Трансформер (СИ)

Часть 23 Один

Настроение тут же упало — две недели без Родиона, словно два месяца. Что ж, хочет Марк того или нет, но у него есть время и возможность подналечь на учебу, чем он и поспешил заняться в тот вечер, чтобы хоть немного отвлечься от грустных мыслей. Все-таки слова Родиона ясно говорили о том, что праздники они проведут вместе. Очень не хотелось разочаровывать своего альфу, ведь он показал, что Марк ему нравится, да и та поддержка в злополучном инциденте с Принцем тронула омежку до глубины сердца.

Точно! Нужно непременно доказать, что он того стоит! И ничем не хуже других.

На следующий день Марк был предельно сосредоточен в школе, чем даже немного удивил Антона, поинтересовавшегося с очень серьезным выражением лица, не заболел ли он.

Вечером Марку пришлось выдержать не самый приятный разговор с родителями. Заранее решив не спорить и дать папе высказаться, он слушал разгневанные речи родителя, опустив глаза в пол. Через час запал старшего омеги пошел на убыль, и когда Александр Иванович принялся обнимать сына и пустил слезу, Марк наконец рассказал обоим, что у них с Родионом все серьезно.

Когда же родители осторожно попытались узнать, произошло ли между ними что-то, парень смутился и зарумянился, ответив, что они пара, и, несмотря на то, что у Родиона отсутствует обоняние, он ощущает то же самое, что и Марк.

Ту ночь — ночь со среды на четверг, он провел дома, но твердо сказал папе, что дома ночевать он будет тогда, когда они договорились с Родионом, и вернется на выходные. Александр Иванович хотел было возразить, что никакого смысла находиться в пустом чужом доме одному не было, но омега- младший был непреклонен.

На самом деле ему просто хотелось оказаться там, где он словно бы мог приблизиться к обожаемому альфе. Спать в его постели, тереться о его подушки и простыни, вдыхая запах, натягивать украдкой его спальные вещи и вспоминать снова и снова, что он с ним здесь делал… Это единственное удовольствие, которое позволял себе омега, думая все остальное время исключительно об учебе.

В конце концов, ему просто хотелось заявить свои права на пару, оставляя свой собственный запах повсюду.

Пусть Родион его и не почувствует, но отчего-то Марку казалось это правильным. Если у него есть любимый, то именно в его постели он и должен спать, независимо от того, где находился его альфа.

Репетиторы были им довольны, учителя в школе сдержано игнорировали старания омеги, все же время от времени ставя более высокие оценки, скорее по собственному упущению, чем намеренному желанию поощрить усилия трансформера.

Родион больше не писал, и Марк тоже. Раздумывая иногда, что бы он мог спросить у альфы, омега раз за разом начинал внутренний диалог, думая о том, что тот ему ответит, и о чем они смогут поговорить, и скажет ли ему это альфа, и уйдет от ответа или отшутится… А когда вспоминал о том, что уже несколько десятков минут лежит и размышляет об альфе, сжимая телефон в руках, то откладывал средство связи в сторону и думал, что возможно, завтра в голову придет более удачная или заслуживающая внимания мысль и тогда он непременно напишет.

Двадцать восьмого числа, в последнее воскресенье уходящего года, Марк сидел с папой на кухне, с учебником по физике в руках. На выходных Александр Иванович часто готовил, а младший омега просто обожал находиться рядом с папой, словно на острове бесконечного спокойствия, обещающего, что в жизни все может быть только хорошо.

— На Новый Год хочу приготовить запеченную в яблоках утку или красную рыбу. Ты бы что хотел? — не отрываясь от раскатки теста на пирожки, спросил родитель.

Оторвавшись от странички, Марк нахмурился. Нет, он, конечно же, выбрал бы рыбу… но ведь он наверняка встретит новый год с Родионом или нет?

Марк вытащил мобильник и отыскал последнее сообщение альфы, перечитывая: «…а то на Новый Год не возьму тебя с собой». Значит ли это, что они будут встречать его вместе или альфа заедет за ним позже? Омега нахмурился.

— Так что? — повторил вопрос папа. — Утка или рыба?

— Не знаю.

— Значит, вы с ним не говорили, как будете отмечать? — от проницательного папы ничего не скрыть.

— Нет, — грустно ответил Марк.

— Так позвони и спроси.

Моргнув, омежка понял, что это прекрасная идея! Есть и повод пообщаться с Родионом, да и его спросил папа.

— Сейчас, — Марк в нетерпении спрыгнул со стула и помчался в свою комнату, на ходу набирая номер альфы.

Через пять гудков трубку подняли.

— Привет.

— Привет, — сердце бабочкой затрепетало в груди.

— Все в порядке?

— Да, все хорошо.

— Как дела в школе?

— Все нормально, спасибо, — хотя об этом, омега не сомневался, Родион знал и так.

— У тебя что-то случилось? — альфа словно не доверял его словам, впрочем, от излишней заботы ни один омега еще не умер.

— Да нет же, все хорошо… неужели я не могу просто позвонить? — он неожиданно решился спросить о том, что даже себе не решался озвучить.

— Можешь. И должен, — неожиданно закончил Родион, что не могло не придать уверенности.

— Правда, я хотел спросить, — под конец голос дрогнул. — М-м-м, мы тут с родителями решаем, как праздновать новый год… э-э-э, — и что сказать дальше? — Ты зайдешь?

— Боюсь, не получится. Папа устраивает семейный обед, съезжаются все родственники. Мое присутствие обязательно. В город я приеду второго и мы уедем на неделю.

— А, ладно.

Повисло неловкое молчание.

— Я предупрежу твоих родителей заранее, а необходимые вещи мы купим на месте.

— Конечно, — поникшим голосом согласился Марк.

После недолгих колебаний, Родион все же спросил:

— Ты чем-то недоволен?

Альфа не привык обсуждать свои решения, но стеснительность Марка иногда раздражала, скрывая истинные мысли и чувства омеги. Как же заставить его говорить и делать то, что он хочет?

— Все отлично, увидимся второго, — сдавлено произнес он, — пока.

И не дожидаясь ответа, бросил трубку.

Жалеть себя было приятно. Он так редко позволял себе это делать. Будучи трансформером-изгоем, Марк давно запретил себе малодушничать и упиваться собственным несчастьем, смирившись с необратимыми обстоятельствами.

Но появившийся в его жизни Родион перевернул чувства с ног на голову, заставив переживать и тихо рыдать в подушку, впадать в отчаяние из-за пустяков и предаваться беспричинной меланхолии.

Омега ощущал себя легким парусником, ютившимся в гавани, навсегда брошенным капитаном и тихо загнивающим среди вязкой болотного цвета водоросли. Его пока еще белые паруса трепал ветер, а снасть давно исклевали чайки, выискивавшие мелких паразитов и ракушки, но все напрасно — он никогда не был в море и уже не испытает радости полета поверх шумных свободных волн.

И вот на горизонте появился тот, кто был готов вывести его в открытые воды, закрыв глаза на несовершенство одинокого суденышка совершенно не подходящего для дальнего путешествия. Но стоило ли надеяться, что капитан не изменит решения… не пожалеет о выборе… не променяет его на более достойный корабль? Этого омега не знал.

И оттого чувства неуверенности и нерешительности подчинили упрямый характер почти полностью, вселяя смутную надежду, что если омега подчинится, то его альфа не оттолкнет и не исчезнет с его горизонта словно далекий призрак отчаянной мечты.

Но как же больно оставаться в подвешенном состоянии, сомневаясь в каждом поступке и выборе, боясь сказать лишнее слово или не оправдать возложенных надежд…

Тяжело выдохнув, омега присел на край кровати.

Да, Родион проведет с ним каникулы. Но на семейный праздник его не ждали. И на день рождения не пригласили. И от этого сердце разрывалось на части. Может, он поторопился, говоря родителям о серьезности их отношений?

Несмотря на то, что они пара, Родион вполне мог оставить омегу на расстоянии, не подпуская ближе, чем ему самому было необходимо… ведь так?

Голова разболелась. Марк упал на кровать и свернувшись калачиком, уснул.

Следующий день прошел на автопилоте — школа, репетиторы, комната альфы.

Пройдя внутрь, омега замер на пороге, окидывая взглядом обстановку спальни. Сегодня здесь было слишком холодно и пусто, совсем не хотелось оставаться здесь на ночь.

Бороться с самим собой Марк не видел никакого смысла и, развернувшись, вышел вон. Примостившись на небольшом декоративном диванчике в холле, он позвонил Павлу и попросил отвезти его домой.

Праздничного настроения не было.

Пока он ехал по знакомому с детства адресу, пошел снег. Белые пушистые хлопья вились за окном, прилипая к теплому стеклу. Омега любил снег. Ему казалось, что белоснежная зима наполнена сказкой, и потому, укутывая серый и промозглый город белой шубой, она словно превращала его в чудесную иллюзию волшебного королевства, меняя очертания и цвета.

Это было красиво, но сейчас Марк не ощущал привычного возбуждения и радости. Все, чем с ним делилась зима, это холод, пустой, безжизненный. Безразличный.

В последний учебный день школа гудела предвкушением праздника. Учителя не усердствовали на уроках, не забыв при этом завалить домашним заданием, но даже это не могло огорчить школьников, разразившихся преувеличенными охами и ахами, сопровождавшимися тихими обращенными в никуда вопросами — и когда все это делать? А праздники для того чтобы работать? Мы не успеем, может не надо?

Одноклассники обменивались подарками и парочка трансформеров не была исключением.

— Вот, с наступающим! — протянул Антон подарок, по размеру напоминающий книгу, обернутый в яркую зеленую с елочками бумагу. — Открывай! — омега в нетерпении переминался с ноги на ногу, ожидая, понравится ли его выбор другу.

Марк аккуратно отклеил края скотча от обертки и развернул упаковку.

— Это рыцарь… без страха и упрека, — хихикнул омега.

На темной кожаной обложке был изображен альфа в средневековых посеребренных доспехах. Гордый профиль, высокий лоб и упрямый подбородок восхищал взгляд. Рыцарь уставился вдаль, словно ожидая вызова который вот- вот пошлет непредсказуемая судьба. Но в глазах его не было страха, он смотрел прямо и уверенно. На ум пришел другой представитель альфьей породы…

— Нравится? — не выдержал друг. — Видишь, я сам украсил, — ткнул он пальцем в выполненный блестками наличник. — Отлично подойдет для дневника.

— Спасибо, — тепло отозвался Марк. — Мне очень нравится. — И чтобы скрыть грусть в глазах, которая совсем не была связана с подарком, омега поспешно вытянул из рюкзака свой. — А это тебе.

Желтая шуршащая обертка тут же полетела в сторону.

— С марципаном! — благоговейно ответил друг. Антон был сладкоежкой и больше всего на свете любил шоколадные конфеты с марципаном, которые, кстати говоря, были очень дорогими. В разы дороже любых хороших конфет. — Спасибо! — Тронутый трансформер принялся обнимать Марка.

— С наступающим.

Тридцать первое число шумело обычными приготовлениями. Поднявшись пораньше, Марк первым делом был отправлен в магазин за соком и минералкой. Погода на улице стояла чудесная — тихая, светлая, снежная, о чем напоминала режущая глаз белизна и пышная хрустящая подстилка под ногами.

Потом младший омега и отец занимались уборкой, в то время как папа суетился на кухне, причитая, что не успеет и что лишняя пара рук ему бы пригодилась. Когда же Марк предлагал помочь, родитель шустро спроваживал его подальше из святая святых.

Что ж, юный трансформер действительно предпочитал держаться от кухни подальше и не потому, что не любил, просто то, что он готовил как-то не хотелось есть…

Наконец пришли трое дедушек, несказанно обрадовав Александра Ивановича… ровно до тех пор, пока они не стали комментировать кулинарные успехи папы и вид приготовленных блюд. Папа покраснел и попытался выставить умников из кухни, но не тут-то было! И уже все четверо стали толкаться в крошечном помещении, давая бесценные советы и поглядывая с неодобрением друг на друга.

Марк с отцом прикрыли дверь, стараясь не попасть под горячую руку и стали наряжать невысокую, зато зеленую сосну. Игрушек было много: советские сосульки металлического цвета и разноцветные шары с детьми, катающимися на санках или разворачивающими подарки под елкой; были и новые украшения, такие как резные гирлянды, фонарики с крошечными лампочками, пластмассовые фигурки животных. Марк осторожно вынимал сокровища из больших обувных коробок, прикреплял разогнутые скрепки и аккуратно вешал на тонкие коричневые веточки, колясь о свежие иголки.

Закончив с любимым занятием, отец и сын принялись заниматься столом. Установив громоздкий предмет мебели на середине и распахнув тяжелые створки, отец отправился за посудой, пока Марк достал из шкафа праздничную скатерть и укрыл темную лакированную поверхность. Из коридора послышался шум и смех, привлекший омегу.

— …и не надо добавлять сюда имбирь! — голосил папа.

— Самое то, сынок.

— Думаю, немного майонеза тоже не помешает, смотри, какой сухой, — вмешался другой дедушка-омега.

— И будет болото по тарелке растекаться!

— Не придумывай, Саша. Всухомятку жевать, что ли?

— Аа-а-а! — не выдержал родитель, когда отец обнял его сзади и чмокнул в блондинистую макушку:

— Не обижать моего котенка.

От сквозившей в голосе заботы Марку стало даже неудобно.

— Да мы разве обижаем? — возмутились трое оккупантов. — Мы же хотим как лучше. Пусть учится, пока мы живы.

— Правильно говорит Сергей Макарыч. Так что не спорь, Денис. Мы же вас любим и хотим как лучше…

Стоя в дальнем конце коридора и прислушиваясь к разговору взрослых, Марк как никогда чувствовал себя одиноким. У дедушек есть родители. У папы отец и наоборот. А у него? Конечно, семья большая и все его любят, несмотря на то, кем он является, но вот разве с ними разделишь свои горести и радости?

А Родион далеко. Словно бы не в другом городе, а в другой вселенной. Там, куда Марку ни за что не добраться, как бы он не стремился.

Накрыли на стол, уставили салатами и запеченной рыбой. Оливье и селедка под шубой были гордостью папы, потому что уплетались первыми до последней ложечки. Затем слушали обращение президента по телевизору и считали бой курантов. Разлили по бокалам шампанское, и даже Марку, и произнося привычные тосты о здоровье и счастье, дзынькнули стеклом, загадывая желания, пока не отзвучал последний удар.

Заглатывая кислую газированную жидкость, Марк ни о чем не думал и ничего не просил, просто стараясь не расплакаться и не испортить всем настроение. Затем грянули первые удары фейерверка во дворе.

— Деня, свет потуши.

Отец щелкнул выключателем, когда все семейство сгрудилось у окна, наблюдая за яркими одинокими вспышками. Визгливые огоньки выстреливали в темное небо красным, желтым, зеленым, разбрызгивая затухающие искорки чужих надежд и мечтаний.

— Хватит стоять без дела! — заявил папа, как маленький выскакивая в освещенный коридор, где был припасен собственный арсенал. — Марк, не отставай! Кто последний — закрывает дверь!

Все ринулись следом, стремясь занять табуретку в прихожей и натянуть сапоги или ботинки побыстрее.

— Марк, шевелись! — подгонял отец, взъерошив склоненную над шнурками макушку и выскакивая наружу вслед за супругом и дедушками. В подъезде из-за приоткрытой двери слышался шум спешивших на улицу людей.

Как только Марк остался один, он оставил шнурки в покое и выпрямился. Перед ним, в кухонном проеме блистали взрывающиеся звезды. Они улетали вверх, бросая одинокие всполохи на дно заплаканных глаз. Омега хлюпнул, нос заложило, нечем было дышать.

Ком в горле поднимался все выше.

Послышались приглушенные шаги и дверь распахнулась.

В проеме возник Родион.