Ткач

ГЛАВА 20



Ахмья лежала на животе поверх одеяла, расстеленного на ковре из густой травы. Руки под головой, глаза закрыты, а губы изогнуты в мягкой улыбке.

Вечернее солнце согревало влажную кожу, а рядом успокаивающе журчал родник. Это место, здесь и сейчас, было маленьким кусочком рая, дающим желанную передышку от тягот последних двух дней. И она никогда не могла даже представить себя в подобном месте — отдыхающей у кристально чистого бассейна посреди джунглей, обнаженной, с Рекошем, лежащим на боку рядом с ней.

Восхитительная дрожь пробежала по телу, когда Рекош неторопливо провел шелковым цветком по ее спине. Мягкие лепестки прошлись вдоль позвоночника, опускаясь к изгибу поясницы, прежде чем подняться над попкой. Жест был столь же любящим, сколь и дразнящим.

Жар закипал в животе, а желание горело в самой сердцевине, но Ахмья была довольна тем, что просто наслаждалась моментом. И как бы сильно она ни жаждала снова ощутить член Рекоша внутри, ощутить эту полноту, эту близость, эту связь, она была измотана их яростными занятиями любовью. Мышцы болели, на ней были синяки и царапины от его грубой, собственнической хватки, красные потертости от шелковых нитей, а плечо саднило в том месте, где Рекош укусил ее и оставил метку.

Ее хорошо и основательно оттрахали.

И ей это нравилось.

Из всех неудобств труднее всего было игнорировать киску. Она восхитительно ныла. Даже сейчас Ахмья все еще чувствовала след его присутствия там, то, как он наполнял ее, и каждый раз, когда это ощущение проходило, оно оставляло после себя томительную пульсацию, которая почти заставляла ее проигнорировать боль и снова взять Рекоша.

Цветок слегка коснулся следа от укуса на ее плече. Даже не видя его, Ахмья знала, что Рекош смотрит на него. В его глазах был такой алчный блеск, когда он промывал рану и запечатывал ее липким шелком.

Ахмья ухмыльнулась.

— Ты опять любуешься своей работой?

Цветок замер.

— Любуешься? Я не знаю этого слова.

Она открыла глаза и, повернув голову, оперлась на руки, глядя на него.

Он лежал на боку, положив правые локти поверх одеяла и подперев голову верхней рукой. Нижняя левая рука была перекинута через живот, в то время как верхняя была вытянута, держа цветок. Правые ноги были поджаты под заднюю часть тела, а левые согнуты, их кончики покоились возле ее ног. Длинные волосы, все еще влажные после купания, свободно спадали на плечи, красно-белые пряди особенно ярко переливались на солнце. Ей нравилось, когда они были такими. Нравилось, когда она могла запустить пальцы в его локоны, не стесненные косой.

На темной шкуре были видны шрамы — особенно самый свежий из них, который он получил, защищая ее от кузахов.

— Это значит, что ты доволен тем, что сделал, — сказала она.

Рекош издал трель, поднимая жвала.

— Тогда да. Я любуюсь, кир’ани ви’кейши. Я наконец-то заявил права на свою прелестную пару.

Ахмья усмехнулась.

— Да. Ты действительно, действительно это сделал.

— Ты тоже любуешься, — Рекош продолжил ласкать ее кожу шелковым цветком.

— Ммм… Я думаю, лучшим словом было бы «довольна», — она закрыла глаза и глубоко вдохнула, издав счастливый вздох. — Я хотела бы, чтобы мы могли остаться здесь, только мы вдвоем, еще немного.

Он задумчиво хмыкнул, пока лепестки скользили вверх по ее позвоночнику.

— Здесь хорошая вода и поблизости есть звери, на которых можно охотиться. Нам нужно только укрытие. Калдарак подождет, пока это место подходит нам.

Ахмья открыла глаза и подняла голову. Мокрые пряди ее волос упали сзади на плечо, позволяя прохладным каплям воды стекать по руке.

— Мы можем остаться?

— Ненадолго, моя найлия. Так моя нога, возможно, еще немного заживет, и ты сможешь отдохнуть. И… потому что я хочу дополнить воспоминания, которые мы здесь оставили.

Счастье захлестнуло ее. Она поднялась на четвереньки и поползла к Рекошу. Обвив руками его шею, она прильнула к нему и запечатлела поцелуй на его рте.

Рекош издал трель и обхватил ее рукой, перекатываясь на спину и притягивая Ахмью к себе. Она рассмеялась, оседлав его живот и упершись предплечьями в грудь, ее волосы упали на одну сторону. Алые глаза засияли, когда он посмотрел на нее. Она осыпала его лицо новыми поцелуями.

Он защебетал и обхватил ладонью ее задницу, одновременно обняв другой рукой, надежно прижимая к себе.

Ее улыбка погасла.

— Но разве все не будут волноваться? Они, вероятно, ищут нас.

— Да. Но многие восьмидни я хотел только видеть тебя, — его большие руки двигались с обычной грацией и нежностью, когда он поймал ее свисающие волосы, заправил за ухо и продел в них стебель цветка. Затем он погладил ее ладонью по щеке. — Я хотел бы еще немного побыть с тобой, мой цветок.

Тепло затопило ее грудь, и сердце затрепетало. Она провела пальцами по его похожему на маску лицу, такому нечеловеческому, такому непохожему, такому любимому, и снова улыбнулась.

— Я бы тоже хотела, чтобы ты принадлежал только мне.

Ахмья наклонила голову, проследив взглядом за движением кончиков пальцев вокруг его глаз. Выразительные и яркие, их сияние пугало ее все те месяцы назад, когда они впервые встретились, но теперь они были маяком во тьме, который она искала для комфорта и безопасности. Это были глаза ее пары.

Ее мужа.

Рекош молча наблюдал за ней, расслабив жвалы, успокаивающе поглаживая пальцами ее кожу.

Мысленно она сосчитала его глаза, проведя по ним кончиками пальцев. По четыре с каждой стороны, всего восемь. Восемь — священное число вриксов. Его использовали, когда проклинали, когда молились, когда взывали к богам. Их неделя состояла из восьми дней, и всякий раз, когда им приходилось что-то делить — будь то вриксов или вещи, — они, как правило, разбивали все на группы по восемь.

Кетан счел знаком богов, когда обнаружил Айви, восьмую из выживших на борту «Сомниума», а вриксы сочли удачей, что там было восемь человек. Вдобавок к сокрушительному чувству вины Ансет за смерть Эллы, женщина-врикс верила, что прокляла их всех, разделив это священное число — без Эллы осталось всего семь человек.

Но они преодолели трудности, вставшие на их пути. Они нашли дом в Калдараке. И Ахмья не верила, что они зашли так далеко, потому что зацикленность вриксов на восьмерке была просто суеверием. Нет… Она верила, что на протяжении всего их мучительного путешествия было восемь человек, потому что они несли Эллу с собой в своих сердцах.

— Многие японцы верят, что число восемь приносит удачу, — сказала Ахмья. — Это из-за формы числа.

— Формы? — его глаза на мгновение сузились, словно в раздумье.

— Она отличается от тех цифр, которые мы вам показывали. Это символ из кандзи, — обхватив лицо Рекоша, она большими пальцами провела две линии между его глазами, начиная близко друг к другу и спускаясь вниз и в стороны. — Хати. Восемь. Это удача, потому что символ расходится веером, широко раскрываясь внизу, что символизирует рост и процветание.

Рекош опустил руки ниже, к ее бедрам. Положив большие пальцы по обе стороны от ее позвоночника, он нарисовал символ у нее на спине, медленно проводя большими пальцами вниз и наружу к ее заднице таким образом, что по ее телу пробежал трепет.

— Хати.

Ахмья усмехнулась и кивнула.

Из его груди вырвалось мурлыканье, и дыхание Ахмьи сбилось, когда этот звук возбудил соски там, где ее груди прижимались к его шкуре.

— Научи меня большему, — сказал он.

Ахмья ухмыльнулась, соединила большие пальцы вместе и растопырила их, пошевелив.

— Кумо.

Он защебетал, и веселый огонек наполнил его глаза.

— Я знаю эту форму. Кумо — это то же самое, что паук?

— Да, но это также означает «облако».

Рекош издал низкий стон.

— Значит, все люди используют слова, которые означают многое.

Ахмья драматично вздохнула и положила руки ему на плечи.

— Мы такие сбивающие с толку существа.

Издав трель, Рекош обхватил ее сзади за шею и приподнял голову.

— Я счастлив быть сбитым с толку, потому что ты моя.

Он снова заставил ее сердце трепетать.

Когда она поднялась на борт «Сомниума», чтобы начать новую жизнь на Ксолее, Ахмья ожидала, что вступит в безличные отношения и станет фактически инкубатором. У нее не было иллюзий основанного на любви союза, но она, по крайней мере, надеялась на взаимное уважение. Может быть, даже на дружбу.

Вместо этого она потерпела крушение здесь. При первом пробуждении эта планета внушала ужас, и ситуация казалась безнадежной. Она не знала, какой будет ее жизнь и жизнь остальных — выживут ли они вообще.

Но там был Рекош. Он был ее защитником, ее другом. Он подарил ей терпение, доброту, мудрость и привязанность. Он подарил ей радость.

Он подарил ей любовь.

Ей не нужно было слышать от него эти слова, чтобы увидеть ее. Почувствовать ее. Она была во всем, что он делал.

Рекош заставлял ее сердце биться чаще всякий раз, когда был рядом, заставлял ее тело дрожать от каждого прикосновения, пробуждал жар внутри каждым взглядом.

И Ахмья почувствовала ошеломляющие эмоции задолго до того, как осознала их.

Улыбаясь, она прижалась лбом к его головному гребню, не сводя с него глаз.

— Вот несколько слов, которые не сбивают с толку. Аната ва ватаси но тайсэцу на хито.

— Аната ва… — эхом повторил он.

Ахмья помогла ему повторить слова, пока он не смог произнести фразу полностью.

— Что это значит? — спросил он.

— Это значит, — она провела губами по его рту, — что ты мой тайсэцу на хито. Человек, которым я дорожу больше всего, в этом мире и в любом другом.

Его руки сжались на ней, рот приоткрылся, дыхание смешалось с ее. Рекош запустил пальцы в волосы Ахмьи, взгляд смягчился.

— Из всех человеческих слов, которые я выучил, кир’ани ви’кейши, ни одно не заставляет мое сердце петь так, как эти. Аната ва ватаси но тайсэцу на хито.