Ткач

ГЛАВА 17



Губы Ахмьи покалывало, когда она откинулась на пятки, ее кожа пылала от смущения и желания. Она сцепила пальцы на бедрах, сминая шелк платья. Она поцеловала его. Его рот был твердым и неподатливым, но она чувствовала тепло шкуры, щекотание его дыхания и ощущала пряный аромат.

И она хотела большего.

Склонив голову, надеясь, что волосы скроют разгоряченное лицо, она сказала:

— Поцелуй, чтобы скрепить нашу связь как пары.

— Поцелуй меня еще раз, кир’ани ви’кейши. Моя жена.

У Ахмьи перехватило дыхание при этом слове. Она подняла взгляд на него. Он пристально смотрел на нее, его красные глаза сверкали.

Он поднял руку, подцепил выбившиеся пряди ее волос и заправил за ухо.

— Научи меня.

О Боже, о Боже, о Боже.

Она едва умела целоваться, а теперь он хочет, чтобы она научила его?

У вриксов нет губ. Они не знают, что такое поцелуи. Если у тебя ужасно получается… ну, откуда ему узнать?

От этой мысли было ничуть не легче.

Но, видя его таким, со всей страстью во взгляде, в то время как она сама пылала от желания, Ахмья знала, что ее неопытность не имеет значения. Потому что она хотела этого.

И он тоже.

Не отводя взгляда от Рекоша, Ахмья поднялась на ноги и подошла ближе. Он выпрямился. Когда он сидел вот так, они были почти одного роста.

Ты можешь сделать это, Ахмья. Это Рекош. Твой друг, твой муж, твоя пара.

Моя пара.

Тепло разлилось в ее груди, распространяясь наружу.

Ахмья взялась за его толстую косу, провела большим пальцем по нескольким вплетенным в нее красно-белым прядям, которые переливались на солнце, прежде чем нежно потянуть его за волосы.

— Ближе.

Нижние руки Рекоша опустились на ее бедра, длинные пальцы почти полностью обхватили их, когда он опустил голову, подняв жвала.

Она положила руки ему на плечи. Так близко, что каждый вдох был пропитан его ароматом.

— Теперь прижмись ртом к…

Он твердо прикоснулся ртом к ее губам.

И остался так, неподвижно.

Ахмья усмехнулась, ее смущение растаяло.

Смущаться было нечего. Они были двумя людьми, молодоженами, которым предстояло учиться друг у друга. Он так же страстно желал этого, как и она.

Закрыв глаза, она слегка провела губами вдоль его рта. Взад и вперед, снова и снова, изучая ощущения, наслаждаясь восхитительным покалыванием, вызванным этим простым контактом. Хотя его шкура была твердой, она имела нежную, похожую на замшу текстуру, которая не давала ему поцарапать ее. Эти прикосновения превратились в легкие поцелуи вдоль складки его рта и клыков.

Издав громкий звук, Рекош обхватил ее верхними руками, а ладони сжал на ее бедрах и притянул ближе. Он сильнее прижался своим ртом к ее, царапая ее губы. Она почувствовала уколы когтей на коже, которым не мешал тонкий шелк, и это ощущение пробудило в ней порочное желание. Потребность в большем. Она хотела, чтобы его руки прошлись по всему ее телу, исследующие, дразнящие, отчаянные, хотела, чтобы его пальцы запутались в ее волосах, а когти царапали кожу.

— Поцелуй меня в ответ, Рекош, — Ахмья провела языком по складке его рта.

Он отстранился с резким вздохом. Их взгляды на мгновение встретились — ровно настолько, чтобы Ахмья увидела огненную бурю в его взгляде.

Сила его желания заставила ее сердце подпрыгнуть.

Зарычав, он усилил хватку на Ахмье и снова прижался ртом к ее губам. На этот раз его рот открылся, и длинный язык выскользнул наружу, проводя по ее губам. Требуя входа.

Ахмья повиновалась.

Его скользкий язык проник в ее рот. От чувственных поглаживаний по телу пробежала волнующая дрожь, и она открылась шире, переплела свой язык с его. Это изгнало все мысли из ее головы, оставив только Рекоша — ощущение его, его запах, его вкус. Сладкий и пряный — все, что было его сутью.

Как он мог быть таким вкусным?

Ахмья хотела большего. Она сомкнула губы вокруг его языка и пососала.

Он замурлыкал, и одна из рук скользнула вверх по ее позвоночнику, чтобы погладить затылок. Звук отдался в ней вибрацией, заставляя соски затвердеть, а клитор подергиваться. У Ахмьи вырвался всхлип, когда она вцепилась в его плечи, желая — нуждаясь — в том, чтобы он был ближе.

Его язык не замедлился. С каждым движением он становился смелее, голоднее, пылче, и ее потребность обострялась по мере того, как жидкое тепло собиралось в сердцевине. Он не оставил ни одной неизведанной частички ее рта, ни одной нетронутой.

Она почувствовала что-то еще, что-то длинное и тонкое, скользнувшее по бокам ее икр, свернувшееся за коленями, задравшее шелк платья.

Его застежки.

Рекош резко прервал поцелуй, отстранив лицо и запустив пальцы в ее волосы, чтобы помешать Ахмье последовать за ним. Язык прошелся по ее подбородку и медленно спустился вниз по шее. Она вздохнула и откинула голову в сторону. Ахмья почувствовала, как шелковый цветок снова упал, но тут же забыла о нем. Невозможно было сосредоточиться на чем-то другом, пока его язык был на ней вот так.

Он лизнул впадинку на шее, прежде чем проследить вдоль ключицы до плеча. Большие, зловещие клыки на жвалах задели ее чувствительную кожу, оставляя после себя покалывание, когда он снова провел языком вверх.

Она вцепилась ему в плечи и захныкала, когда он лизнул за ухом.

Издав удовлетворенный возглас, он уткнулся лицом в ее шею и потерся ртом о кожу. Она наслаждалась каждым резким движением, каждым дразнящим касанием жвал, каждым горячим выдохом и движением языка.

Он отмечал ее, и она не хотела, чтобы он останавливался. Она хотела ощутить его запах с головы до ног.

— Ахмья, — пророкотал он. Его рот открылся шире, и она почувствовала острые зубы на своей шее.

Ахмья ахнула, но не отстранилась. Вместо этого она запустила пальцы в его волосы и притянула ближе, заставляя сжать зубы сильнее. Она видела след от укуса, который Кетан оставил на плече Айви. Она хотела такой же у себя. Хотела, чтобы метка Рекоша была у всех на виду.

Но она не могла сравниться с ним в силе, когда он разжал зубы. Гибкий язык Рекоша смягчил жжение укуса, его голод укрощен благоговением.

— Моя. Моя пара. Моя Найлия. — от его шкуры исходил жар, и дрожь пробежала по конечностям, когда он испустил тяжелый, хриплый вздох. Пальцы зацепились за низкий вырез платья. — Нужно его снять. Сейчас же.

— Да… Нет, подожди! — Ахмья подняла голову и посмотрела на Рекоша, поспешно накрыв его руку своей, прежде чем он смог дернуть слишком сильно. — Пожалуйста, не рви его.

Твердые мышцы напряглись под ее ладонью, и пальцы сжались вокруг ее ног.

— Я сниму его, — она провела большим пальцем по его руке. — Но я слишком люблю его, чтобы видеть, как оно портится.

Он издал натужный звук. От него исходило напряжение, и она знала, что не сможет остановить его, если он потянет за ткань. Но также знала, что он хотел видеть платье порванным не больше, чем она сама.

Одного взгляда на платье было достаточно, чтобы понять, сколько времени и заботы он вложил в его создание, сколько себя вплел в него. И это делало его бесценным.

Наконец, его хватка ослабла. Сначала он отпустил платье, а затем и ее, убрав застежки и все остальное, откинувшись назад. Свет в его глазах был не менее ярким, когда он оглядел ее с ног до головы.

— Снимай медленно, — приказал он. — Я хочу услышать шелест шелка по твоей коже.

Ее живот затрепетал по его команде. Она хотела, чтобы его руки снова оказались на ней, хотела его язык, но больше всего на свете она хотела ощутить его прикосновения к своей плоти, и чтобы даже этот тонкий шелк не был преградой между ними.

Она отступила назад.

И застыла.

— О…

Действительно, красная ракета. Очко в пользу Келли.

Щель Рекоша была полностью раздвинута, и из нее торчал алый член. Он был длинным, толстым и блестящим. Ствол расширялся у головки, а затем сужался до заостренного кончика с двухдюймовой прорезью в центре. У основания члена была пара выпуклостей, по одной с каждой стороны.

Киска Ахмьи сжалась — не от страха перед его размерами, а от острой потребности. Она хотела, чтобы он был внутри нее, наполнял ее, растягивал, хотела чувствовать его пульс, бьющийся в ее сердцевине, хотела быть с ним единым целым. Доказательством ее желания была пульсация клитора и влага с внутренней стороны бедер. Ее тело умоляло о нем.

Она подобрала шелк юбки на животе и сжала бедра вместе. Это никак не облегчило боль внутри нее. Ничто не смогло бы… кроме него.

Легкий ветерок пронесся мимо, словно бальзам на разгоряченную кожу.

— Ахмья?

Грубый, сиплый голос Рекоша заставил ее поднять на него взгляд. Откровенная тоска в его красных глазах только раздула пламя, пылающее внутри нее.

— Я никогда не видела… — Ахмья опустила глаза. — Я никогда раньше не видела член врикса.

Его взгляд опустился на свою эрекцию. Застежки плотно прижались к тазу, когда он обхватил пальцами ствол. Звук, который он издал, был наполовину щебетанием, наполовину шипением.

— Он не похож на человеческие стебли.

Ахмья крепче сжала шелк, уставившись на член.

Нет, определенно не похож.

— Я пугаю тебя, Ахмья?

— Нет, — сказала она, покачав головой, прежде чем встретиться с ним взглядом. — Ты нужен мне, Рекош.

Он выпрямил правую переднюю ногу, протянул ее к ней и уперся концом в землю позади нее. Волоски на его ногах встали дыбом.

— Сними платье, ви’кейши.

Какие бы запреты ни сдерживали Ахмью в прошлом, они исчезли. Ее не волновало, что они на открытом месте, что кто-нибудь мог наткнуться на них. Все, что имело значение в этот момент, — он. Они.

Она собрала шелк в ладонях, пока подол юбки не оказался выше колен. Рекош с восхищением наблюдал, как она снимает туфли. Она зарылась пальцами ног в мягкую траву, и на ее губах заиграла улыбка.

Опустив юбку, она медленно провела руками по животу и груди, ощущая под ладонями вышитые цветы и твердые кристаллы. Дыхание перехватило, когда она провела руками по соскам-бусинкам. Щекочущее ощущение пронеслось по ней, прямо к клитору. Но на этом она не остановилась.

Взявшись за ремешок, который был обернут вокруг ее шеи сзади, Ахмья сняла его через голову, волосы дразнили чувствительную кожу, рассыпавшись по плечам и спине.

Она выдержала взгляд Рекоша, прижимая платье к груди.

Больше никаких преград.

Ахмья отпустила платье.

Шелест ткани, скользящей по коже, заставил ее вздрогнуть. Он был таким легким, таким мягким, таким чувственным, пробуждая каждую частичку ее существа к новому осознанию, новому страстному желанию. Ласка шелка заставила ее жаждать его прикосновений. Чтобы эти длинные, сильные пальцы с грубыми мозолями прошлись по каждому дюйму ее тела, чтобы он заставил ее почувствовать то, о чем она только мечтала.

Вся ее жажда, весь голод отразились в низком рычании, которое донеслось от Рекоша. Восемь алых глаз уставились на нее, горящие, пожирающие, повелевающие. Как только платье собралось складками у ее ног, он придвинул переднюю ногу ближе, обвивая вокруг нее и проводя по икре. Крошечные волоски щекотали, скользя по коже.

— Сама Восьмерка никогда не смогла бы создать красоту, соответствующую твоей, — хрипло сказал он.

Ахмья улыбнулась, щеки вспыхнули от его похвалы.

Передняя нога поднялась к ее заду, и Ахмья тихонько пискнула и положила руки ему на грудь, когда он притянул ее ближе.

Рекош улыбнулся.

— Ах, моя сердечная нить.

Его сердца колотились под ее ладонями, сильные и властные. Живые. Она посмотрела вниз, туда, где касалась его, и провела пальцами по выпуклостям его груди, следуя за ними к центру живота. Ее рука была такой маленькой, а кожа так резко контрастировала с его черной шкурой. Аромат тика и амбры теперь был намного сильнее, нотки лаванды еще более отчетливы, и это было опьяняюще.

Она продолжала вести пальцами вниз, вниз, вниз… Рекош задрожал, обхватив нижними руками ее бедра. Когда она опусилась чуть выше его щели, чуть выше члена, он напрягся, зарычав и усилив хватку, прежде чем одна из верхних рук схватила ее за запястье.

Она посмотрела ему в глаза.

— Я сделала что-то не так?

— Если ты прикоснешься, я потеряю себя, — прохрипел он, наклоняя голову, чтобы коснуться ртом ее лба. — Я не хочу причинить тебе боль.

Ахмья улыбнулась в ответ на его поцелуй.

— Ты никогда не причинишь мне боли, Рекош.

— Я никогда не хотел бы причинить тебе боль, Ахмья, но брачное безумие… — он тяжело выдохнул. — Я не знаю, буду ли я… собой, когда оно захватит меня.

Она закрыла глаза и обхватила его челюсть под жвалами.

— Айви сказала, что когда самец называет самку своей сердечной нитью, это значит все. Что их души и сердца связаны.

Ахмья отстранилась и встретилась с ним взглядом, когда снова положила руку ему на сердце. Она погладила жвалы большим пальцем.

— Ты мой, Рекош. Моя сердечная нить, моя пара, мой лувин. Я доверяю тебе всем, что есть во мне. Я люблю тебя.

Эти слова вырвались у нее так естественно. И они были правдой. Они были правдой так долго, похороненные глубоко внутри под ее неуверенностью и сомнениями. Но она была свободна от всего этого. Свободна открыто и честно делиться с ним этой любовью.

И она увидела эти слова, увидела ту любовь, отразившуюся в его глазах, когда он смотрел на нее сверху вниз. Она почувствовала это по нежности его прикосновений, когда он переместил верхнюю руку на ее живот и провел пальцем по крошечной дорожке шрамов.

— Ты уже носишь следы моего провала. Я не защитил тебя, — сказал он низким, надломленным голосом.

Сердце Ахмьи сжалось от боли, прозвучавшей в его словах. Она убрала руку с его груди, чтобы накрыть и прижать его ладонь к животу.

— Я жива, Рекош. Шрамы от того, что я вынесла, через что я прошла. Они не отмечают твою неудачу. Они отмечают мою силу. И я здесь, стою сейчас перед тобой, как твоя пара, из-за тебя, — она погладила его подбородок и жвалы. — Я не беспомощна, Рекош… но ты мне нужен.

Он повернул лицо к ее ладони, уткнувшись в нее носом.

— Моя найлия, нить моего сердца… Ты мой маленький цветок, и ты заставила расцвести мои сердца, — подняв голову, он обхватил ее затылок, проводя когтями по волосам.

Ахмья придвинулась немного ближе к нему, кожу головы покалывало.

— Мы сплетены воедино сердцами и душами, — продолжил он. — Все, что осталось, — это наши тела. Последняя нить, которая полностью свяжет нас. Я бы сначала изучил тебя, моя Ахмья. Покажи мне, что делать.

Она прижалась губами к нижней части его челюсти, позволяя поцелую затянуться, прежде чем ответить.

— Ты можешь поцеловать меня еще, — сказала она, прежде чем понизить голос до шепота. — Ты можешь… прикоснуться ко мне.

В его груди зародилось мурлыканье.

— Покажи мне, как это делается, ви’кейши.

Отодвинувшись, Ахмья взяла его за запястья и направила большие руки к своей груди.

— Здесь.

Рекош опустил взгляд и уставился на нее.

Ахмья тоже посмотрела вниз. Его руки накрыли всю ее грудь, и он держал их там, не двигаясь, точно так, как она их положила.

Почему он не⁠…

Он наклонил голову.

— Это… совокупление людей?

О…

У женщин-вриксов не было груди. Что Рекош мог знать о прикосновении к ним, о том, как ласкать человеческое тело, чтобы доставить удовольствие?

Вероятно, так же мало, как она знала о прикосновениях к вриксу. О том, как… доставлять Рекошу удовольствие.

Ахмья усмехнулась.

— Это только часть. Люди называют это прелюдией. Когда ты прикасаешься к своему партнеру, чтобы возбудить его. Но ты не просто держишь там руки. Предполагается, что ты… ты…

Тепло пробежало по ее коже, когда она крепче прижала его руки к своим грудям.

— Ты… ласкаешь их. Соски могут быть очень чувствительными, и прикосновение к ним… может доставить удовольствие.

— У тебя чувствительная кожа, Ахмья? — Рекош провел руками по ней, шероховатость его ладоней задела соски и заставила их затвердеть еще больше. — Тебе это доставляет удовольствие?

У Ахмьи перехватило дыхание от тока, пронзившего ее тело. Она крепче сжала его руки и кивнула.

— Да. Очень.

Низкое мурлыканье вырвалось из его груди, и он сжал пальцами ее груди.

— У тебя мягкая кожа, но тут… Тут еще мягче. Такая нежная.

Он обхватил холмики и приподнял их, поглаживая большими пальцами бисеринки сосков. У Ахмьи вырвался стон, и она выгнулась навстречу прикосновениям, нуждаясь в большем.

Это было просто прикосновение кожи к коже, и все же совсем не похоже на ее собственные касания. Как могло быть по-другому с ним? Какая разница, были ли это ее руки или руки Рекоша?

Но это имело значение. Именно его прикосновение, каким бы легким, каким бы кратким оно ни было, вызвало все приятные ощущения, по которым она тосковала. Его прикосновение, которое вернуло ее тело к жизни.

Услышав ее ответ, Рекош издал хриплую трель, его алые глаза сузились от восторга, когда он обхватил ее бедра нижними руками, удерживая ее неподвижно.

— Такие приятные звуки издает моя пара, когда я доставляю ей удовольствие.

Он играл с ее грудями, сжимая их, и сосредоточился на сосках, добиваясь от нее хриплых вздохов и всхлипываний. С каждой лаской, с каждым поглаживанием и пощипыванием давление внутри ее естества увеличивалось. Скользкое возбуждение просачивалось из киски и покрывало внутреннюю поверхность бедер.

Она закрыла глаза и откинула голову назад, скользя ладонями по его рукам и положив их на плечи. Теплые электрические разряды потекли по ней, усиливаясь от его прикосновений. Соски ныли, а клитор пульсировал. Она… она чувствовала… О Боже, она чувствовала себя так, словно была на грани оргазма от одних только этих ласк.

— Рекош, — взмолилась Ахмья.

— Твой аромат… — прохрипел он рядом с ее ухом, провел ртом по шее и плечу, прежде чем лизнуть, заставив ее вздрогнуть. — Покажи мне, моя найлия. Покажи своему лувину, чего ты хочешь.

Ахмья подняла голову и открыла глаза, обнаружив, что его взгляд прикован к ней, ярко горящий тоской, потребностью, которые он так долго сдерживал.

Ради нее.

Рекош хотел ее.

Не было причин стесняться, не было причин беспокоиться о том, что он может подумать, не было причин прятаться от него. И в любом случае, она давно миновала эту черту.

Потому что она тоже хотела его. Она хотела этого.

Она убрала руку с его плеча и, взяв его за ладонь нижней руки, направила вниз и скользнула между своих бедер.

— Сюда, — выдохнула она. — Прикоснись ко мне здесь.

У него вырвалось низкое рычание.

— Ахмья…

Один из длинных пальцев изогнулся, надавливая на щель ее киски, грубая плоть коснулась ее самой чувствительной части. У Ахмьи перехватило дыхание, и она крепче сжала его руку. Раньше никто не прикасался к ней там так интимно, и теперь ей потребовалось собрать все силы, чтобы не прижаться к нему.

— Такая мягкая, кир’ани ви’кейши, — прохрипел он, — и такая влажная. Это нектар для твоего лувина?

— Да, — прошептала она, нерешительно выпустив его руку и снова вернув ладонь на плечо. — Коснись меня еще, Рекош. Пожалуйста.

Медленно он исследовал ее, скользя пальцем взад и вперед по киске, обводя складки половых губ, в то время как верхние руки продолжали ласкать ее грудь и пощипывать соски. Ахмья тяжело дышала, цепляясь за него, двигая тазом, добиваясь большего, но Рекош крепко держал ее за бедра. Когда он надавил подушечкой пальца на вход, ее лоно сжалось, и она застонала.

— Звуки, которые ты издаешь, так же сладки, как и твой запах, — он провел согнутым пальцем обратно по киске, как всегда осторожно с когтями, и задел набухший бугорок ее клитора.

— О Боже! — ахнула Ахмья, выгибая бедра, когда наслаждение захлестнуло ее. — Там! Прикоснись ко мне там!

Рекош с любопытным гудением задержал на нем палец.

— Что это?

— Клитор, — торопливо сказала Ахмья, двигаясь под его пальцем. — Пожалуйста, не останавливайся.

— Клитор, — подчеркнуто повторил Рекош, неторопливо обводя его подушечкой пальца, размазывая собранную влагу.

Из нее вырвались хриплые, жаждущие стоны, и она покачнулась в такт движениям пальца, надеясь на обещание освобождения. Возбуждение стекало по внутренней стороне бедер. Она была так близка к оргазму, балансируя на самом краю.

— Клитор доставляет много удовольствия, — он надавил чуть сильнее, и это небольшое изменение давления усилило ощущения в десять раз.

Ахмья всхлипнула и кивнула.

— Да. Так много. Это… так приятно. Так, так хорошо.

Рекош промурлыкал и провел согнутой передней ногой по задней поверхности ее бедер. Мягкие волоски коснулись сверхчувствительной кожи, вызвав по ней дрожь.

— Твое тело не шепчет, оно поет, кир’ани ви’кейши. И его песня — самая прекрасная, которую я когда-либо слышал.

Он ускорил круговые поглаживания клитора. Огонь пробежал под ее кожей, и бедра задрожали. Что-то нарастало внутри нее, что-то мощное, что-то первобытное.

— Но мне нужно больше. Я должен узнать о тебе больше, — он убрал руку с ее промежности.

— Нет! — Ахмья закричала, ноги у нее чуть не подкосились, но Рекош крепко держал ее. Клитор пульсировал от того, что ее оставили на пороге оргазма. Она царапнула ногтями его грудь. — Рекош, пожалуйста, не останавливайся!

Он издал трель, но звук оборвался, когда его сотрясла дрожь. Щебет, который последовал за этим, был страстным и рокочущим.

— Не торопись, моя найлия.

Рекош поднял руку и перевел на нее взгляд. Если ее кожа еще не покраснела, она была уверена, что в этот момент та стала ярко-красной. Пальцы блестели от ее смазки. Несколько ударов сердца он смотрел, поворачивая руку и наблюдая, как на ней играют солнечные лучи.

Что он⁠…

Затем его рот открылся, и длинный красный язык выскользнул наружу, чтобы облизать ладонь до кончиков пальцев.

Губы Ахмьи приоткрылись в быстром выдохе. Это действие было шокирующим и похотливым, желание, как копье, пронзило ее.

— Твое тело производит этот нектар для меня, — промурлыкал он, поднимая жвалы. — Я бы хотел, чтобы оно сделало больше.

Он сомкнул зубы на когте среднего пальца с глухим щелчком.

Глаза Ахмьи расширились, когда она схватила его за запястье.

— Твой коготь! Зачем ты это сделал?

Она знала, как бережно он обращается со своими когтями. Когда дело касалось его работы, они были незаменимы.

— Я хочу изучить тебя внутри, кир’ани ви’кейши. Я хочу изучить тебя своим прикосновением. Я хочу почувствовать тебя, — он сжал пальцы на ее бедре, покалывая кожу. — И у меня много когтей.

Он вернул руку между ее ног, расставляя их шире, и снова скользнул пальцем, теперь без когтя, в ее киску, находя вход. Его пристальный взгляд удерживал ее. — Я хочу изучить тебя здесь, моя Ахмья.

Рекош засунул палец глубоко в нее.

Ахмья резко втянула воздух. Ее тело напряглось, когда влагалище сжалось вокруг пальца. Он был длинным и толстым, почти таким же толстым, как вибратор, которым она пользовалась когда-то на Земле, и он растягивал ее, наполнял.

— Кир’ани ви’кейши, — прогрохотал он, отводя палец назад, прежде чем ввести его еще глубже. — Твое тело приветствует меня. Жаждет меня.

Его слова в сочетании с ощущением пальца, ласкающего изнутри, заставили ее задрожать. Она провела ладонями обратно по его груди к плечам и прошептала:

— Это так.

Наклонив голову вперед, он потерся лицом о щеку Ахмьи, затем о ее ухо и волосы, все время двигая пальцем медленно, намеренно, почти лишая ее дыхания с каждым сильным толчком.

— Горячее, влажное и мягкое, — он провел языком по чувствительному местечку у нее за ухом. — Как ты называешь свою щель?

Ахмья захныкала.

— Моя… моя киска.

С рычанием он засунул палец сильнее, глубже, заставив ее ахнуть.

— Твоя киска принадлежит мне. Ты моя, Ахмья, и ты будешь моей полностью.

— Я твоя. Я всегда была твоей.

Каждый ее нерв горел от возбуждения, когда Рекош разжигал ее наслаждение все сильнее и сильнее, и ее тело откликалось само по себе. Она покачала бедрами, оседлав его руку, не в силах сдержать хриплые звуки, когда экстаз расцвел внутри. Это была агония, это было блаженство.

Ахмья застонала, сжала челюсть и подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Поцелуй меня, Рекош.

Он отпустил ее груди и, вместо этого, сжал ее подбородок. Затем прижался ртом к ее рту, жестко и требовательно, терся о ее губы, пока она не открылась ему. Его длинный язык скользнул внутрь, переплетаясь с ее языком.

Ахмья зарылась пальцами в его волосы и притянула ближе. Раскачиваясь на его пальце, она посасывала язык, проводя своим по его клыкам и наслаждаясь их остротой, и осыпала отчаянной россыпью поцелуев шов его неровного рта. Все это было слишком хорошо, чтобы заканчиваться.

— Рекош, — прохрипела она, ее киска задрожала.

Он прервал поцелуй с рычанием. Его дыхание было резким, а тело напряглось.

— Мне нужно целовать тебя.

Ахмья провела губами по его подбородку.

— Тогда поцелуй.

Его красные глаза, и без того горящие, вспыхнули жарче и ярче, прежде чем он резко убрал руку от ее киски. Ахмья тут же оплакала потерю прикосновений, умоляя о них, но он помешал ей последовать за ним, удержав за бедра верхними руками.

Отпустив Ахмью назад, Рекош уперся нижними руками в землю и потянул ее вперед.

— Хочу попробовать тебя на вкус, — он зарылся лицом между ее бедер, языком раздвигая киску.

Ахмья ахнула и вцепилась в волосы Рекоша, когда наслаждение захлестнуло ее. Его язык скользил, поглаживая и облизывая. Ощущение было таким же странным и ошеломляющим, как и тогда, в первый раз. За исключением того, что сейчас она не оттолкнула его. Она притянула его ближе.

— Рекош… — простонала она.

Он замурлыкал, с одобрением, ненасытно, и пронзил вход языком, засовывая его глубоко в нее.

— Ах! — голова Ахмьи откинулась назад, и ее веки, дрожа, закрылись. Ногти царапнули кожу его головы, и она раздвинула ноги шире, предоставляя ему более легкий доступ. Позволяя протолкнуть язык еще глубже. Он зарычал, звук проник в нее и заставил пульсировать клитор. Длинные пальцы сжались, крепче держа ее и не давая сбежать.

Не то чтобы она думала о побеге. Она хотела оставаться здесь вечно. Она была поглощена им. Потерялась в нем. Волнующее прикосновение его когтей, клыков к ее лону, возвышенное ощущение языка, проникающего в ее киску и выходящего из нее, теплое дыхание и пряный аромат, наполняющий ее легкие, — все это закружилось, унося ее на волнах экстаза, стирая всю вселенную, кроме Ахмьи и Рекоша.

Когда Рекош вынул язык из ее канала и закружил им вокруг клитора, удовольствие Ахмьи усилилось. Она прикусила нижнюю губу зубами, заглушая нарастающие крики, пока он жадно лизал ее, снова и снова. Рекош сжал ее задницу так сильно, что останутся синяки, и кончики его когтей впились в ее плоть. Но ей было все равно. Каждое восхитительное движение языка подталкивало ее все ближе к краю, пока он не впился в клитор, и она распалась.

Тело Ахмьи напряглось, а рот открылся в беззвучном крике. Ее мир перестал существовать.

Она перестала существовать.

А затем восторг пронзил ее.

Ее крики эхом отдавались в джунглях вокруг, пока тело сотрясалось в конвульсиях. Внутренние стенки затрепетали, а сердцевина сжалась так сильно, что это граничило с болью.

И за этим последовал поток жидкости.

Прямо в лицо Рекошу.