Ткач

ГЛАВА 6



Вернувшись в Калдарак всего несколько дней назад, Рекош не собирался уходить так скоро. И все же он не был удивлен тем рвением, которое облегчило его шаг и увлекло вперед, когда Гарахк повел их группу в Клубок.

Потому что он шел рядом с Ахмьей.

Он чувствовал ее радость так же ясно, как ощущал дуновение ветерка или теплые солнечные лучи на шкуре. Возможно, ему следовало пожурить ее за то, что она смотрела на джунгли скорее с удивлением, чем с опаской, за то, что не была достаточно серьезна и бдительна, но как он мог это сделать?

Вся группа была в приподнятом настроении. Рождение Акалана стало предметом разговоров в Калдараке, и Терновые Черепа были полны решимости отпраздновать его от всего сердца, точно так же, как они это сделали, когда более одного лунного цикла назад вылупился первый выводок Налаки и Гарахка. Охотники были воодушевлены, свободно болтали и часто шутили. У Рекоша не было недостатка в словах для перевода между человеческими самками и вриксами.

Когда он не переводил, то оставался бдительным, изучая окружающую обстановку не только в поисках опасности, но и для того, чтобы запомнить маршрут — особенно после того, как они вышли за пределы знакомой местности.

В очередной раз Рекош отправился путешествовать в неизвестность.

Но его внимание всегда возвращалось к Ахмье. Часто для этого были веские причины — каменистая, неровная почва в этой части джунглей представляла множество препятствий для людей, и Рекош никогда не колебался, предлагая помощь.

Любая причина прикоснуться к Ахмье была слишком ценной, чтобы ее игнорировать. Ощущение ее руки в его, ее мягкой, теплой плоти на его грубой шкуре, трепет пульса под кончиками пальцев на ее запястье — все это сводило с ума, все это было блаженством. И то, как ее щеки розовели почти каждый раз, когда он прикасался к ней, только заставляло его страдать от тоски и обожания.

Рекош поправил ремень сумки. Прикосновение шкуры ятина к спине было гораздо более значительным, чем следовало.

Он не знал, зачем взял с собой шелковое платье и подходящие к нему чехлы для ног. Это было порывом — когда он ворвался в логово, чтобы собрать вещи, какой-то инстинкт заставил его завернуть подарки в плотный сверток из ткани и кожи и сунуть в сумку. Он сделал это, хотя прекрасно знал цель путешествия.

Они были здесь, чтобы поохотиться и добыть еду для Калдарака. Когда он рассчитывал успеть передать подарки Ахмье? Когда он ожидал, что у них будет для этого возможность уединиться?

Рекошу было все равно, кто будет свидетелем его признания ей. Он бы сделал это на глазах у всех в Такарале и Калдараке, и эта группа суровых охотников из Терновых Черепов не остановила бы его. Ему не было стыдно за свои чувства к Ахмье.

Но ему не нужны были зрители.

Нет, когда он преподнесет свои подарки и произнесет слова, которые так долго звучали в его сердце, это будет только для Ахмьи. Он не позволил бы ей отвлечься ни на кого и ни на что другое.

Только он увидит, как она наденет его подарок.

И тогда он заявит на нее права.

При одной этой мысли его стебель шевельнулся, и он стиснул челюсти, подавляя рычание. Усилием воли он прижал застежки к тазу, чтобы убедиться, что щель не выпирает.

Он никогда ни к чему не испытывал такого голода, как к ней. Как бы ее тело сочеталось с его? Насколько плотно ее разрез охватил бы его ствол, насколько глубоко ее тупые когти впились бы в его шкуру? Какие звуки она бы издавала, какими способами двигалась?

Был бы ее голод таким же отчаянным и ненасытным, как его собственный?

Он жаждал увидеть огонь в ее глазах, когда их тела будут двигаться в унисон. Страстно желал чувствовать, как тот самый жар, который грозился испепелить его всякий раз, когда он смотрел на нее, отзывается в ее сердце, в самой ее сути, проникая сквозь кожу.

Он жаждал попробовать ее на вкус.

Теперь взгляд Рекоша переместился на нее, и он наблюдал, как они с Лейси, поддерживая друг друга, взбираются на вершину небольшого, но крутого склона.

Под кожей голых ног Ахмьи обозначались мускулы, едва уловимый отблеск ее удивительной силы и выносливости. Она была тоньше, чем другие люди, миниатюрная — слово, которое он слышал от них, но он нашел безграничную привлекательность в ее фигуре.

Конечно, оставалась проблема с тем, что она была одета в шелк другого врикса более низкого качества. Его нижние руки снова дернулись к сумке, когда первобытное желание вспыхнуло внутри, подталкивая его сорвать с нее эту ткань здесь и сейчас, чтобы он мог заменить ее своей.

— Мы должны следить, ткач, — сказал один из ближайших Терновых Черепов, зеленокожий охотник по имени Оккор.

Рекош щелкнул жвалами.

— Я слежу.

Оккор защебетал.

— Следить за опасностями, а не за шеловеками.

Рекош раздраженно отмахнулся от него и продолжил путь, прилагая больше усилий, чтобы не терять бдительности.

Солнце поднималось все выше, и воздух прогревался, хотя редкие порывы ветра, проносившиеся по джунглям, приносили легкую прохладу. Густые облака плыли по голубым участкам неба над головой. Клубок был ароматным и живым, и Ахмья была здесь.

Неожиданное путешествие, Терновые Черепа вокруг, незнакомая земля… Все это не имело значения, потому что он был с ней.

В полдень они достигли пышной, относительно ровной площадки, полной всевозможных растений, где Гарахк объявил привал.

— Певица Корней оставила здесь свое благословение, — сказал Гарахк. — Когда река разливается, то делает эту землю богатой. Все растет быстро. Все становится большим и вкусным. Это правда под солнцем и небом.

Когда Рекош перевел для людей, они сказали, что в их мире были подобные места, где люди использовали пышную почву, чтобы выращивать много растений для еды. Вриксы как в Калдараке, так и в Такарале выращивали кое-что из пищи, но они по-прежнему полагались на собирательство и охоту в изобильных джунглях.

Учитывая усилия людей в Калдараке на данный момент, Рекош предположил, что выращивание растений в качестве пищи и с другими целями станет гораздо более распространенным явлением в грядущих лунных циклах.

Гарахк сложил руки вместе, а затем развел их.

— Мы расстанемся. Один векир, чтобы остаться и собирать растения, один векир, чтобы охотиться. Наш шар'тай будет ярко гореть, и мы устроим пышный пир в честь нового птенца.

В ответ Терновые Черепа ударили тупыми концами копий по земле, издав короткий ритмичный звук, прежде чем разделиться на две группы. Восемь из них присоединились к Гарахку, в то время как оставшиеся четверо — к Рекошу и людям.

— Здесь будет наше дикое логово, ткач, — сказал Гарахк Рекошу. — Если наш векир не вернется к следующему полудню, отправляйся в Калдарак. Мы последуем за вами, когда у нас будет достаточно мяса для всех.

Склонив голову, Рекош постучал костяшками пальцев по своему головному гребню.

— Я присмотрю за нашими, Гарахк.

— Ты произносишь много слов, Рекош. Но самые лучшие — это когда ты произносишь слова, как Терновые Черепа.

Рекош защебетал.

— Это правда под солнцем и небом.

Белый Терновый Череп издал трель, вытянул переднюю ногу и стукнулся ею о ногу Рекоша.

— Ты должен присоединиться к охоте в другой раз. Я хотел бы увидеть твой шар'тай собственными глазами, Ткач.

— В другой раз, Гарахк. Я вплетаю свои слова в узы.

Щебеча, Гарахк повернулся и зашагал прочь. Остальные из его группы последовали за ним. Вскоре все они скрылись из виду, хотя их веселые голоса еще некоторое время доносились до Рекоша.

— Они ничего не поймают, пока их голоса так громки, — сказал Оккор, который был среди оставшихся Терновых Черепов.

— Громкий голос, громкий шар'тай. Разве это не так? — спросил Рекош.

Задумчивый гул донесся со стороны Оккора.

— Когда ведешь войну, да.

— Но для охоты громкий голос — пустое брюхо, — добавил желтый Терновый Череп по имени Эльхарат.

— Ах, вот почему ткач сегодня не охотится, — сказал другой Терновый Череп. — У него слишком громкий голос.

Рекош защебетал вместе с другими вриксами.

— Не слишком громкий. Слишком неутомимый. Слова падают, как дождь с неба, вызывая наводнение.

— Наводнение, которое заставит нас молиться о скорейшем наступлении сухого сезона, — Оккор нарисовал знак Восьмерки руками.

Подняв жвалы в ухмылке, Рекош ответил:

— Возможно, тогда я сделаю свой голос еще громче, чтобы Восьмерка тебя не услышала.

Оккор со стуком ударил передней ногой по ноге Рекоша. Запах Тернового Черепа — камня и дерева с легким привкусом трясины — был одновременно знакомым и незнакомым. Он и другие Терновые Черепа поставили корзины и мешки, которые принесли с собой, и быстро разбили лагерь.

Лейси встала рядом с Рекошем.

— Это то самое место?

Рекош кивнул, но все слова, которые он мог бы сказать, мгновенно испарились из головы, когда с другой стороны от него появилась Ахмья.

Она была так близко, что одно ее присутствие заставляло кожу покалывать от тепла, а тонкие волоски — вставать дыбом. Всякий раз, когда они оказывались так близко друг к другу, Рекош отчаянно боролся с собой, чтобы не потянуться к ней, как и сейчас. Его сумка, казалось, оттягивала плечо, ее содержимое ощущалось в восемь раз тяжелее, чем раньше.

— Гарахк сказал, что мы останемся здесь на ночь? — спросила Ахмья, когда они с Лейси взяли по корзинке.

Грудь Рекоша выпятилась.

— Ты с каждым днем все лучше понимаешь слова вриксов, ви’кейши.

Она улыбнулась ему.

— Ты и сам довольно быстро учишь английский.

Он защебетал и склонился в поклоне, прикоснувшись костяшками пальцев к головному гребню.

— Я учусь ради тебя, Ахмья.

— Рекош… — она наклонила голову, отчего волосы упали, частично закрыв лицо, и крепче ухватилась за корзину, стоявшую перед ней. — Ты ничего не должен ради меня делать.

— Это нужда, — он протянул руку, подцепил пальцем ее свисающие волосы и нежно заправил пряди за ухо, — и желание.

Темные глаза Ахмьи встретились с его. Выпрямляясь, он провел пальцем по ее подбородку, приподнимая лицо, чтобы их взгляды встретились.

— Не прячься. Не от меня. Никогда от меня.

На ее щеках расцвел румянец, но она не отвела взгляда. Вместо этого она облизнула губы маленьким язычком и обхватила пальцами его запястье. Ее кожа была теплой, а рука дрожала.

— Не буду.

Она произнесла эти слова так тихо, что Рекош задумался, не почудились ли они ему. Его сердца забились быстрее, стуча громче, чем ее голос.

Лейси громко кашлянула.

— Мне, э-э, оставить вас наедине, или нам…

Ахмья резко втянула воздух, и ее глаза широко раскрылись. Она отпрянула от Рекоша и поспешила к другому человеку.

— Нет. Нет, извини. Много работы, верно?

Рука Рекоша замерла в воздухе. Еще больше этого колючего жара запульсировало под его шкурой. Застежки сомкнулись на щели, пока он боролся с инстинктивным желанием схватить ее, предотвратить ее побег.

Связать ее.

Он свирепо посмотрел на Лейси, слегка сжал кулак и опустил руку.

— Да. Много работы.

Лейси криво улыбнулась ему, в ее глазах заплясали искорки веселья.

— О, я помешала? Мне так жаль!

— Ты невыносима, — пробормотала Ахмья, ослабляя хватку на корзине и, повернувшись, пошла глубже в джунгли.

Рекош раздраженно отмахнулся от Лейси.

— Телок должен был пойти.

С отсутствующим выражением лица она подняла руку, согнув все пальцы, кроме среднего. Затем последовала за Ахмьей.

— Тебе нужна помощь, ткач? — Оккор позвал, привлекая внимание Рекоша. Терновые Черепа, разбив маленький, незатейливый лагерь, уже начали расходиться в поисках пищи.

— Кажется, помощь подобрать слова, — сказал Эльхарат.

Рекош щелкнул клыками.

— Мне нужно сказать много-много слов. Кто хотел бы послушать?

Щебеча, Терновые Черепа направились в джунгли, быстро исчезнув среди листвы.

Если бы только было так же легко заставить уйти Лейси.

Почему все и вся были полны решимости помешать ему заявить о своих правах? Судьба привела его к Ахмье, и теперь он не позволит ей изменить курс.

Зарычав, он схватил запасную корзину и поспешил за людьми.

Он быстро догнал их и был рад увидеть, что Ахмья ступает осторожно, поворачивая голову из стороны в сторону, осматриваясь вокруг.

В отличие от тебя, дурак.

И все же он не мог отвести от нее взгляда. Он был очарован колыханием ее волос при ходьбе, этими темными прядями, падавшими на обнаженную, дразнящую кожу спины. Его пальцы сжались от желания, от потребности прикоснуться к ней.

— Знаешь, за что я благодарна? — спросила Лейси.

Ахмья провела кончиком пальца по большому широкому листу, заставляя капли росы стекать по гладкой поверхности.

— За что?

— Что, похоже, нет никаких клещей, — Лейси повернулась и пошла назад, широко раскинув руки и покачивая корзинкой на предплечье. — Все это время мы провели в джунглях, и ни один клещ не ткнулся своей маленькой головкой-бусинкой в мою кожу.

Ахмья вздрогнула.

— Фу. Я могу быть благодарна за это. Они были ужасны в кали фонии. Я помню, как подростком пошла в поход в лес и возвращалась домой с тремя на ногах. Я никогда в своей жизни не кричала так громко. Отец ворвался в мою комнату с пистолетом, думая, что там хробитель, только для того, чтобы застать меня бесящейся в нижнем белье.

— О Боже. Держу пари, это было неловко.

— Мне было все равно. Но отец едва мог смотреть на меня. Я только и думала о жуках под кожей, а он неловко прикрыл глаза, вышел и захлопнул за собой дверь.

Лейси рассмеялась и повернулась вперед.

— Это не смешно!

— Не смешно. Прости. Ну… может, чуть-чуть.

Ахмья сердито посмотрела на Лейси.

— Я не нашла в этом ничего смешного. И до сих пор не нахожу. У меня под кожей завелись жуки, Лейси. Жуки.

Глаза Рекоша расширились, его жвалы раскрылись, а внимание снова переместилось на ее кожу — тонкую, нежную кожу, которую легко сломать, легко повредить. Последнее, что он видел, как ее кожу пронзила огненная лоза… И это могло убить ее.

Посмеиваясь, Лейси остановилась рядом с деревом, присела на корточки и начала собирать грибы голдкреста, растущие у основания.

— Я согласна, это отвратительно. Я выросла в мэне и проводила большую часть времени на свежем воздухе, думаю, поэтому я вполне привыкла к клещам. Проверка на их наличие была обычной.

— Эти клещи… Они причиняют тебе вред? — спросил Рекош. — Они должны, раз попадают под твою кожу.

Ахмья пнула ногой какую-то листву, глядя на землю.

— Они переносят болесни, которые могут причинить людям действительный вред, но мы разработали лекарства для лечения.

На первый взгляд, какой врикс поверил бы, что эти маленькие, странно выглядящие существа, называемые людьми, способны на так многое? Далеко за пределами своей силы воли и способности к обучению люди продемонстрировали поразительную сообразительность и новаторство.

Их описания родного мира, Земли, были за пределами воображения Рекоша. Они жили в строениях выше любого дерева в Клубке, полностью сделанных из металла и стекла. Они путешествовали на предметах, которые называли атамобилями, самлетами, и караблями, которые облетали их мир вокруг и уносили к далеким звездам.

Рекош достаточно насмотрелся на эти человеческие творения собственными восемью глазами, чтобы поверить даже самым диким историям. Он побывал на их корабле, видел капсулы, которые поддерживали их спящими, но живыми в течение ста шестидесяти восьми лет. Он видел их инструменты — устройство, которое могло мгновенно заживлять раны, металлические ножи, более острые, чем любое лезвие из черного камня, лампы, которые сияли без пламени. Он сам использовал человеческие зажигалки для разведения костров с поразительной легкостью. И он видел, как Айви стреляла из пистолета в лицо Зурваши.

Описываемые жизни, которые они оставили позади, во многих отношениях превосходили понимание Рекоша. Но, несмотря на все их достижения, несмотря на все инструменты, эти люди были здесь и сейчас. Без человеческих атрибутов они мало чем отличались от вриксов — маленькие существа в большом мире, делающие все возможное, чтобы выжить.

Он не понимал жизни, которую люди вели раньше, но понимал людей. Их боль и печаль, удовлетворенность и радость. Он понимал, что у них были потребности, что они любили и ненавидели, что они носили все в своих сердцах. И что их воля двигаться вперед была такой же сильной и неистовой, как у любого врикса.

И он восхищался ими за все это. Восхищался ими всеми… но Ахмьей — больше. Намного, намного больше. Потому что даже среди этих людей она была другой. Она была особенной.

Особенной в том, как держалась, в том, как говорила, в том, как тихо и ненавязчиво она так часто себя вела. В том, как остро замечала то, что другие зачастую упускали из виду. Дело было в ее размерах и в том, что она не позволяла им ограничивать себя.

Он узнал в ней нечто такое, что испытал на себе сам — молчаливую силу, выкованную тем, что ее отвергали, недооценивали, игнорировали. Потому что на тебя смотрят как на самого маленького и слабого.

Ее сердце и дух были намного больше, чем предполагало тело. Хотя она часто, казалось, предпочитала, чтобы ее не видели другие, Рекош видел все. И ему нужно было сделать ее своей, чтобы он мог напоминать ей каждый день, что она сильная, свирепая, достойная. Она… любима.

Они втроем продолжили поиски, разговаривая и собирая травы, фрукты, грибы и коренья, которые попадались им на пути. Время от времени поблизости раздавались крики Терновых Черепов, следивших за тем, чтобы группы не отходили слишком далеко друг от друга.

Рекош наблюдал за самками и помогал им, когда они находили то, до чего не могли дотянуться. Каждый раз, когда Ахмья просила о такой помощи, у него возникало желание положить руки на ее округлые бедра и приподнять над землей, чтобы она могла собирать дары джунглей собственными руками. Он не поддавался этим порывам, не хотел, чтобы Лейси испортила эти моменты.

В Клубке было жарко, но день оставался приятным, несмотря на растущую влажность в воздухе. Его тонкие волоски ощущали приближение дождя в ветре. Когда Ахмья воспользовалась моментом, чтобы перевести дыхание и вытереть пот со лба, Рекош наблюдал за ней, наклонив голову и подергивая жвалами.

Он был рядом с ней во многих трудностях, с которыми она столкнулась с тех пор, как очнулась на потерпевшем крушение корабле. Он видел, как она боролась и спотыкалась, видел, как она падала, видел, как поникали ее плечи и опускались губы. Он видел блеск слез в ее глазах. Но он никогда не видел, чтобы она сдавалась, никогда не слышал, чтобы она жаловалась.

Когда она спотыкалась, она выпрямлялась. Когда она падала, она поднималась. Когда тяжесть отчаяния обрушивалась на нее, она стискивала зубы, глубоко вздыхала и поднимала голову. Если нужно было сделать еще один шаг, Ахмья делала его без промедления.

Терновые Черепа говорили о шар'тай, огненном духе в сердце каждого воина. Если шар'тай существовал, то у Ахмьи он был ослепительно ярким.

Другой врикс, возможно, и не видел этого, но Рекош видел.

Ахмья поставила почти полную корзину на землю, выпрямилась и потянулась назад, чтобы собрать волосы в ладони. Разделив их на пряди, она начала заплетать косу.

Рекош взглянул на Лейси, которая в данный момент была занята выкапыванием белых корней из земли джунглей. Когда он поставил корзинку на землю, в его груди зазвучала тихая трель.

Он бесшумно подошел к Ахмье сзади и нежно накрыл ее руки своими.

— Я помогу, ви’кейши.

Ахмья вздрогнула и слегка повернула лицо, чтобы встретиться с ним взглядом. Ее губы изогнулись в улыбке, когда она высвободила руки из-под его ладоней, отпуская волосы.

— Я уверена, что твоя коса будет держаться лучше, чем моя.

Приподняв жвалы, Рекош тихо защебетал. Рядом с собой он воткнул копье в землю.

— Да. Ты заплетаешь хорошие косы, но я делаю самые лучшие.

Ахмья рассмеялась и посмотрела вперед.

— Так и есть. Спасибо тебе, Рекош.

— Это мелочь, — он запустил когти в ее волосы и прочесал ими пряди. Ее волосы были мягкими и шелковистыми под его пальцами, но густые и сильные, несмотря на кажущуюся нежность.

Прямо как сама Ахмья.

Хотя они находились посреди джунглей, он действовал медленно — тщательно распутывал каждую прядь, разглаживал ее волосы, едва касаясь кожи головы кончиками когтей. Она запрокинула к нему голову с довольным вздохом и легкой довольной улыбкой на губах, закрыв глаза.



Жар шевельнулся в щели Рекоша. Он знал о поцелуях благодаря людям — благодаря Айви и Кетану. Их губы были податливыми, казалось, даже мягче, чем остальная кожа, и он жаждал ощутить прикосновение ее губ к своей коже. Жаждал ощутить ее поцелуй.

Жаждал поцеловать ее.