою чертову грудь напоказ.

На ней был один из тех прозрачных кружевных бюстгальтеров, которые не оставляли места для воображения. Я не мог оторвать глаз от вида ее идеальных сисек, обтянутых вызывающим одеянием.

Она покачала головой.

— Всё было прикрыто.

— Не было. Я уже знал, какой на тебе лифчик, еще до того, как увидел его… В той проклятой вещице не хватало целого куска ткани, — проворчал я, накрывая рукой ее левую грудь, приподнятую для меня лифчиком.

— Ты не должен был смотреть.

— Золушка, когда дело касается тебя, я не могу отвести взгляд… с этого дня.

Я спустил руку к застежке бюстгальтера спереди. Это было идеальное нижнее белье. Я планировал купил ей побольше такого. Красивое, как картинка, и легко снимается. Идеально. Застежка расстегнулась, и ее груди выскочили наружу, как будто жаждали свободы. Соски уже превратились в маленькие твердые комочки, умоляющие поглотить их.

— С этого дня? — повторила Ева. Ее голос стал глубже, в нем появился оттенок невыносимого желания, бушующего между нами. Она не пошевелилась, чтобы спрятать себя от моих глаз. Она хотела, чтобы я ее увидел.

— Да, с этого дня просто считай, что я наблюдаю, крошка. — Затем я наклонился и втянул ее сосок в рот.

Ева напряглась, ее руки потянулись к моим волосам. Я провел языком по соску, обводя его и посасывая, пока ее спина не выгнулась.

— Так приятно? — пробормотал я в ее кожу.

Она кивнула, закусив губу, но этого было недостаточно. Я отпустил грудь с мягким хлопком, оставив ее блестящей и хорошо обсосанной после своих ласк.

— Скажи мне, как это приятно.

— Зачем? — спросила она, в ее затуманенных глазах вспыхнуло раздражение.

Я усмехнулся, наслаждаясь ее борьбой до глубины души. Ничто не сравнится со спорами с моей маленькой Золушкой. Они помогали мне забыть обо всем остальном. Ядовитые воспоминания и тревожные мысли исчезали каждый раз, когда она осыпала меня меткими оскорблениями или подходила ко мне, упрямо выпячивая острый подбородок, словно жаждала вступить в драку.

— Потому что я хочу услышать, как ты признаешь это. Скажи мне, как приятно быть такой мокрой и сходить от желания ко мне… парню, которого ты ненавидишь больше всех на свете.

Я потрогал большим пальцем ее другой сосок. Ева обдумывала мои слова, явно борясь с желанием поспорить, пока не проиграла.

Она закатила глаза и хмыкнула.

— Прекрасно. Мне приятно, когда ты ко мне прикасаешься. Это потрясающе… и я не хочу, чтобы ты останавливался. Так сойдет?

Я подавил смешок.

— Не очень поэтично, но да, сойдет.

Я наклонился и взял в рот второй сосок, заставив ее вскрикнуть, когда провел зубами по твердому краю. Ее руки тянули меня за волосы, пытаясь направить. Я наслаждался каждым признаком ее капитуляции. Ее неохотное вожделение к парню, которого она терпеть не могла, было немного возбуждающим. Она хотела меня вопреки своему здравому смыслу, и от этого я ощущал себя королем.

— Значит, ты не собираешься бросить меня в подвешенном состоянии, как в ту ночь? — с вызовом спросила она.

— Я заключу с тобой сделку. Сегодня мы оба кончим, — предложил я. К черту лишение оргазма. У кого был такой контроль? Мне нужно было кончить, обернув любую часть ее тела вокруг своего члена, и ничто другое не удовлетворило бы меня.

Я отпустил ее грудь и поцеловал живот, перемещаясь по кровати.

— Что ты делаешь? — неуверенно спросила она, осознав мое положение перед ней.

Я расстегнул пуговицу на ее джинсах и потянул вниз молнию. Она наблюдала за мной, затаив дыхание. На ней снова были хлопковые трусики, но на этот раз персикового цвета.

— Приподнимись для меня, — сказал я ей хрипло.

В кои-то веки она подчинилась мне без возражений.

Я стянул джинсы с ее бедер и отбросил в сторону.

Затем положил руки на ее ноги и грубо раздвинул, вынудив ее принять более открытую позу, так чтобы киска оказалась прямо передо мной, скрытая только трусиками.

— Ты кончила самостоятельно в ту ночь? Может быть, в ванной?

— Что, прости? — воскликнула она, разрываясь между обидой и возбуждением.

— Я спросил, осмелилась ли ты трогать мою собственность без разрешения?

— Твою собственность?

— Хммм… — Я очертил круг на передней части ее трусиков. — Поскольку ты в долгу передо мной за то, что испортила мне жизнь, то до тех пор, пока ты живешь здесь, эта пизда — моя. Вообще-то… все это тело — моё.

— Ну да, конечно. Продолжай мечтать, Андерсон… Я никогда не буду твоей, — выдохнула она.

Я просунул палец под край трусиков и провел им по липкой влаге, покрывающей ее складки.

— О, Золушка, разве ты не знала? Ты уже моя… всегда была моей. А я стану твоим первым всем.

Я поднес палец к ее губам и протолкнул внутрь.

— Попробуй, как сильно ты хочешь меня. Как сильно я тебе нужен.

— Мне не нужен ни ты, ни кто-либо другой, — запротестовала Ева и отвернула голову, уворачиваясь от меня.

Я тихонько присвистнул.

— Значит, ты просто хочешь меня?

У нее вырвался возмущенный смешок.

— Я не хочу тебя… я хочу кончить, а ты просто оказался под рукой.

Ее слова разозлили меня, хотя я знал, что это ложь. Я все равно ущипнул ее за клитор, и она ахнула.

— А ты такая мокрая, что я чувствую это через твое нижнее белье. Раз ты меня не хочешь, тогда полагаю, у тебя случилась небольшая авария… как неловко.

Я снова просунул руку под резинку трусиков и коснулся ее. Ева задрожала, ее колени тряслись. С её киски текло, а складки были податливыми под моими грубыми пальцами.

— Ты свинья, — пробормотала она, закусив губу, когда я легко провел руками по внутренней стороне ее бедер.

— Возможно, но это не меняет того факта, что ты хочешь меня. Хватит разговоров. Сними это, — решительно приказал я, потянув за ее трусики.

Ева долго колебалась, снова борясь с собой, разрываясь между разумом и похотью. Похоть победила. Она медленно спустила трусики, внезапно застеснявшись. Одно дело — позволять мне толкать её и срывать с нее одежду. И совсем другое — раздеваться для меня по команде. Это сделало меня таким твердым, что мой член мог бы проделать дыру в джинсах.

В поле зрения появилась её киска, и я зачарованно уставился на нее. В ту ночь, когда мы трахались, я почти ничего не видел, все происходило в спешке и темноте. Теперь я мог как следует рассмотреть ее. Мускулистые бедра переходили в округлую попку. Когда Ева повернулась, чтобы бросить трусики на пол, вид ее упругих изгибов чуть не остановил мое сердце.

Она обернулась обратно, ее рука зависла над киской.

— Убери руку или останешься без пальцев. Ты сказала, что хочешь, чтобы я заставил тебя кончить. Не препятствуй мне.

Она медленно убрала руку, обнажив темную копну над своим холмиком. Я не смог удержаться, чтобы не наклониться и не вдохнуть мускусный аромат. С ее киски капало. Я погладил мягкие завитки, наслаждаясь их текстурой и гладкостью, а затем раздвинул ее колени.

— Так и держи их, Золушка.

Ее киска была красивой, как гребаная картинка. Я провел по щели, а затем ввел палец. Она была чертовски тугой. Мой член все еще помнил ощущение ее хватки.

Я несколько раз ввел палец внутрь, наслаждаясь тем, как ее влага покрывает костяшку, а затем вытащил его и переместил на клитор. Он уже торчал, отчаянно требуя моего внимания. Я обвел влажным пальцем твердый бутон, и она дернула меня за волосы, тяжело дыша.

На самом деле много усилий не требовалось, чтобы заставить Еву кончить. Она уже была на грани. Я точно знал, что она чувствовала. Прикосновение к ее киске было похоже на возвращение домой, в место, которого у меня никогда раньше не было, но инстинктивно я знал, что оно мое.

Я наклонился и лизнул ее. Мне не хватало доступа, поэтому я закинул одну ее ногу на плечо, а затем зарылся лицом между ее бедер. Я никогда не делал этого раньше, но ни за что бы не признался ей. Это была правда, о которой никто не знал. Данный акт был тем уровнем близости, которого я никогда ни с кем не достигал.

Мой последний первый раз.

Я не совсем понимал, что делаю, но следил за любым движением, которое заставляло Еву хныкать от удовольствия. Искренний, восхитительный звук, который я хотел слышать на повторе.

Я ввел в нее два пальца, одновременно облизывая клитор, и без всякого предупреждения она кончила. Влага затопила мой язык, и Ева так сильно вцепилась в мои волосы, что вырвала их изрядное количество. Это было самое сексуальное, что мне доводилось видеть. Все ее тело содрогнулось, бедра сжались вокруг моей головы, а тело забилось в конвульсиях.

Я лизал ее до тех пор, пока пульсация в киске немного не ослабла, а я не начал задыхаться. Ее глаза были зажмурены, и этот вид немного ослабил мое желание. Она притворялась, что я кто-то другой?

— Постарайся не задушить меня, пока кончаешь, — пробормотал я, просто потому что был мудаком и хотел вернуть ее внимание к себе. Я снял ее ногу со своего плеча и опустил на пол.

Ева раскраснелась и выглядела полностью расслабленной. Она напряглась от моих слов и скрестила ноги, а ее рука дернулась, чтобы снова прикрыть голую киску.

— Как скажешь, придурок.

— Снова за свое? Как насчет благодарности? — Я выпрямился и вытер футболкой нижнюю часть лица.

Ева проследила за этим движением и покраснела.

— Ты хочешь, чтобы я поблагодарила тебя, как будто ты оказал мне услугу? — спросила она резким тоном, наполовину раздраженным, наполовину смущенным.

— Вообще-то, нет, не хочу. — Я потянулся к ремню, расстегнул его одновременно с молнией, после чего достал свой твердый член. — Я бы предпочел, чтобы ты выразила свою благодарность, опустившись на колени с широко раскрытым ртом.

Она медленно села и уставилась на мой член со смутным беспокойством.

— Ты хочешь, чтобы я сделала тебе минет?

— Поскольку это твой первый раз, я не рассчитываю на нормальный минет. Меня устроит трахать твое горло, пока я не кончу.

— Ты серьезно?

Я оперся рукой о изголовье кровати рядом с ней.

— Конечно. Услуга за услугу, милая.

Она с сомнением посмотрела на мой напряженный член.

— Он ни за что не поместится у меня во рту.

Я протянул руку и взял ее за подбородок, удерживая ее лицо в плену.

— Позволь мне беспокоиться об этом. На колени.

Глаза Евы гневно сверкнули при моем приказе, но похоть и любопытство все еще бурлили в ней, и этого хватило, чтобы подчиниться мне. Полагаю, я мог бы трахнуть ее в рот, пока она сидела на кровати, но это было бы не то же самое. Вид её, принимающей эту покорную позу, я никогда не забуду. Это было восхитительно. Моя маленькая униженная Золушка наконец-то оказалась там, где ей самое место.

Она уставилась на мой стояк.

— Прикоснись к нему, ради всего святого. Ты думаешь, что можешь заставить меня кончить одним своим взглядом? — Мой голос был резким от бушующего желания. Член непроизвольно дергался, из его кончика уже сочилась сперма.

— Ты, блядь, хуже всех, — пробормотала она и обхватила руками всю длину. Это прикосновение было лучше, чем всё, что я когда-либо чувствовал, включая любые наркотики, которые я принимал.

— И все же ты собираешься подавиться моим членом и проглотить всю сперму. Откройся пошире, милая, — проинструктировал я ее, схватив за подбородок и направив вперед.

Она раскрылась и взяла мою головку в рот. Взрыва тепла и изгибов ее языка было почти достаточно, чтобы заставить меня кончить прямо на месте.

— Хорошая девочка. Ты рождена, чтобы сосать мой член, Ева, — проворковал я ей, за что был вознагражден сердитым взглядом.

Я подался вперед и, напугав ее, ввел еще несколько сантиметров. Она заговорила вокруг меня, и от вибрации у меня свело пальцы ног.

— Стони и бормочи, сколько хочешь, задыхайся и давись… это не изменит того, насколько тебе нравится стоять на коленях и отсасывать мне.

Я вошел глубже, а ее руки взлетели вверх, чтобы упереться в мои бедра. Я был большим, и ее рот уже широко растянулся, а глаза распахнулись. Я сжалился над ней и немного отстранился, чтобы она втянула воздух через нос, но затем снова толкнулся, еще глубже, чем раньше. Моя рука с ее подбородка опустилась на шею, и я с наслаждением ощутил, как мышцы ее горла конвульсивно сокращаются вокруг меня. Я трахал ее рот.

С каждым движением член скользил в ней все легче. Раньше я просто дразнил ее, но мои слова оказались правдой. Ева была чертовски хороша в этом. Моя маленькая Золушка впустила меня довольно глубоко и ни разу не пожаловалась. Она обвела языком головку члена и пососала нижнюю часть, которая была чертовски чувствительной. Ева всегда стремилась быть лучшей во всем, что делала, и минет не был исключением.

— У тебя талант, милая. Думаю, мы наконец-то нашли твое призвание в жизни. Может быть, именно так я накажу тебя за то, что ты испортила всю мою жизнь… прикую тебя цепью к стене моей спальни и буду трахать этот горячий маленький ротик, когда захочу… Буду держать тебя на диете из моей спермы, пока ты не расплатишься со мной по счетам. Сломаю тебя, как ты сломала меня.

Я был в нескольких секундах от того, чтобы кончить. Сдерживаться было невозможно. Влажный звук моего члена, скользящего в ее податливый рот, сводил меня с ума. А ее запах и вкус ее киски на губах окончательно добил меня. Я схватил её за шею и вошел так глубоко, как только мог. Я почувствовал момент, когда член скользнул в ее глотку и надавил на мою руку, обхватывающую ее изящное горло.

Она задохнулась вокруг меня, когда я сильно кончил, извергая горячую сперму. Я удерживал ее на месте, заставляя принимать каждую каплю. Она не дрогнула. Ева действительно была талантлива. Она проглотила всё, позволив лишь маленькой белой жемчужинке вытечь из уголка ее рта. Я наблюдал, как она пытается справиться с моим оргазмом, и вид ее милого личика с ртом, набитым моей длиной, был лучшим, что я когда-либо видел. Я никогда этого не забуду.

Она оттолкнула меня, как только мой член перестал пульсировать. Я позволил себе выскользнуть из ее влажных губ.

— Мудак! Сколько там было чертовой спермы? Такое количество вообще нормально?

— Наверное, нет. Это было долгое лето. Я приберег ее всю для тебя. — Из меня вырвался смешок.

Я наклонился и подхватил ее под мышки. Она была легкой, несмотря на высокий для девушки рост, и обладала формами во всех нужных местах.

Я не смог удержаться и поцеловал ее.

— У меня во рту сперма, — прошептала она мне в губы, как будто это могло оттолкнуть меня.

— Мне нравится, когда ты на вкус как я, — парировал я, убирая пряди волос ей за ухо. На ощупь они были такими же мягкими, как выглядели.

— Полагаю, ты забыл о своем запрете на прикосновения? — мягко поинтересовалась Ева.

Я покачал головой.

— Нет, не забыл и никогда не забуду.

— Но сейчас прикосновения не являются проблемой, — заметила она мгновение спустя.

— Хмм, похоже на то, верно?

Я не знал, почему той ночью мне приснилась мама. Я заснул довольным и расслабленным. Я должен был крепко уснуть.

Все началось как обычно. Мы были на пруду Миллера. Было слишком холодно, чтобы приходить туда в одних тонких куртках, но мама, казалось, этого не замечала. На коленях у нее лежала толстая книга по греческой мифологии, которую она очень любила, а на её плечи была накинута шаль. Она сочеталась с шарфом, который мама повязала на свои редеющие волосы.

Тогда я подумал о том, какой она была красивой. Я всегда так считал. Мне было десять, и я понятия не имел, что тот день у пруда Миллера, когда мама читала мне об Ахиллесе и его матери Фетиде, станет последним, который я когда-либо проведу с ней.

— На свадьбе Фетиды и Пелея, на которой присутствовало множество могущественных богов, появилась та, кого не приглашали. Эрида, богиня хаоса, известная своими беспорядками. Она бросила в толпу золотое яблоко с простой надписью «Прекраснейшей».

— И Фетида поймала яблоко? — полюбопытствовал я.

Она покачала головой.

— Нет. Парис поймал, но это история для другого раза. У Фетиды и Пелея родился Ахиллес, ребенок, которому суждено было стать более великим, чем его отец. Желая защитить его от бед, мать Ахиллеса искупала его в реке Стикс, чтобы сделать непобедимым.

Мама глубоко вздохнула и расслабила хрупкие плечи. Она так сильно похудела, что легкий ветерок, дующий с пруда, мог бы сбить ее с ног.

— Пойдем, Ахиллес. Давай искупаем тебя в реке Стикс и сделаем непобедимым. — Она посмотрела на меня и крепко вцепилась в мою руку, прижимая ее к своей исхудалой щеке. — Ты будешь намного сильнее нас с отцом, Бек. Ты должен стать выносливее меня. — Она глубоко вздохнула. — Ты должен стать неуязвимым, Бек.

Мама встала и подошла к кромке воды. Ее длинная ночная сорочка волочилась по воде. Она больше не носила нормальную одежду. В последнее время она перестала выходить из своей комнаты или вставать с кровати. Она удивила меня, когда настояла на том, чтобы пойти куда-нибудь, только вдвоем этим утром, вызвав из школы. Отца не было дома — в последнее время его вообще не было рядом. Были только я, мама и целая армия частных медсестер и прислуги.

— Ты должен стать неуязвимым, не таким, как я… Живи за меня, Беккет. Будь счастлив за меня, мой прекрасный мальчик.

Я последовал за ней, вздрогнув от прохладной воды.

Она посмотрела на меня и рассмеялась. Ее смех был подобен звону серебряных колокольчиков.

Это был последний день моего детства.

Прекрасное воспоминание.