Было жутко неудобно, жарко и нечем дышать. С губ сорвался подавленный стон, голова отчаянно раскалывалась. Веки Лекс и вовсе не мог раскрыть, белесые вспышки опаляли кипевшие мозги. Хотелось глотнуть воздуха, но плотная материя не давала выбраться.
А уже через секунду удушливые силки исчезли. Свежий прохладный воздух коснулся горячей кожи. Облегчение заставило крякнуть на выдохе, и новый удар мигрени запульсировал в висках.
— Пей, — его голову подняли, а в губы толкнулась гладкая поверхность. Протестовать было невозможно, и обнаружившаяся в следующее мгновенье жажда жадно потянула влагу в першившее горло.
Вода приносила живительное удовольствие, но уже через три глотка стакан отняли, заставив Лекса протестующе замычать и потянуть конечности в поисках желаемого.
— Открой рот, — он послушно позволил челюстям разжаться. Что-то легкое упало на язык. — Таблетку запей.
Послушно выполнив все, что от него требовалось, омега поежился. В груди на мгновение захолонуло, голая кожа пошла мурашками, заставляя сворачиваться в куль. Сверху упало тяжелое одеяло, и Лекс поспешил спрятать нос.
Шевелиться или говорить не хотелось, единственное, о чем волновался омега в данную минуту, это затихающие вспышки в голове, к которым он тщательно прислушивался, будто карауля в засаде.
По комнате кто-то ходил. Скрипы и шорохи сопровождали снующего повсюду человека. Затем скрипнула дверь, щелкнул замок и все спасительно стихло.
Через пять минут сознание благополучно спряталось в сон, не позволяя хозяину терпеть мучительное похмелье.
Очнувшись во второй раз, Лексу все же пришлось разлепить глаза. Все плыло, но в голове стучало менее настойчиво, скорее, привычная после перепоя тяжесть заполняла мозг, не давая быстро шевелиться и соображать.
Сориентировавшись в чужой комнате, Лекс отыскал душ. После проведенного там часа ему значительно полегчало — прохладная вода бодрила, убирая сонливость и легкую тошноту.
В комнате снова хлопнула дверь.
Завернувшись в темный халат Филиппа, висевший на крючке, Лекс выполз наружу.
Альфа снимал форменный пиджак стоя у шкафа, на омегу он даже не взглянул.
— Что я тут делаю? — слабо прохрипел Лекс.
— Тебе лучше знать. Это же ты вломился ко мне посреди ночи с ножом в руках.
Ему понадобилась пара минут чтобы переварить услышанное:
— Врешь.
— Твое? — Филипп вынул складной нож из кармана, заставляя вытаращенные глаза поползти ко лбу.
— Быть не может, — выдавил Лекс трясущимися губами.
Альфа, как ни в чем не бывало, раздевался, пока судорожный взгляд омеги метался по чужому телу.
— Ты не… я тебя не ранил? — Филипп презрительно гоготнул, заставив Лекса сжать от досады зубы. — Ну и охуенно! Гони мои вещи, и я пошел.
— Не так быстро, — обронил альфа, когда он уже схватился за аккуратно сложенную стопку одежды.
— Чего еще?
— Течка когда? — вопросом на вопрос ответил Филипп.
От такой наглости омега опешил, непривлекательно открыв рот:
— А не пошел бы ты…
— Нет, — бесцеремонно оборвал Филипп, — так когда?
— Отвали, придурок.
— Еще одно слово, и ты сам знаешь, что случится, — за показным спокойствием разом проступила угроза.
Омегу передернуло. От «воспитательных» пощечин он уже порядком отвык.
— Тебя это не касается, — рыкнул он, напоминая взъерошенного воробья.
Филипп положил руки на его плечи, сжал несильно, привлек к себе вплотную, терпеливо выдохнул:
— Когда?
Лекс насупился и надул щеки, но сердце предательски дрогнуло:
— Дня через два.
Филипп мгновенно отпустил его:
— Останешься пока здесь.
— И не подумаю! — Лекс не мог поверить, что у этого… еще хватает наглости распоряжаться им после всего!
— Останешься, — настойчиво, но не зло повторил альфа.
— Зачем? Снова потрахаться пока дают, а потом дать пинка под зад?
В голосе откуда-то звякнула непрошеная обида.
— Нет.
«Черт, да что он о себе воображает! Только не плачь, только не плачь, Лекс! Нельзя!»
— Тогда зачем? — омега еле сдерживался, чтобы не устроить истерику.
— Я тебя хочу, — просто ответил Филипп, так, словно попросил бутылку минералки в магазине.
— Тоже мне новость, — нос уже заложило.
Секунда — и Филипп уже смотрит в опухшие от слез омуты его глаз:
— Хочу надолго… Сколько ты стоишь?
Время остановилось.
Удушливый ком осел в горле, кровь отхлынула от лица. Лекса замутило. Сколько же непередаваемого надрыва и смертельной обиды отразилось в его чуть раскосых глазах!
— Иди на хуй, — прошипел Лекс, тихо, без эмоций.
— Сколько?
Глотая слезы, отворачиваясь, омега отошел к столу, стараясь унять сердцебиение. Он не позволит этому гаду наблюдать, какую муку он заставляет его испытывать.
— У тебя столько нет.
— Сколько?
Лекс резко развернулся, вихрем разметались с трудом расчесанные волосы, в глазах белым огнем горела ярость.
— Женись на мне! — выпалил он, не сдерживая чувств, злорадно заглядывая в ненавистные глаза в ожидании тупого удивления, растерянности или насмешки…
Лицо Филиппа не дрогнуло ни на мгновенье:
— Это все?
Не понимая, что за странный разговор вспыхнул из ниоткуда, омега выпрямился и, словно решившись на что-то, добавил:
— И еще мне нужны двое моих братьев.
— Поясни, — без долгих раздумий ответил альфа, словно не нашел в просьбе ничего необычного.
Сейчас, глядя на этого странного омегу, Филипп никак не мог понять, каким образом тому удалось забраться так глубоко внутрь и вытащить наружу самые сокровенные тайны, самые напрасные и отчаянно желанные чаяния.
Застывшая нерешительность не пускала дальше, приклеивая к нёбу язык, останавливая, тормозя. Вот только что ему хотелось выложить все как на духу, а уже в следующее мгновенье он кинул злой взгляд на дверь за спиной у альфы.
Идиотская идея. Ему никогда никто не поможет.
Он, конечно, всегда сможет найти себе мужа и свалить навсегда от «любимых» родственничков, вот только кому нужна пара чужих ребятишек, за которых еще побороться придется? Корить себя за наивность Лекс предпочитал в одиночестве. И сделал решительный шаг вперед, стремясь обойти альфу.
Тот преградил ему путь.
— Я хочу уйти.
— После того, как объяснишься.
— Да не собираюсь я тебе ничего объяснять?! — Лекс все-таки сорвался. — Кто ты вообще такой?! Откуда ты взялся? И что тебе от меня надо?! Чего ты лезешь?! Кинул и кинул, финита ля комедия, концерт окончен!
Филипп одним шагом сократил разделявшее их расстояние и обнял трясущееся от истерики тело. Омега пинался, рвался, кусался и лягался, но альфа не отпускал, пока оборванные всхлипы не зазвучали надрывным рыданием, а горячие слезы не пролились наружу.
Они застыли, обнявшись.
Альфа не торопил, позволяя чужому горю выбраться наружу. Строптивое сердечко билось запутавшейся галкой, а ногти впивались в его бока, пока омега немного не успокоился.
— У меня есть два братика… — сиплым голосом наконец выдавил Лекс. — Я хочу забрать их из семьи.
— Почему?
Тяжелый вздох омеги затерялся где-то в груди.
— Их там не любят… и обижают.
— Ты уверен? — Ногти глубже впились в ребра альфы, но тот не шелохнулся.
— Уверен. Они оба омеги. Старший брат не даст им жить спокойно. Когда они немного подрастут…
Новый приступ рыданий волной накрыл тонкое тело, нахлынувший ужас затряс, забил, залихорадил. Тысячи заноз разом впились в грязную израненную душу. Злость клокотала ревом.
И когда отвратительная тварь была готова разорвать его на куски — чужие руки обняли. Крепко. До хруста. До веры. Он удержит. Он справится.
— Вот такая вот моя цена, — выдохнул измученный Лекс в сторону.
— Ложись спать, — только и сказал Филипп, поднял омегу на руки и отнес в свою постель.