— Обещаешь?
Альфе ничего не оставалось, как кивнуть.
Марк зашевелился в руках, и Родион позволил ему выскользнуть, готовый последовать за ним, если потребуется — отпускать парнишку от себя не было никакого желания. Его необходимость в омеге превращалась в одержимость…
Но Марк не собирался никуда уходить. Он развернулся боком, устраиваясь между ног Родиона, и прильнул к груди альфы.
Он скажет ему, если Родион этого хочет, но сделать это, глядя в любимые глаза, было слишком тяжело.
— Я… я очень боюсь… Боюсь, что все это мне только снится, — осторожно начал Марк. — Мне кажется, что вот-вот я проснусь, и все окажется сном. Вернусь в гимназию и буду снова смотреть на тебя издалека, зная, что живу за стеклом. Знаешь, за таким как в кино — ты видишь, а тебя нет…
Рука альфы обхватила выступающую косточку плеча.
— Я смотрел на тебя изо дня в день, но ты всегда проплывал мимо, не замечая. Сначала я решил, что ты брезгуешь признать, что такой как я твоя пара, а потом появился Арсений, и я решил, что, наверное, ошибся… природа ошиблась. Ведь она же сделала меня за что-то уродом, так почему не получить в пару того, кто уже занят. Такие как я, не должны существовать… не должны размножаться…
Марк тяжело дышал, сердце срывалось в рваный ритм. То, о чем он иногда думал и ни разу не произносил вслух, страшно рождалось в маленькой комнатке, оживляя страхи, делая их реальными.
— Марк…
— Нет! — оборвал омега, цепляясь маленькими кулачками за рубашку. — Нет, молчи. Живя призраком всю свою жизнь, я ни в чем не сомневался, зная, что так будет всегда. Все чего я хотел — спокойно учиться и не доставлять неприятности родителям, болтать с Антоном и ходить в кино… и еще читать истории о любви… Я ведь понимал, что ни один альфа никогда не посмотрит в мою сторону. И я был готов…
Омега заерзал, тяжело выдохнул, щекоча волосами подбородок Родиона.
— А потом случилось то, что случилось, и ты меня увидел. Наконец-то увидел по-настоящему, — голос Марка дрожал. — Ты вступился за меня и не выдал директору. Пусть ты и хотел сделать из меня телохранителя, не важно, ты смотрел на меня, называл по имени, приходил ко мне в дом. И не боялся. Не отшатывался как от чумы. Ты позволял находиться рядом и доверил свою жизнь…
Сердце Родиона глухо стучало в груди — Марк слушал.
— И ты поверил, что мы пара, признал меня своим. Поверил, что я твой, даже не зная, так ли это, даже не чувствуя мой запах…
Марк крепче обнял своего альфу. Родион не удержался и чмокнул омегу в лоб.
— Ты отказался от других омег, чтобы позволить мне жить как все. На твоих плечах столько всего, что я даже боюсь думать, как ты со всем справляешься и все успеваешь. А еще я с миллионом проблем…
— Марк, послушай…
— Ты обещал, — мягко, но с нажимом остановил его омега. Если не сейчас, то возможно он уже не сможет сказать все то, что крутится в голове.
Сделав над собой усилие, Родион все же послушался.
— И потому все кажется сном. Ты можешь жить полной жизнью, заниматься своими делами, осуществлять свои фантазии. У твоих ног целый мир. Все омеги на свете готовы исполнить любое твое желание, а ты мучаешься со мной. Поэтому мне так просто сомневаться, когда тебя нет рядом, — Марк взглянул в глаза Родиона. — Пойми, дело не в тебе, а в том, кто ты есть. Когда ты рядом, я чувствую, что все это правда, что ты не лжешь, что ты мой… но стоит тебе отойти на шаг, и в голову сами собой лезут все эти мысли, все эти вопросы. Ты Родион Сокольников, мечта во плоти, совершенный человек, а я? Я всеми ненавидимый изгой. Я трансформер. Всего лишь жалкий трансформер… Я не такой умный и сильный, как ты, — упавшим голосом произнес омега, опуская взгляд. — Мне страшно, что ты однажды рассмотришь, какое я… ничтожество, — как же больно далось это отвратительное слово. — И ты уйдешь, а я… а я боюсь, что не смогу без тебя…
Слезы сдавили горло.
— Хватит, Марк. Хватит, — слушать это Родиону от своей пятнадцатилетней пары было невыносимо. Тот, кого ты должен делать счастливым и никогда не позволять грусти касаться глаз…
— Любить тебя так легко, так здорово, словно в мои руки упала звезда. Незаслуженно. Необъяснимо…
— Ты никогда не говорил, что любишь меня.
Марк поднял хрустальные от слез глаза и удивленно посмотрел на своего альфу:
— Разве? Я думал, я говорю тебе об этом постоянно.
— Нет, не говоришь, — Родион рассматривал его бледное личико, обрисовывая костяшкой указательного пальца скулы, тонкие брови, щеку.
— Я люблю тебя, — еле слышно выдохнул Марк. — Я люблю тебя, — громче проговорил он, позволяя сердцу сорваться вскачь.
Голубые прозрачные глаза смотрели так пристально, так требовательно, что Марк произнес это еще несколько раз. А затем покраснел от смущения.
Родион молчал. Что-то происходило, там, в глубине его глаз, вот только Марку никак не удавалось понять, что именно, и это жутко пугало.
Может, зря он все рассказал? Может, теперь Родион видит, какой он посредственный, серая мышь, как назвал его Лекс.
Он даже не мог представить, как властно развернулось что-то в душе, захлестывая натуру Родиона, чистым инстинктом быть первым, быть важным, быть любимым. Никогда раньше он не чувствовал себя так и не мог представить, что нуждается в этом, жаждет этого.
Раньше эти простые слова представлялись простой шелухой чьих-то смешных амбиций. Омеги не раз говорили о своей любви, наивно полагая, что это тронет Сокольникова. Ему было плевать, когда они клялись в вечных чувствах и обещали хранить верность до гроба — это было так смешно, так забавно.
Но теперь альфа хотел слышать эти слова снова и снова. Вот из этих самых губ, вот от этого невыразимо нужного омежки, легко помещавшегося на его коленях. Хотел слышать всегда. Вечно.
— Ты такой красивый, — низким голосом прошептал Родион и привлек порозовевшего мальчика ближе, жадно впиваясь в теплые губы.
Когда Родион немного насытился и позволил растрепанному и полураздетому Марку передохнуть, тот спросил:
— А как быть с Лексом?
Глаза Родиона моментально похолодели.
— Об этом тебе не стоит волноваться, — от голоса альфы у Марка по коже поползли мурашки. В том, что Алексея ждет нечто страшное, он не сомневался.
— Родион, пожалуйста…
Режущий взгляд расфокусировался.
— Я никогда раньше не просил тебя, — омега боялся произнести то, что собирался. — Пожалуйста, не выдавай его и не делай ему плохо.
Лицо альфы приобрело отстраненное выражение. Словно тот Родион, что целовал и нежил его секунду назад, исчез, растворился.
— Почему ты жалеешь его? — сухо спросил Родион. — Потому что он трансформер?
— Наверное… а еще потому, что я тоже виноват. Я должен был поговорить с ним, ты был прав. А я нет. — Марк низко опустил голову, ожидая решения.
— Я подумаю, — услышал он прохладу в любимом голосе и скрип кровати, говорящий о том, что Родион встал.
Нет, он не злился на омегу и, возможно, понимал его отчасти. Вот только Родиона Сокольникова нельзя было водить за нос и при этом остаться безнаказанным…