Ткач

ГЛАВА 3



Затаив дыхание, Рекош вонзил кончик костяной иглы в шелк. Весь его мир замер в тишине, лишь пальцы и игла оставались в движении. Тот самый момент. После более чем восьмидня тяжелого труда в Такарале и еще трех дней работы здесь, в Калдараке, его творение, наконец, было готово к завершению.

Игла проткнула ткань. Он зажал ее между указательным и большим пальцами и протянул. Сердце бешено колотилось, когда он осторожно натянул тонкую нить, завязал ее и обрезал излишки маленьким ножом из черного камня.

Рекош медленно выпустил воздух через носовые отверстия. Почему-то от этого у него только сильнее сжало грудь. Пальцы болели, а руки дрожали, когда он отложил иголку с ниткой в сторону. Приподняв крошечный чехол для ног, он изучил кружевные украшения, которые только что закончил прикреплять вокруг отверстия.

Его жвалы приподнялись. Белый шелк был прочным, а низ каждого чехла был укреплен толстой, эластичной кожей. Изящные на вид и надежные — совсем как Ахмья.

Он просунул пальцы глубоко в туфлю и раздвинул. Она плотно прилегала именно там, где и должна была. Рекошу оставалось только надеяться, что его измерения были правильными. Он лишь смутно помнил, как его руки касались тела Ахмьи, и даже до возвращения в Такарал у него почти не было шансов прикоснуться к ней. Положив чехол для ног рядом с другим, он взялся за платье и приподнял его. Солнечный свет, проникающий через окно логова, падал на одежду, оттеняя неокрашенный шелк.

Материал был соткан настолько тонко, что казался прозрачным, что выделяло искусно сшитые украшения. По шелку бежали узоры из цветов и листьев, нанесенные с учетом того, какую часть тела Ахмьи они будут прикрывать — как те нежные холмики плоти, которые люди называют грудями. Вкрапления белого хрусталя, которые он вшил в узоры, поймали свет и заставили платье засиять, когда он повернул его.

Оно было прелестным и, на первый взгляд, чрезвычайно изящным. Но, как и самка, для которой он его сшил, одежда была намного прочнее, чем можно было предположить по внешнему виду.

Он не хвастался, когда говорил друзьям, что это его лучшая работа. Ни Такарал, ни Калдарак никогда не видели ничего подобного, и это был идеальный подарок для очаровательного маленького существа, вид которого также не походил ни на что, что когда-либо видели вриксы.

— Больше ждать нельзя, — сказал он.

С того момента, как Рекош впервые увидел ее, его тянуло к Ахмье. Ее внешность заинтриговала — маленькая и гибкая, с нежной бледной кожей, она отличалась от ему подобных, была его противоположностью во многих отношениях, и он находил в этом красоту. Красота была в ее странных, подвижных карих глазах, которые блестели на солнце, в шелковистом мерцании черных волос, в податливости ее губ, когда они изгибались в улыбке или неудовлетворенно сжимались. В легком, лиричном звучании ее смеха и успокаивающей мягкости голоса.

Его желание, его нужда в ней росли день ото дня, и контролировать инстинкты становилось все труднее. Все внутри требовало, чтобы он завернул ее в свой шелк и объявил своей парой.

И недавний визит в Такарал только еще раз доказал, что время пришло.

Зурваши умерла, Такаралом правила Ансет, люди поселились в Калдараке, и между двумя городами вриксов был заключен мир.

Рекош не станет ждать ни мгновения дольше, чтобы забрать свой маленький цветок.

Помня о декоративных узорах, он сложил платье и положил его на большой кусок ткани. Прикрыв платье, он поднял крошечные чехлы для ног и положил их сверху, прежде чем завернуть вещи в аккуратный, плотный сверток.

Мысленным взором он видел, как его длинные пальцы с когтями натягивают эти чехлы на ступни Ахмьи, видел, как она снимает свою человеческую одежду, обнажая мягкую, гладкую плоть под ней, прежде чем натянуть платье, видел, как прозрачный шелк — его шелк — ласкает ее кожу, и…

Нет. Я не буду воображать. Я увижу это сам всеми восемью глазами и обоими сердцами.

Нижними руками Рекош прижал сверток к животу и полностью поднялся, отступив от стола. Направляясь к двери, он отмахнулся от разноцветных лоскутков шелка и пучков сухих цветов — последние были подарками Ахмьи, — свисавших с потолка. Ароматы этих цветов, хотя и увядших, наполняли его нос. Какими бы сладкими они ни были, они не могли сравниться с единственным ароматом, который он желал иметь в своем логове.

Аромат Ахмьи.

Скоро.

Платье продемонстрирует его мастерство, заявит о его намерениях и передаст его чувства, желания, страсть и преданность. Оно произнесет все слова, которые он еще не осмелился сказать.

Распахнув тяжелую занавесь, закрывающую дверной проем, Рекош вышел наружу.

Теплый, приятный воздух овевал его шкуру, благоухая цветущими растениями, готовящейся едой и туманом от близлежащего водопада. Хотя он и его спутники прожили здесь всего несколько лунных циклов, за время отсутствия он сильно соскучился по здешнему воздуху.

Его окружали высокие деревья с пышной листвой, их стволы простирались как вверх, так и вниз. Дома в Калдараке стояли на платформах, построенных вокруг стволов деревьев и на основаниях самых толстых сучьев, их стены и крыши были сделаны из переплетенного дерева, листьев и шелка. Сеть мостов соединяла платформы, образуя подобие паутины.

Когда семь лет назад вриксы из Такарала, теневые охотники, развязали войну с Терновыми Черепами, они часто говорили о том, чтобы отправиться в Калдарак и сжечь его дотла. Но к тому времени, как они добрались до этой стороны болота, разделявшего территории двух городов, Рекош и его друзья почти утратили желание это делать. У них открылись глаза. Жизни их товарищей, их друзей были выброшены на ветер из-за жадности королевы.

Зурваши начала войну, чтобы захватить районы, где в изобилии рос корень Мендера — не из-за целебных свойств корня, а потому, что из него можно было получить ее любимый оттенок фиолетовой краски. Не имело значения, что Терновые Черепа свободно обменивались корнями с теневыми охотниками. Королева решила, что ей нужно захватить эти земли и все корни для себя.

Уркот потерял руку, Рекош, Кетан и Телок обзавелись бесчисленными шрамами, а Ишкал, старший брат Кетана — наряду со многими другими теневыми охотниками — умер, и все это ради того, чтобы Зурваши могла повесить на свой пояс фиолетовый шелк.

Получив то, что она хотела, Зурваши потеряла интерес к войне с Терновыми Черепами и отозвала свою армию прежде, чем они смогли выступить на Калдарак. Рекош сомневался, что она знала, сколько ее воинов утратили волю к битве, сомневался, что она знала, сколько из них были готовы бросить все и вернуться домой.

Но это знание ничего бы не изменило. Королева всегда принимала во внимание только свои собственные чувства.

Он никогда бы не подумал, что увидит это место, не говоря уже о том, что он и его товарищи будут жить здесь в мире и дружбе с теми самыми вриксами, с которыми так жестоко сражались много лет назад. И все же он уже давно чувствовал себя в Калдараке как дома, больше, чем в Такарале.

Рекош с легкостью ориентировался в Калдараке. К настоящему времени он мог бы дойти от своего логова до дома Ахмьи даже с завязанными глазами, двигаясь только на ощупь и по памяти. Сколько раз он проделывал этот путь? Сколько раз он наблюдал за самкой, которую страстно желал сделать своей, произнося любые слова кроме тех, которыми побуждали поделиться его сердца?

Хотя Рекош и здоровался со встречными Терновыми Черепами, он не останавливался, чтобы завести разговор, как обычно.

Сегодня не день для паутины шепотов. Никаких сплетен, никаких слухов, никаких забавных историй. Каждый шаг был быстрее предыдущего, неся его со все возрастающей скоростью к месту назначения.

Навстречу судьбе.

Во время визита в Такарал он болезненно чувствовал нити судьбы, которые были натянуты туго, несмотря на то, что оставались запутанными. Но когда он и его друзья вернулись, он почувствовал, что эти нити сплетены в гармонии. Они образовали веревку, бесконечно более прочную, чем любая отдельная нить.

Веревку, ведущую его прямо к Ахмье.

Прибытие Рекоша и его племени привело к расширению этого города. Искусные мастера из Терновых Черепов соорудили три новые платформы на одном из массивных деревьев, соединив их с остальными мостиками из толстого шелкового шнура. Прочные ступени соединяли платформы друг с другом, облегчая передвижение людей между ними.

На самой низкой и широкой платформе располагались два самых больших сооружения. Одно из них было местом, где люди могли собираться, чтобы разделить трапезу и поговорить — место для тусовки, как они говорили. Рядом с ним находилось логово, которое делили Уилл и Диего, что было почти в три раза больше других. Такой размер был обусловлен его двойным назначением как жилого пространства для пары и места исцеления, где они ухаживали как за людьми, так и за вриксами.

На верхнем ярусе располагалось логово Коула, сразу бросавшееся в глаза благодаря просторной деревянной террасе, которую он построил вокруг. Резные столбики невысокого ограждения и изготовленные им же стулья со столом — ничто в Калдараке не могло сравниться с этим.

Но внимание Рекоша всегда привлекала средняя платформа с тремя маленькими домами на ней — Келли слева, Лейси посередине и Ахмьи справа, где платформа расширялась и становилась более просторной.

Его сердца бешено заколотились, когда он посмотрел в сторону ее логова. Она была снаружи, стояла спиной к Рекошу, и пряди ее длинных черных волос развевались на ветру. С его позиции были видны только ее голова и плечи.

Он ускорил шаг, перепрыгивая через веревочный мост, чтобы добраться до человеческих платформ, надежно прижимая подарок к животу.

Рекош прожил целый лунный цикл, не видя ее и не разговаривая с ней, и гораздо дольше мечтал заявить о своих правах, которые так долго ощущал в сердцах.

Он промчался через нижнюю платформу и поднялся по лестнице на следующую. Проходя мимо домов Келли и Лейси, он даже не взглянул на них, устремив взгляд вперед в ожидании момента, когда из-за плавного изгиба платформы Ахмья снова появится в поле зрения.

Слова роились в его голове, формируя сотню фраз, которые он мог бы сказать ей, сотню способов заявить о своих правах. Но какие из них были правильными? Какие действительно выразили бы его тоску, его обожание?

Мог ли он вообще должным образом выразить свои чувства на ее языке?

Затем его взгляд остановился на ней, и его сердце бешено забилось, отбрасывая все сомнения.

Его ви’кейши — его маленький цветок, который сиял так же ярко, как солнце.

Она стояла лицом к своему логову, скрестив руки на груди, приподняв одно бедро и насмешливо скривив губы.

Жвалы Рекоша дернулись вверх в улыбке, но опустились, когда его взгляд пробежался по ее телу. Вместо синего комбинезона или белой рубашки и шорт, которые обычно носили она и другие люди, Ахмья была одета в ярко-розовый шелк — одна часть была обернута вокруг груди, обнажая живот, другая обвязана вокруг талии и свисала до колен.

Он сжал пальцы, прижав когти к ладоням, и едва сдержал рычание. Ему страстно хотелось сорвать этот шелк с ее тела не потому, что он был недостаточно хорош, каковым он, безусловно, и был, а потому, что он был не его. Она заслуживала носить только самый лучший.

Предполагалось, что она будет носить только шелк Рекоша.

Ахмья рассмеялась. Легкий, музыкальный звук прогнал напряжение Рекоша, успокоил его дух и потянул за нить его сердца, маня к себе немного быстрее.

Успокойся, Рекош. Терпение. Она твоя, и она никогда больше не наденет ничьего шелка, кроме твоего.

Когда он приблизился к логову Ахмьи, его внимание привлекло движение слева. Рекош замер.

Коул стоял на коленях перед окном, держа в руках концы шелковой веревки, обмотанной вокруг распиленного пополам бревна. Вторая веревка была привязана к другому концу бревна, подвешивая его к каркасу из толстых ветвей, который выступал из верхней части окна.

— Так хорошо? — спросил Коул по-английски.

— Немного выше, — сказала Ахмья.

— Ты говорила это в прошлый раз, а потом оказалось, что слишком высоко!

В прошлый раз? Как часто Коул навещал Ахмью в отсутствие Рекоша? Что еще самец-человек сделал для нее?

Она снова рассмеялась.

— Не моя вина, что ты передернул.

Коул хихикнул.

— Невозможно переборщить с передергиванием!

— О, ты такой отвратительный.

Рекош склонил голову. Он понимал их слова, но интонация Ахмьи заключала в себе скрытый смысл — эта странная человеческая привычка вплетать дополнительные значения в речь.

И, судя по его наблюдениям, больше всего они любили использовать совершенно посторонние слова, чтобы намекнуть…

— Я просто мужчина с элементарными человеческими потребностями. Я же не прошу кого-то другого передернуть мне. Если только ты не хочешь…

Покраснев, Ахмья ткнула пальцем в самца.

— Прекрати сейчас же! Этого никогда не случится, Коул.

…намекнуть на спаривание.

Хотя Рекош не до конца понимал, люди были способны исказить, казалось бы, любое слово в своем языке, чтобы подразумевать что-то сексуальное. Судя по их тону — и реакции Ахмьи — это было именно то, что Коул сейчас делал.

Жар вспыхнул в груди Рекоша и вырвался наружу из-под шкуры. Сжав кулаки, он сократил расстояние между собой и людьми.

— Да ладно тебе, — продолжил Коул. — Я не могу…

— Я передерну, — прорычал Рекош.

Оба человека вздрогнули, Ахмья резко втянула воздух, а Коул выругался, пытаясь ухватиться за маленькое бревно.

— Черт, чувак! — Коул резко повернул лицо к Рекошу. — Ты напугал меня до чертиков.

— Рекош! — воскликнула Ахмья с ослепительной улыбкой, сверкнув ровными белыми зубами. — Ты только что вернулся?

— Нет, — ответил Рекош так мягко, как только мог, протягивая переднюю ногу, чтобы погладить голую икру Ахмьи. Ее соблазнительный запах дразнил его.

Но ни сладость ее запаха, ни мягкость кожи не погасили огонь внутри него. Его пальцы сжали свернутый подарок, жвалы сомкнулись сильнее, а шкура ощетинилась. Напряжение пробежало по конечностям. Хотя Рекош ни о чем так сильно не мечтал, как прижать Ахмью к груди и отнести в свое логово, он свирепо посмотрел на Коула.

Пучки шерсти над глазами Коула, его брови, сдвинулись вместе.

— Э-э…привет?

— Ты слышал мои слова, человек? — Рекош вытянул верхние руки, растопырив пальцы, прежде чем сцепить когти. — Я передерну это.

Коул вздрогнул и неуверенно рассмеялся.

— Смею предположить, что ты даже не понимаешь, о чем речь.

Рекош шагнул ближе к Коулу, не обращая внимания на урчание в груди. Человек положил разрубленное пополам бревно на платформу и поднялся на ноги.

— Я знаю, что его нельзя дергать слишком сильно, — сказал Рекош.

На этот раз смех Коула был более уверенным.

— Так в чем же дело, чувак? Покажи. Тогда мы узнаем, правду ли ты говоришь.

Покачав головой, Коул провел пальцами по своим желтым волосам.

— Рекош, это была шутка о…

— Веревке, — поспешно сказала Ахмья, подходя к Рекошу с ярко-красными щеками.

Опустив жвалы, Рекош уставился на нее.

— Веревке?

Она кивнула и указала на деревянную раму.

— Он просто пошутил насчет веревки, на которой подвешивает кашпо.

— Конечно, да, — усмехнулся Коул, потирая короткие волоски на подбородке.

Рекош перевел взгляд с Ахмьи на разделенное пополам бревно. Оно было выдолблено в форме чаши с несколькими маленькими отверстиями на дне.

— Я знаю много слов, но что такое кашпо?

Коул присел и поднял бревно, положив его поперек бедер.

— Это для выращивания растений. Нужно насыпать немного земли и посадить семена. Это, — он указал на отверстия, — для дринажа. Мне пришла в голову эта идея, когда я нашел естественное углубление внутри расколотого мною бревна, и я подумал, что Ахмье это может понравиться.

Она улыбнулась.

— Мне нравится. Это было действительно заботливо с твоей стороны, Коул. Спасибо.

Волосы на ногах Рекоша встали дыбом.

Это кашпо было подарком — подарком ручной работы от самца самке. В сочетании с их разговором о том, чтобы передернуть, что, как знал Рекош, не имело отношения к веревке, это можно было истолковать только одним образом.

Коул пытался заявить права на Ахмью.

Он бросал вызов Рекошу.

Коул ухмыльнулся.

— Без проблем. У меня здесь нет ничего, кроме свободного времени и дерева, так что я могу сделать еще, если хочешь.

Зарычав, Рекош заскрежетал жвалами.

— Ей не нужно твое дерево, человек.

Самец встал, зажав кашпо под мышкой.

— Этот финт такой очевидный, что я даже комментировать не стану — из уважения к Ахмье. И потому что ты явно не в духе. У тебя в сумке по дороге домой нитки размотались или что-то в этом роде?

— Ты голову опилками набил?

— Ты про древесную пыль?

— Именно ее между ушами и не видно.

— Это не то, что значит «опилки», дружище. Может, отдохнешь минутку?

Рекош щелкнул клыками. Его сердца бешено колотились, вызывая колючий жар в конечностях.

Вызов — это то, с чем нужно столкнуться лицом к лицу. Претендент — это тот, кого нужно сокрушить. Единственное требование, которое могло быть предъявлено Ахмье, принадлежало Рекошу, и он повергнет любое другое с яростью.

— Все в порядке, Рекош? — спросила Ахмья. Хотя она и не прикасалась к нему, она придвинулась достаточно близко, чтобы он почувствовал, как потревоженный поток воздуха коснулся его шкуры, и тонкие волоски впитали ее запах.

Он вдохнул еще больше этого аромата через отверстия в носу и повернул к ней голову. Беспокойство таилось в складке между ее бровями, в глубине карих глаз, в едва заметном хмуром взгляде.

Я не собираюсь сражаться с человеком. Я не собираюсь причинять вред члену своего племени.

— То, что не в порядке, пройдет спустя немного времени, — ответил Рекош. — Скоро.

— В любом случае… — Коул покачался на пятках, прежде чем взять кашпо в руки, — я собираюсь закончить, если ты не против, Рекош?

— Я помогу, — Рекош выхватил кашпо из рук Коула и поднес его к окну, игнорируя протест другого мужчины. Он посмотрел на Ахмью через плечо. — Здесь?

— Спасибо, — пробормотал Коул.

Ухмыляясь, Ахмья отступила назад, чтобы понаблюдать. Она подняла руки.

— Только чуть выше.

Рекош осторожно приподнял кашпо, перемещая ее едва ли на пядь за раз.

— Вот! — крикнула Ахмья, выставив ладони. — Отлично.

Щебеча, Рекош приподнял жвалы в улыбке и повернул их к Коулу.

— Просто не двигайся, ты, смердящий ублюдок, — проворчал Коул, закрепляя веревки на месте.

Хотя Рекош держал руки совершенно неподвижно, его глаза свободно двигались, следя за пальцами Коула.

— Твой узел нетхорош.

Коул сердито посмотрел на Рекоша и затянул узел потуже.

— Нетхорошо — не слово.

Рекош с трудом подавил рычание. Почему язык людей должен быть таким неоправданно сложным, таким непоследовательным?

— Я видел, как птенцы завязывают узлы получше этого.

— Ну, тогда тебе и карты в руки…

— Держи, — Рекош подвинул бревно к Коулу, который схватил его с отсутствующим выражением лица. Руки Рекоша действовали без лишних раздумий, завязывая веревку элегантным, но крепким узлом, прежде чем развязать и снова закрепить другую веревку на том же уровне.

Закончив, Рекош отступил назад. Коул сделал то же самое, отпустив кашпо, чтобы оно повисло. Бревно мягко, почти незаметно покачивалось на ветру.

Самец-человек упер руки в бока.

— Выглядит чертовски хорошо.

Ахмья провела пальцами по краю бревна.

— Спасибо. Не могу дождаться, когда посажу что-нибудь в него.

Наклонив голову, Рекош рассматривал кашпо. Его узлы были самой изящной деталью; ничто другое в нем не отличалось элегантностью или утонченностью. Теперь, когда Рекош вернулся, попытки Коула заявить о себе потеряли смысл. Он ему не конкурент.

— Спасибо за помощь, Коул, — сказал Рекош. — Счастливого пути в твое логово.

— Вау. Ты что, только что послал меня нахуй? — Коул скрестил руки на груди, уголок его рта приподнялся в веселой полуулыбке.

— Никакого хуя, — прорычал Рекош, указывая на логово Коула. — Иди.

— Спокойнее, ребята, — сказала Ахмья, вставая между ними. — Мы все друзья, верно?

Рекош стиснул зубы и скрестил руки на груди. Потребовалось невероятное усилие, чтобы не клацнуть клыками на жвалах в сторону Коула.

Коул отряхнул руки о штаны.

— Я абсолютно спокоен, Ахмья.

Она снова посмотрела на Рекоша.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? Что-то случилось?

Улыбка растянулась во весь рот Коула.

— Почти уверен, что это больше связано с тем, чего не случилось.

По веселому огоньку в его глазах и дразнящему тону голоса намек Коула был очевиден.

Рекош не был уверен, злиться ли ему на то, что Коул снова намекал на совокупление, или на то, что он был прав.

— Приободрись, парень, — Коул похлопал Рекоша по плечу.

Рекош взглянул на руку человека.

— Ты прав, речь идет о том, чего не произошло. Я еще не выбросил тебя из Калдарака. Мне любопытно, что тогда случится.

Прищурившись, Коул склонил голову набок.

— Человек превратится в лепешку, вот что произойдет. Послушай, я привык к дружеским угрозам смерти от Кетана и Телока время от времени, но обычно это не в твоем стиле. Так что… — Коул поднял руки ладонями к Рекошу и отступил на шаг, — я просто оставлю тебя в покое. Мы поговорим, когда твои, э-э… яйца будут не такие синие.

— Коул! — Ахмья ахнула.

— О, точно. Они не синие, а красные. Того же цвета, что и твое лицо прямо сейчас, Ахмья.

— О Боже мой, — простонала она, закрыв лицо руками. Ее следующие слова прозвучали приглушенно. — Просто уходи, пожалуйста. Пока я сама не столкнула тебя вниз.

Смеясь, Коул ушел и, повернувшись через несколько шагов, сказал:

— Может быть, если вы двое наконец разберетесь в своем дерьме, вы сможете сбросить меня вместе. Это может стать вашим первым свиданием.

С рычанием в груди, Рекош двинулся к Коулу. Хотя человек отступал, инстинкты Рекоша оставались настороже, и настаивали на том, что это был вызов, даже если в глубине души он знал, что Коул всего лишь дразнится.

— Если я сброшу его сейчас, ты скажешь мне, что означают его слова, Ахмья?

Она опустила руки и посмотрела на Рекоша, одарив улыбкой, но не выдержала его взгляда. На самом деле, казалось, она смотрела куда угодно, только не на него.

— Так… значит, ты вернулся некоторое время назад?

Он испустил долгий, медленный вздох, изучая ее. Сверток, зажатый в нижних руках, в этот момент казался намного тяжелее, и его вес только увеличивался по мере того, как внутренний огонь переходил от ярости к чему-то более мягкому, но не менее интенсивному.

— Три дня, — сказал Рекош. — Я был… У меня было много дел, — он свел вместе верхние руки. — Прости меня. Мне следовало прийти к тебе раньше.

Наконец, Ахмья откинула голову назад и встретилась с ним взглядом.

— Все в порядке. Тебе не нужно извиняться, Рекош. Просто когда я увидела, что Уркот и Телок вернулись, я подумала, не остался ли ты в Такарале, раз тебя нигде не было видно.

Его жвалы приподнялись. Странно, насколько естественно пришло ему в голову это движение. Возможно, оно не было таким ярко выраженным на лице врикса, но когда люди улыбались, когда Ахмья улыбалась, их черты преображались.

И прошло слишком много времени с тех пор, как он в последний раз видел, как она улыбается.

С тех пор, как он в последний раз видел, как она улыбается ему.

— Я не мог остаться. Мое место здесь, мое племя здесь, — Рекош пристально посмотрел ей в глаза. Их теплый коричневый цвет был таким выразительным, таким глубоким и манящим. — Ты здесь.

Глаза Ахмьи вспыхнули. Она с натянутым смешком заправила выбившуюся прядь волос за ухо и опустила взгляд.

— Ну, а где же мне еще быть?

В горле Рекоша зазвучала задумчивая трель.

— Ты должна была быть на Ксолее, а я — в Такарале. Но сейчас мы здесь. Вместе.

Она украдкой взглянула на него.

— Разве ты… разве ты не скучаешь по Такаралу? Ты прожил там всю жизнь.

— Ты скучаешь по Земле? — мягко спросил он.

Ахмья сделала медленный, глубокий вдох и снова огляделась по сторонам.

— Иногда. Есть некоторые вещи, по которым я скучаю, — она встретилась с ним взглядом, и ее улыбка вернулась, на этот раз мягче, теплее. — Но не настолько, чтобы хотеть вернуться. Мне здесь нравится.

Рекош крепко сжал пальцы, чтобы не потянуться к ней.

— Я чувствую то же самое к Такаралу. Здесь, где я могу видеть небо и солнце, лучше. Где я могу видеть… цветы.

Хотя на ее щеках все еще горел румянец, на этот раз Ахмья не отвела от него взгляда, и Рекош не упустил искорки восторга в ее глазах.

— Но разве у тебя там нет семьи, которая будет скучать по тебе? — спросила она.

Сердца Рекоша дрогнули, и что-то туго сжалось вокруг них.

— Только Ансет.

— Мы все скучаем по ней, — Ахмья сложила руки на животе. — Но… я рада, что ты благополучно вернулся.

Его грудь надулась, наполняясь теплом.

Моя самка рада меня видеть.

Его взгляд опустился, чтобы проследить за ее руками. Дорожка маленьких розовых шрамов пересекала ее живот, исчезая под шелком юбки — следы его неспособности защитить ее от опасности.

Тепло исчезло так же быстро, как и появилось.

Если бы Айви отреагировала чуть медленнее, Ахмья была бы убита огненной лианой. Усик растения обвился бы вокруг ее тонкого горла, пронзив плоть ядовитыми шипами, и забрал бы ее у Рекоша прямо на его глазах.

Будь я быстрее, я мог бы уберечь их обоих от беды. Будь я более наблюдательным…

Больше никогда.

Он вытянул верхнюю руку и взял ладонь Ахмьи, отводя ее от живота, прежде чем сомкнуть пальцы вокруг. Ее рука была такой маленькой в его ладони.

Рекош привлек ее ближе.

— Ахмья, я должен поделиться с тобой несколькими словами.

— Словами? Какого… какого рода словами? — она нервно хихикнула. — Разве мы сейчас не обмениваемся словами?

Держа ее руку в своей, он почувствовал, как она слегка дрожит, и почти поклялся, что слышит трепещущее биение ее сердца. Его сердца забились быстрее в ответ. Он приподнял свернутое платье чуть выше, но пока не предложил его ей.

— Слова из нити моих сердец, кир’ани ви’кейши. Слова…

— Диего! — закричал врикс глубоким, раскатистым голосом.

Тонкие волосы Рекоша встали дыбом, и он резко повернул голову в сторону обеспокоенного зова Кетана. Ахмья выдернула руку из его ладони и тоже повернулась, чтобы посмотреть.

Кетан мчался по веревочному мосту, направляясь к платформам с людьми, держа Айви на руках. Рекош никогда не видел, чтобы кто-нибудь пересекал Калдарак с такой скоростью: даже дикое раскачивание моста под ногами Кетана не замедлило его.

— Что случилось? — спросила Ахмья. — Это из-за ребенка?

— Я не знаю, — ответил Рекош.

Должно быть, наконец-то скоро появится птенец. Потому что, если это было что-то другое, если Айви больна или ранена, или…

Когда Кетан достиг твердой платформы под Рекошем и Ахмьей, ноги понесли его еще быстрее. Он снова позвал Диего, прежде чем ворваться в логово человека-целителя. Из логова доносились приглушенные голоса, но Рекош не мог разобрать слов.

— Что происходит? — спросил Коул со своей террасы сверху.

Келли пробежала по платформе и остановилась рядом с Рекошем.

— Это Кетан кричал?

— Я думаю, это из-за ребенка, — сказала Ахмья. — Диего сказал, что все может произойти со дня на день.

— Уже? — спросил Коул, быстро спускаясь по ступенькам со своей платформы.

Уилл выбежал из логова внизу. Мужчина с темно-коричневой кожей был одет только в брюки, и его грудь и плечи вздымались от учащенного дыхания.

Коул перегнулся через край платформы.

— Уилл! Что происходит?

Уилл поднял глаза.

— Скоро родится ребенок. Нам нужна вся ткань, которую вы, ребята, сможете выделить.

— Уже бегу! — крикнула Келли, быстро направляясь к своему логову.

Ахмья и Коул тоже поспешили в свои дома, оставив Рекоша одного.

По крайней мере, до тех пор, пока не появилась Лейси, сдвинув брови. Она посмотрела на Рекоша.

— Почему все кричат?

— Скоро у Айви появится птенец.

Ее зеленые глаза расширились.

— Серьезно? Светое дерьмо!

Когда другие люди вернулись, Рекош проводил их на нижнюю платформу, где Уилл взял ткань, которую они собрали, прежде чем вернуться в дом. Теперь прибывали и другие — любопытные и обеспокоенные Терновые Черепа, которые услышали крики Кетана.

Рекош приказал одному из них известить Телока и Уркота, а другого отправил доложить дайе Калдарака, их королеве, Налаки и ее супругу Гарахку.

Люди стояли в нескольких шагах от входа в логово Диего и Уилла, откуда доносились приглушенные голоса и крики.

— Не слишком ли рано? — спросила Лейси.

— Вриксы сказали, что их яйцам требуется четыре месяца, чтобы вылупиться, — ответила Келли. — И судя по тому, что сказала Айви, прошло примерно столько времени с тех пор, как она поняла, что забеременела.

— Да, но для людей нужно девять месяцев, — сказал Коул. — Разве из-за этого не должно быть… шесть с половиной? Встреча посередине?

— Дни здесь длиннее, чем на Земле, — сказала Ахмья. — Так что технически прошло больше времени.

Келли вздохнула и покачала головой, ее длинные, густые, вьющиеся черные волосы колыхнулись.

— И в любом случае, Коул, все это работает не так.

Лейси скрестила руки на груди.

— Все это нам неизвестно.

Ахмья прижала кулаки к подбородку и бросила обеспокоенный взгляд в сторону логова.

— Как вы думаете, с ней… с ней все будет в порядке?

— Я не знаю, — серьезно сказала Келли. — Но я думаю, мы выясним, действительно ли люди и вриксы совместимы.

Опустив жвалы, Рекош изучал Ахмью. В ее глазах мелькнул страх. Люди объяснили, что для них было рискованно рожать детенышей без хозпитала, что они сталкивались с присущими этому процессу опасностями. Будет ли Ахмья колебаться заводить птенцов из-за этого?

Люди изначально были маленькими, а Ахмья была самой маленькой из всех. Сможет ли ее тело выдержать это испытание?

От этой неуверенности по коже Рекоша пробежала дрожь. Он едва сдерживался от желания потянуться к ней, обнять и притянуть к своему телу, укрыть в объятиях. Вместо этого он сунул свернутое платье под мышку, признавая, что момент упущен.

Впервые за долгое-долгое время он испытывал искушение помолиться. Он испытывал искушение умолять Восьмерых помочь Айви и ее птенцу пережить это, сохранить их целыми и невредимыми. Потому что Айви была частью его племени. Айви была его другом, его семьей, парой врикса, который был братом Рекоша во всем, кроме крови.

И если она не переживет этого, если люди не смогут рожать потомство вриксов, это будет означать, что Рекош не сможет заявить права на свою Ахмью… потому что он не станет рисковать ее жизнью.

Но если все пройдет хорошо, если выводок Айви и Кетана родится без осложнений, это означало бы…

Все.

Это означало бы, что, несмотря на все их различия, вриксы и люди были созданы друг для друга. Что им суждено быть вместе.

Он сжал кулаки.

— С Айви и ее птенцом все будет в порядке, — сказал Рекош, встретившись взглядом с Ахмьей, когда она посмотрела на него. — Она сильная. Кетан сильный. Их малыш тоже будет сильным.