Трансформер (СИ)

Часть 46 Чужие дела

Очнувшись на четвертый день, Марк обнаружил себя жмущимся к теплому телу альфы.

Слабость приятно скользила по телу, противясь напряжению хотя бы одного-единственного мускула. Родное сердце стучало под ухом равномерной уверенностью, нашептывая Марку, что все правильно, все хорошо. Омега чуть потянулся, чувствуя затекшие конечности и перекидывая руку через торс любимого.

Задрав голову наверх, он встретился с теплым летним небом любимых глаз. Родион дотянулся до растрепанного хохолка и запустил пальцы в спутанное пшено волос.

— Привет, — тихонько прошептал Марк.

— Привет.

Омежка наморщил нос от щекотки, когда подушечки пальцев прошлись вдоль ушка и скулы.

— Как ты себя чувствуешь?

Зардевшись, Марк невольно улыбнулся счастливой улыбкой безмятежного счастья.

— Замечательно, — он смущенно опустил ресницы. После чего альфа не удержался и, подтянув его выше, поцеловал, легонько чмокнув в губы.

«Так здорово лежать на любимом целиком», — подумал Марк, млея от сытого удовольствия и потираясь ногой о Родиона. Не устояв, альфа снова подтянул светящуюся от счастья физиономию и расцеловал каждую любимую черточку, и Марк, зажмурившись, потянулся за лаской, словно нежный побег солнцелюбивого растения.

— Ай, — тонкие иголки кольнули натянувшуюся кожу шеи. Омега непроизвольно вытянул руку и коснулся саднящего места.

Родион внимательно следил за выражением лица любимого, внутренне волнуясь, как отнесется омега к тому, что он сделал. Обычно пары обсуждали такой серьезный шаг, как метка, но тогда альфа не смог даже внятно поразмыслить над решением, принятым тем существом, что безжалостно измывалось над драгоценным телом несколько дней, требуя тотального покорения омеги.

Редкие периоды просветления были потрачены на еду и душ, где Родион обмывал измученного с затуманенным взором Марка, едва стоявшего на ногах, но с явной охотой жмущегося к нему все плотнее.

Осознание мелькнуло в широко раскрытых глазах, взгляд птицей метнулся к лицу пары.

— Я не смог сдержаться, — виновато произнес Родион, видя как заволновался Марк. Застыв, омега снова посмотрел на любимого, понимая, что за мысли роятся в его голове.

— Я рад! — выкрикнул он поспешно. Вот только его лицо говорило совсем о другом.

— Прости.

— Нет. Нет, Родион, — он схватил ладошками лицо альфы, не позволяя отвернуться. — Просто теперь все поймут, что произошло. И… — мысли метались закрученные ветром сомнений и страхов.

— Все уже и так поняли, учитывая, что семестр начался и за дверью снует толпа народа. Филипп сказал, что запах распространяется достаточно сильно.

Марк в ужасе уставился на Родиона, бледнея прямо на глазах.

— Не волнуйся. Все будет в порядке, — альфа привлек разволновавшегося мальчика к груди и успокаивающе погладил по голове. — Сегодня отдыхай. А завтра приступишь к занятиям.

— Но… — Марк не мог даже представить как выйдет за дверь, не то что начнет учиться!

— Я все улажу, мой хороший. Сегодня же пообщаюсь с ректором и объясню всю ситуацию.

— Все же думают, что мы родня! Позор какой, — чуть не плача, напрягся Марк, пряча горящее от стыда лицо на груди альфы.

— Наша личная жизнь никого не касается, — крепкие руки обнимали дрожащее от страха тело. — Дай правую руку.

Марк заерзал и сделал что просили, протягивая узкую ладонь. Альфа осторожно снял кольцо со среднего пальца и надел на безымянный, заставляя сердце Марка замереть на несколько мгновений. Он взволнованно переводил взгляд с любимых глаз на тонкий светлый обод, словно сомневаясь в происходящем.

Альфа кивнул будто говоря, что это не сон.

Слезы сами собой собрались хрусталиками в уголках глаз. Просторное колечко затянулось туже на тонком пальчике, и тогда Родион так же переместил свое кольцо на положенное место, а Марк поправил размер.

— Как только я улажу дела в универе, съездим к родителям.

Весь последующий день Родион разгребал последствия произошедшего. Сначала был долгий и неприятный разговор с ректором, который, кажется, решил, что смеет отчитывать Сокольникова словно нашкодившего мальчишку. Смерив переходящего черту сноба холодным взглядом, Родион пояснил, что он и его ПАРА делают то, что считают нужным.

Новость произвела должный эффект, и далее общение потекло в более спокойных тонах.

Однако Родиону все же пришлось воспроизвести часть заготовленной лжи.

Он давно подготовил документы о том, что Марк не является родным ребенком пожилой пары Трифоновых, приходящихся Сокольниковым дальними родственниками, и был готов предоставить доказательства по первому требованию.

Петр Андреевич поджал челюсть, сверля невероятно наглого юношу подозрительным взглядом:

— И почему же вы ранее не решились заявить о своих отношениях, чуть не доведя все до скандала? Честно говоря, если бы не ваш папа, которого я имею честь знать лично, дело бы кончилось серьезными проблемами для вас обоих! Мало того, что Илья Трифонов не сообщил о своем положении и не предоставил никаких официальных документов, позволяющих нам действовать согласно инструкциям, так еще и это нападение! — то, что одного из студентов увезла машина скорой помощи, естественно, не осталось секретом.

Филиппу в очередной раз пришлось давать показания полиции, располагавшей показаниями двух сотрудников, дежуривших на территории учебного заведения. Согласно заявлению альфы, который присутствовал во время инцидента, Дмитрий Крючков среагировал на запах начинавшейся течки и ворвался в комнату омеги. Тот дал ему отпор, и если бы они с Родионом Сокольниковым не подоспели вовремя, могло произойти изнасилование.

Следователям пришлось довольствоваться имеющимися данными, поскольку двое других участников правонарушения временно были недоступны, и сама по себе течка не являлась основанием невмешательства в процесс со стороны административных работников на территории университета.

Как позже выяснил Родион, их уже собирались потревожить медики и полицейские, обладая правом принимать подобные решения ввиду отсутствия необходимых бумаг от омеги и его сомнительного согласия с чужих слов. Факт родства между ними не был тайной для администрации учебного заведения. Тогда Филиппу ничего не оставалось, как прибегнуть к последнему аргументу, объявив Родиона и Илью парой.

Это усложнило ситуацию. Официально пара могла подать в суд на лиц, «неуважительно относящихся к личным отношениям во время течки», хотя то обстоятельство, что никаких официальных свидетельств на сей счет в карточках студентов не имелось, все же развязывало руки и давало право на вторжение.

Окончательное решение принимал ректор.

Который, не раздумывая, отдал бы приказ на прекращение этого безобразия, повлекшего нарушение множества правил и регуляций, если бы не известная фамилия. И тогда он связался с Валентином Игнатьевичем Сокольниковым, папой Родиона.

В свое время Петр Андреевич ухаживал за невероятно привлекательным омегой, и пусть выбор был сделан не в его пользу, они все же остались друзьями. Неотразимое обаяние и такт со стороны омеги явились залогом хороших отношений на протяжении долгого времени.

Увы, Валентин Игнатьевич подтвердил правдивость слов друга Сокольникова.

И после приятной беседы и обмена любезностями, во время которых Петр не преминул справиться о здоровье мужа, ректор все же решил, что не станет вмешиваться и подождет несколько дней, будучи, конечно, уверенным, что достойный молодой человек наверняка имеет веские причины нарушать правила вместе со своей парой. Выслушав заверения и искреннюю благодарность, Петр Андреевич остался доволен… кто знает, может, супруг уже наконец отправится в мир иной, и альфа-холостяк еще попытает удачу. Хотя возможный будущий пасынок неимоверно раздражал своей заносчиво-безупречной манерой держать себя со старшими.

— Насколько я успел узнать, у Ильи течка еще не наступила, и он собирался отправиться в медотделение на следующий день. И то, что в неподходящий момент рядом оказался другой альфа, не может никоим образом вменяться в вину семнадцатилетнему омеге, у которого никогда прежде не было взрослых отношений с представителями противоположного пола.

— Видимо, вы позаботились об этом упущении, — ехидно заметил ректор, решив все же задеть Родиона, источавшего отвратительно свежий запах случки, пропитавший кабинет.

В запахе как таковом не было ничего неприятного, кроме, может, того обстоятельства, что у самого ректора не было секса уже почти месяц.

— Я не совершаю никаких упущений, — смерив взрослого альфу ледяным взглядом, отчеканил Сокольников.

На ум пришел случай в библиотеке, когда Родион случайно назвал Марка настоящим именем, но этот ублюдок слишком много на себя брал. С такими разговор у Сокольникова был коротким.

— Мы собирались подождать до восемнадцатилетия Ильи, так хотели наши родители.

— Что ж, могли бы просто объявить себя парой и не дразнить других, — раздраженно заметил ректор, откинувшись на кресле и сцепив руки в замок.

— Никогда не слышал о такой обязанности.

— Послушай, мальчик, — Петр Андреевич, вынырнув из кресла, уставился на Сокольникова, устроившегося напротив со всеми удобствами словно кабинет принадлежал ему. — Не советую больше нарушать ни одного правила, если ты, конечно, все еще хочешь обучаться в лучшем университете страны.

Сокольников не терпел когда в него «тыкали» и пеняли возрастом. Вызывающая ухмылка передернула губы, холодный немигающий взгляд пронизывал насквозь.

— Что ж, Петр Андреевич, — выплюнул он чужое имя, растягивая губы в хищный оскал, — если вы все же хотите занимать это место, несмотря на хищение средств на собственные нужды, отдых за счет благотворительной помощи университету и многие другие сомнительные вещи, — альфа сделал паузу, — советую не лезть туда, куда вас не приглашали. Я. Ясно. Выражаюсь? — с расстановкой закончил он.

Затем поднялся, замер на секунду, давая посеревшему от злости сопернику ответить, но так и не дождавшись реакции, пошел к двери.

— Жду документы Трифонова утром!

— Непременно, — не оборачиваясь, бросил альфа и шагнул прочь.

Сделав от двери несколько шагов, он услышал как в стену ударилось стекло, звонко дзинькнув и разлетаясь на осколки. Родион только хмыкнул, направляясь в кабинет полиции в главном корпусе. Там его ждала очередная неприятная беседа.