За Семью Преградами

==== Глава 19. Песнь Матери ====

На следующее утро, когда Лиара сообщила проснувшемуся Алеору о возможности перемещения сквозь пространство вместо того, чтобы штурмовать преграду, он только рассмеялся.

— Светозарная, мы все здесь, конечно, очень красивые, просто глаз не отвести, но мы не Первопришедшие. Только они могут ходить сквозь пространство. Так что ничего-то у тебя не выйдет. — Криво ухмыльнувшись и бросив короткий взгляд на Раду, он добавил: — Но коли тебе хочется, можешь помолиться. Может быть, случится чудо, и все мы сразу же окажемся у Черного Источника, кто знает?

Лиара не ожидала, что так случится, но слова эльфа задели ее. Она по-настоящему удивилась собственной реакции: Алеор был Алеором, и ничего иного от него ожидать не приходилось. Но сейчас в его тоне прозвучала какая-то затаенная злость и злорадство, и от этого стало больно. Лиара привыкла к его едкости, но по отношению к ней эльф обычно вел себя достаточно сдержанно: то ли щадил ее, то ли считал недостойным соперником. Она даже не знала, что было обиднее. И неприятное чувство внутри все-таки засело крохотной занозой, постоянно напоминающей о себе.

Сам Алеор уже полностью оправился, выглядел свежим и собранным, как всегда. Он позволил Каю осмотреть его, и хоть ильтонец и начал бубнить про необходимость еще одного дня отдыха, на корню отмел все его возражения.

— Я уже, честно говоря, окончательно озверел от нашей поездки и очень хочу поскорее закончить ее. Так что давайте не будем попусту рассиживаться тут. Последняя преграда, и мы свободны.

— А назад как? — мрачно взглянула на него гномиха из-под густых бровей. — Ты уже придумал что-нибудь оригинальное?

— По одному шагу за раз, Улыбашка, мы же уже обсуждали это, — широко улыбнулся ей Алеор.

К утру вновь подморозило, поднялся ветер. Его ледяные порывы частично разогнали облака, сначала порвав их на мелкие кусочки, а потом и вовсе разметав прочь с неба, как рачительная хозяйка выметает мусор со своей кухни. Лишь на западе облака повисли над самым краешком земли толстым серым одеялом, и Лиара, прищурившись, все смотрела и смотрела туда. Какой будет последняя преграда? Что их ждет впереди?

Вчерашние мокрые сугробы за ночь обросли толстой коркой льда. Теперь уже даже Рада могла шагать по их поверхности, поминутно проваливаясь по колено, но большую часть времени двигаясь по твердому насту. Только Кай с Улыбашкой продолжали бороздить сугробы; оба они были слишком тяжелы, чтобы даже такой наст выдержал их.

После полудня стало понятно, что сегодня до седьмой преграды они не доберутся. Алеор горячился, подгонял их, то и дело принимался разглагольствовать о том, что чем скорее они придут к Черному Источнику, тем скорее вернутся домой, что в их интересах двигаться быстрее, что все это путешествие уже просто невыносимо и должно поскорее закончиться. Спутники слушали его вполуха, и с некоторыми его заявлениями Лиара готова была согласиться, но быстрее от этого идти по сугробам друзья не могли.

Ослепительно яркое солнце било прямо в рассыпанные повсюду алмазы снега. Наст лег плавными волнами, словно поверхность озера, которое беспокоили ветра, вмиг промерзла до самого дна. Солнце висело низко, его лучи насквозь пронзали морозный воздух, такие яркие, такие острые, как бывает только в лютые морозы в середине зимы. Лиара уже достаточно оправилась для того, чтобы окружить путников теплыми потоками воздуха, защитить их от ветра, не дать морозным когтям пережать им легкие, выдавливая прочь воздух. И все равно с их губ срывался густой пар дыхания, а щеки покраснели, будто кто-то долго тер их шерстяными варежками.

На обед они остановились позже обычного, в спешке перекусив солониной и хлебнув горячего чая. Алеор не мог усидеть на месте, постоянно поторапливая их и буквально волоком таща за собой на запад. Они продолжали путь и тогда, когда низкое солнце закатилось за горизонт, напоследок залив кровавыми лучами бесконечную белую ширь. Воздух остыл еще сильнее, и на небе высыпали целые пригоршни колючих льдистых звезд, такие яркие сейчас, в самой середине зимы.

Устало бредя вперед по сугробам, Лиара смотрела вверх, на звезды. Здесь они казались другими, какими-то чересчур близкими, крупными, незнакомыми ей. Всходил на небо Небесный Охотник со своим тугим луком, сверкающим поясом и двумя псами. С другой стороны поднимался Пахарь с Плугом, а за ним — Змей, Лебеди и стайка Небесных Нимф. И вроде бы все было ровно так же, как и в Мелонии, за многие сотни километров отсюда, и все — по-другому.

Как далеко ты увела нас от того места, которое все мы когда-то звали домом, Великая Мать. Как далеко тянутся дороги, что ты плетешь. Лиара выдыхала белый парок, который медленно таял в воздухе на фоне звезд. Это было так красиво, так давно она не видела их! Небо все время скрывали густые облака, и только сейчас наконец-то серебристый свет, что тек и в ее собственных жилах, лился с неба мягко и нежно прямо на ее усталые плечи. Он скатывался каплями по черным как вороново крыло волосам Алеора, он путался в густом хвосте на затылке Улыбашки, матово поблескивал на каменных плечах Кая. А в глаза Рады он ложился россыпями дивных самоцветов, и Лиара любовалась ей, боясь даже вздохнуть и разрушить этим красоту тишины.

Далеко за полночь, когда ноги уже буквально подламывались под путниками, Алеор наконец-то разрешил привал. Ужин они готовили второпях, не став особо мудрствовать и просто прогрев оставшиеся запасы солонины над разведенным ильтонцем пламенем. Лиара рассеяно подумала о том, что еды с каждым днем оставалось все меньше и меньше. Учитывая то, что Редлога с Жужей с ними больше не было, запасов все равно вряд ли хватит на обратный путь, даже если они будут уменьшать порцию и растягивать пищу. Это значит, что последние дни друзья пойдут голодными.

У них с Радой тоже осталось не так уж и много. Полмешочка крупы, несколько ломтей солонины, пригоршня чайных листьев. И сколько им вдвоем идти до Данарских гор, знают одни только боги. Ведь сначала придется преодолеть в обратном порядке все Семь Преград, а потом пересечь бесконечный Роур, ровную, будто стол, степь, на которой в такое время года пищу, скорее всего, найти будет невозможно. Внутри заскреблись тревожные коготки, и Лиара сразу же отмела прочь все мысли. Алеор совершенно прав. Сначала Черный Источник, потом все остальное. Ты не можешь волноваться сразу обо всем.

Завернувшись в одеяла, уставшие друзья улеглись спать. Лиара тоже смежила веки, но перед тем, как уйти в грезы, расслабилась и слилась с пространством. Вокруг их маленького снежного укрытия на несколько километров не было ровным счетом ничего. Постаравшись дотянуться так далеко, как только могла, Лиара нашла лишь на самом краю доступной для ее исследования области, какие-то каменные глыбы. Они лежали в десятке километров впереди, но ее сил не хватало для того, чтобы со всех сторон рассмотреть эти скалы. Ну, это хотя бы что-то. Значит, мы скоро достигнем седьмой преграды. С этой мыслью она вернулась в собственное тело и погрузилась в грезы.

Следующее утро было даже холоднее всего предыдущего дня. Трескучий мороз заставил мир замереть в ледяном безмолвии. Улеглись ветра, прозрачное небо можно было черпать полными горстями и лить себе на голову. Теперь уже Лиара с трудом смогла выловить из окружающего воздуха теплые потоки, чтобы друзья не мерзли, да и то теплыми их можно было назвать только по сравнению с лютым морозом вокруг.

На горизонте на западе виднелись горные пики. Ночью было слишком темно, чтобы друзья могли различить хоть что-то, но теперь в свете ослепительно яркого утра Лиара видела колючую черную гряду, протянувшуюся с севера на юг впереди путников. Большую часть гряды скрывал толстый слой снеговых туч, и все равно скалы выглядели какими-то чересчур стылыми и неприветливыми, словно все краски мира кто-то выжал из них, не оставив и следа.

— Это последняя преграда? — Улыбашка, прищурившись и приставив ладонь к глазам от солнца, смотрела вперед. — Снова горы?

— Я чувствую очень большую концентрацию энергии впереди, — отозвался Кай, тоже глядя на запад. — Она бурлит, будто море в шторм.

— И что это значит? — покосилась на него Рада.

— Это значит, что там впереди Черный Источник, — уверенно проговорил ильтонец. — Но я не могу сказать, за горами он или ближе.

— Чем быстрее мы туда дойдем, тем быстрее все узнаем, — энергично заявил Алеор и первым зашагал по сугробам на запад. — Пошли. Мы почти у цели.

Его настроение передалось и остальным спутникам. Лиара чувствовала внутри себя какое-то странное дрожащее волнение, которое все никак не хотело униматься, вибрируя в такт с пульсацией силы Великой Матери в груди. Каким будет Черный Источник? Что он из себя представляет? Точка концентрации энергии, вращающей миры. Купель.

В голову полезли все те сказки и легенды, которые могли хотя бы приблизительно описать его. До этого момента думать об Источнике времени у нее просто не было: они штурмовали преграды, а после этого валялись без сил, пытаясь хоть как-то прийти в себя. Но вот теперь за спиной остались шесть тяжелейших рубежей, пройденных ими за последний месяц, а впереди лежала цель их путешествия, и ноги под Лиарой так и норовили сорваться в бег.

Легенды и сказки называли множество странных мест в мире, мест силы, в которых законы бытия нарушались, так или иначе. Лиара слышала песни, что привозили с собой мореплаватели, о Призрачном Море где-то далеко-далеко отсюда, кажется, на севере, где стоял вечный туман от самого сотворения мира, по которому можно было идти, словно по тверди, и люди оттуда никогда не возвращались. Она слышала о таинственных летающих водопадах в горах Латайи, когда потоки странной воды срывались с круч, где отродясь не было никаких рек, и люди, что пили эту воду, выздоравливали от самых страшных недугов. Были и разломы в земле на севере Тарна, над которыми постоянно дрожало разноцветное сияние, а подойти к ним ближе, чем на сто метров, не удавалось ни одному живому существу. Были еще тысячи тысяч сказок и историй о странных местах и волшебных источниках, но из них из всех лишь одна, самая любимая, почему-то сейчас назойливо приходила ей на ум.

Красивая старая эльфийская песня о том, как небесные кони бродили по звездным полям, и в гривах их играл солнечный ветер. О том, как их копыта выбивали из небесной тверди искры, и эти искры падали на землю в реве огня и пламени. И как эти кони пили из Звездной Купели Божье Млеко, а потом мчались и мчались без конца к неизведанным мирам, везя на своих спинах Молодых Богов. И как Молодой Бог Грозар на своем шестиногом коне Киридане, держа в руке грозовое копье, бросил вызов собственному отцу, проглотившему его, пронзил его тело изнутри и создал из него весь мир.

Могла ли эта Звездная Купель быть Источником? Много лет Лиара гадала об этом долгими зимними вечерами, вглядываясь сквозь разрисованное морозными узорами окошко приюта в бесконечную черную ширь, усыпанную звездами. И что это было за Божье Млеко, что вскармливало самых сильных скакунов, не знавших слабости, старости, смерти?

Глаза всех путников сейчас смотрели на запад, и все они молчали, в ожидании вглядываясь в черные зубы скал, протыкающие серые тучи. Кажется, Лиара наконец-то поняла, что сейчас происходит с ними. Сам воздух вокруг них дрожал от напряжения, вибрировал в абсолютной тишине, густо оплетая путников ледяными потоками. Они шли туда, где никто никогда не был, они делали то, на что не отваживались даже самые храбрые воины древних дней. Алеор привел нас в Легенду и сделал ее частью.

С невольным благоговением Лиара взглянула на его широкую спину впереди. Эльф почти бежал вприпрыжку навстречу седьмой преграде, высокий, широкоплечий, черноволосый, будто смерть. Как она когда-то боялась одного упоминания его имени — Тваугебир, какой ужас он наводил на нее в первые дни их знакомства. И совершенно иными глазами смотрела она на него теперь, спустя почти полгода совместных странствий. Что-то было в нем такое, что ставило его за грань добра и зла, что-то невероятно сильное, дикое и свободное, словно первые ветра, которыми он правил, как своим небесным конем. Тебе под силу совершить невозможное, и каждый раз ты делаешь это, с легкостью разбивая на осколки все людские «нет». Ты сам мог бы быть молодым богом, если бы захотел этого. Почему же тогда ты не хочешь идти с нами? Почему не хочешь сделать самое безумное, самое безнадежное, самое невозможное из всего, что только видел мир? Но Лиара прекрасно знала, что в ответ на эти ее мысли Алеор только презрительно рассмеялся бы.

К полудню горы выросли впереди, закрыв полнеба перед путниками. Они не были настолько же высоки, как Эрванский кряж с его заоблачными пиками, но выглядели не менее страшными и непроходимыми. Словно острые черные зубы торчали из земли в небо скалы, настолько крутые, что снег почти что не укрывал их отвесные грани. Они и на горы-то не походили, скорее — на острия пик, которые вбила в землю чья-то рука. И стояли сплошным частоколом, между которым не виднелось ни тропы, ни перевала.

Перед горным массивом, преграждая дорогу к нему, поднималась стена. Лиара долго разглядывала ее, пытаясь понять, рукотворная она или все-таки нет, но так и не смогла с уверенностью ответить на этот вопрос. Стена была едва ли не в сотню метров высотой, ровная, без единой трещинки или камня, за который можно было уцепиться, отвесная и гладкая. Если бы еще чуть-чуть отполировать ее, стена сверкала бы на солнце, будто вырезанная из гранита колонна. Глаза Лиары шарили по ней, пытаясь найти хоть какой-нибудь изъян, что позволил бы путникам пройти, но его здесь не было. Сплошной камень неизвестно какой толщины, непроходимый забор, отделяющий путников, рискнувших добраться так далеко, от острых горных пиков.

Они остановились перед стеной, не доходя до нее и десяти шагов. Лицо Алеора было мрачным, брови сошлись к переносице. Он сбросил с плеча тюки с вещами и прошагал вперед. Эльф положил ладони на поверхность стены и принялся ощупывать ее, словно пытался отыскать в ней невидимую никому дверь.

— Это седьмая преграда? — Рада задрала голову вверх, следя взглядом до самого края стены. — Вот это уж точно всем преградам преграда. Не представляю, как мы переберемся.

— Кай, ты можешь сделать проход в ней? — не оборачиваясь, спросил Алеор. В голосе его звучало напряжение.

Ильтонец тоже скинул тюки в снег, прошагал к стене и положил на нее свои каменные руки. Несколько секунд ровным счетом ничего не происходило, потом ильтонец со вздохом отнял ладони.

— Алеор, я даже не могу прочитать ее, не могу погрузить в нее руки. Боюсь, здесь я тебе не помощник.

— Улыбашка? — Алеор отступил на несколько шагов от стены, глядя вверх. — Ты можешь что-нибудь сделать?

— Вряд ли, Алеор, — с сомнением покачала головой она. — Раз уж Кай не смог, то и от меня проку не будет. Гномы работают с камнем вовсе не так, как ильтонцы.

— Ладно, — недовольно протянул эльф. — А ты, светозарная? Что ты скажешь об этой стене?

Лиара выдохнула и погрузилась сознанием в пространство, сливаясь с ним, становясь частью воздуха, земли, снега, становясь этой стеной. Огромная и цельная, тянулась она на многие километры в обе стороны, постепенно закругляясь в гигантское кольцо. Лиара чувствовала, как своими корнями она уходит под землю на ту же глубину, что и поднимается вверх. Под нее даже подкопаться было невозможно, если бы кто-то решился на такой поступок.

Но Лиара не отчаивалась и тщательно искала, ощупывая каждый метр пространства, и через некоторое время нашла. Недалеко от них, не более, чем в километре к северу, в стене был пролом, а за ним — длинный извилистый проход. Что-то не так было в том месте. Лиара прищурилась, пытаясь понять, что же ей не нравится. Стена была толщиной в ту же сотню метров, что и в высоту, и узкий проход, сотворенное неведомой силой ущелье, прорезал ее насквозь. В нем как-то странно гудел воздух, он был там густым, почти осязаемо плотным, и это почему-то заставило Лиару нахмуриться. Впрочем, сколько бы она ни искала других слабых мест в каменном монолите, а их здесь не было, потому Лиара осторожно втянула сознание в тело и открыла глаза.

— Я нашла ущелье в километре к северу отсюда. По нему можно пройти стену насквозь, — сообщила она, потирая ладони. Кожа на них почему-то повлажнела.

— Ущелье? — недоверчиво вздернул бровь Кай.

— Да не может быть, чтобы все было так просто, — нахохлилась, будто воробей под дождем, Улыбашка. — Зачем делать такую громадную стену, которую невозможно пересечь, а потом делать в ней тоннель?

— Это верно, — кивнул Алеор. Глаза его пристально изучали Лиару. — Анкана, что возводили эти преграды, дураками далеко не были. Зачем они создали возможность перебраться на противоположную сторону, если изначально все делалось для того, чтобы никто и никогда туда не пробрался?

— С этим ущельем что-то странное, — Лиара постаралась как можно точнее описать, что она почувствовала. — Там воздух… густой. И звук очень странно гуляет.

— Мне кажется, это ловушка, — уверенно заявила Рада. — Что это специально сделано для того, чтобы любой, кто рискнет полезть за преграды, уж наверняка погиб, не добравшись до Источника.

— Но это наш шанс, — заметил Алеор, задумчиво поглаживая подбородок.

— Все это выглядит чересчур нелогично, чтобы быть шансом, Алеор, — Рада настойчиво взглянула на него. — Нас как будто заманивают туда. Смотрите: дорогу преграждает стена, а вот тут хороший проход. Я не верю в такие вещи.

— И что ты предлагаешь? — раздраженно спросил эльф. — Перелететь через эту стену? Крыльев-то у тебя нет, Радушка, я бы заметил, если бы были.

— Можно как-то попробовать перелезть, — с сомнением проговорила она, задирая голову и глядя вверх, на край стены, что виднелся высоко-высоко над их головами.

Не говоря ни слова, Улыбашка вытащила из-за пояса железный колышек из тех, что раздал им Алеор перед Летающими Островами. С кряхтением покопавшись за пазухой, она выудила откуда-то из недр своей дубленки небольшой увесистый молоток.

— А это ты зачем с собой носишь? — округлила глаза Рада, глядя на гномиху.

— Чтобы ты спросила, — огрызнулась та, а потом заковыляла по снегу к стене.

Несколько секунд гномиха разглядывала абсолютно ровную поверхность, пытаясь отыскать хотя бы крохотную трещинку, чтобы вбить туда клин, а потом все-таки приставила острие штыря к камню перед собой и хорошенько ударила по нему молотком. Раздался приглушенный металлический звон, острие колышка чиркнуло по стене, выбив град искр. Вновь приставив его к камню, Улыбашка попыталась во второй раз, но эффект был точно таким же.

— Вряд ли мы сможем вскарабкаться по ней, — проговорила гномиха. Она положила свою маленькую квадратную ладошку с короткими пальцами на гладкую поверхность стены, провела по ней в сторону. Вид у Улыбашки был сконфуженным. — Даже царапины не осталось. Я не знаю, что это за камень, никогда ничего подобного не видела, а уж в камнях-то я разбираюсь. — Со вздохом опустив руки, Улыбашка повернулась к друзьям. — Полагаю, что выбора-то у нас и нет. Придется идти через то ущелье, хоть мне тоже кажется, что это ловушка.

— Бросьте! — махнул рукой Алеор, скривив губы. — Мы уже с вами пролезли через такие дебри и миновали столько непроходимых преград, что бояться ловушек просто глупо. Мы все равно пройдем, так или иначе. Назад дороги нет. Так что пошли, посмотрим, что там за ущелье.

Первым подхватив свои вещи, Алеор зашагал вдоль стены на север. Рада хмуро взглянула ему в след, бросила еще один взгляд на стену, но тоже направилась в ту же сторону, а за ней потянулись и остальные путники. В любом случае, выбора у них действительно не было, в этом эльф был прав. Пищи почти не осталось, как и сил, да и Алеор пока что-то темнил насчет их возвращения. Решив не забивать себе голову бесполезными тревогами, Лиара пристроилась рядом с широко шагающей по насту Радой.

Ущелье действительно оказалось недалеко от них, и Лиара услышала его задолго до того, как они дошли до входа в узкий лаз. Пространство вокруг наполнил какой-то странный звук: равномерное гудение, иногда сменявшееся стуком, постоянно дробящимся и повторяющимся то громче, то тише.

— Дороги эха, — тихонько прошептала она пришедшее на память название, и Рада бросила на нее изучающий взгляд.

Перед входом в ущелье все они остановились, разглядывая странный лаз. Выглядел он так, будто гигантское лезвие топора пыталось рубить неподатливую стену, и ему удалось наметить лаз кривыми засечками, кое-где расколовшими скалу. Проход был совсем узким, не больше двух метров шириной, и каменные отвесные стены обступали его со всех сторон. Ущелье делало поворот уже метров через десять от своего начала, и за углом ничего не было видно.

Лиара насторожилась, прислушиваясь всем телом. Вот, что особенно сильно напрягло ее еще тогда, когда она только прощупывала стену на предмет уязвимых мест. Звук дробился внутри тоннеля, отскакивал от стен, создавая перекрывающие друг друга волны, которые тоже дробились и отскакивали в стороны. Малейший шорох осыпавшегося снега превращался в рев, который то нарастал, то вновь стихал. Из ущелья доносились странные звуки, будто где-то там, за поворотом, путников поджидал огромный, угрожающе ворчащий зверь.

Несколько секунд они все стояли перед входом в ущелье, разглядывая его в молчании. Потом Алеор, не оборачиваясь, спросил:

— Светозарная, что там, впереди?

— Сейчас, — она вновь погрузилась сознанием в камень. Пролом в стене петлял из стороны в сторону, разделялся на отдельные проходы, часть из которых заканчивалась тупиками, другая выводила вперед, значительно попетляв по стене. Лиара чувствовала точку выхода на другой стороне, она была, и проход выглядел совершенно нормальным, но эти густые волны звука продолжали нервировать ее. Вернувшись в тело, она доложила: — Там лабиринт, Алеор. Множество разных проходов. Но выход из него есть, выход на другую сторону стены. Вот только звук там гуляет очень странно, и мне почему-то туда совсем не хочется.

— Это всего лишь звук, светозарная, тебе ли бояться его? — усмехнулся Алеор, бросив на нее взгляд, а потом шагнул вперед. — Пошли!

Ветер подхватил его голос и швырнул в ущелье, и в один миг весь мир наполнился громом.

— ПОШЛИ! — взвыл тоннель на тысячи голосов. Одни из них были громкими, другие — тихими. Часть визгливо хохотала, другая ревела таким глухим басом, что слово едва возможно было различить. — ПОШЛИ! ПОШЛИ!

Алеор попятился прочь от ущелья, остальные друзья затыкали уши ладонями, пытаясь хоть как-то сохранить барабанные перепонки. Повторенное десятки, сотни, тысячи раз слово «Пошли!» гремело между узких стен, и в какой-то момент Лиаре показалось, что еще чуть-чуть, и ее барабанные перепонки лопнут, а следом за ними на мелкие осколки разлетится череп. От давления на голову она почти что ослепла, лихорадочно пытаясь заткнуть собственные уши пальцами и понимая, что это совершенно не помогает. Звук накатывал волнами, сотрясая все ее тело, проходя насквозь мясо и кости, заставляя их дребезжать и вибрировать в ответ.

Через целую вечность ревущее слово «Пошли!» наконец-то начало стихать. Оно уходило прочь так медленно и неохотно, словно его кто-то выталкивал, вытеснял прочь. И все-таки так до конца оно и не исчезло, продолжая отдаваться где-то вдали недовольным, угрожающим шепотом.

Только тогда Лиара поняла, что давно уже сжалась в комочек в снегу, пытаясь спрятать голову в сугроб и понимая, что ей это никак не поможет. Рядом скорчились друзья, огромными глазами глядя в ущелье. Лица у них были едва ли не белее снега.

Алеор аккуратно отступил прочь от трещины в скалах, жестами показав друзьям следовать за ним. Только когда их от ущелья отделяло около полусотни метров, и звук уже не мог попасть внутрь узкого коридора, эльф потрясенно мотнул головой и проговорил:

— Что ж, наша задача усложняется. У кого-нибудь есть идеи, как нам пройти через это?

— Можем обмотать сапоги мешковиной, чтобы они не грохотали по камню, — неуверенно предложила Рада.

— Ага! И головы тоже! — буркнула Улыбашка, потирая виски. — И не дышать все то время, пока мы пойдем на ту сторону.

— Теперь мне кажется, что проще вскарабкаться по гладкой отвесной стене наверх, а потом спуститься на той стороне, чем лезть в это ущелье, — устало проговорил Кай, глядя на стену.

Лиара тоже подняла глаза вверх. Край стены был так высоко, что, казалось, само небо лежит на нем. И камень тускло поблескивал, как потемневшее от времени медное зеркало.

— Мы не влезем, — покачал головой Алеор. — Придется в ущелье. Думайте! Должен быть способ, чтобы мы смогли перебраться!

— Кай? — Рада повернулась к ильтонцу, и все остальные тоже взглянули на него. Тот только бессильно развел руками.

— Я могу сотворить молнию, щит, призвать ветра или увести их. Но здесь звук, он распространяется волнами. Я даже не представляю, как можно его блокировать.

— Проклятье! — Алеор в сердцах повернулся к стене, глядя на нее снизу вверх. — Мы ведь почти дошли!

— Нужно просто хорошенько поразмыслить над этим, и мы найдем выход, — постаралась успокоить его Улыбашка.

Эльф не отреагировал на ее слова, все также хмуро разглядывая стену.

Звук. Лиара глубоко вдохнула и выдохнула, успокаиваясь и прогоняя последнюю боль в едва не лопнувших барабанных перепонках. Она всегда умела обращаться со звуком, она всегда любила звук. Эти странные колеблющиеся движения пространства несли в себе красоту, такую неописуемую, такую полную, такую прозрачную. Звук был у всего: у птиц и ветра, у земли и звезд, у людей и камня. Иногда ей даже казалось, что звук был всем, и что все на самом деле состояло только из звука, сгущенного и сосредоточенного в одной точке. И ведь она умела обращаться с этим звуком, она знала, как сделать так, чтобы извлечь из непослушных неподатливых струн, из сонма таких непохожих, таких разных нот мелодию, от которой замирало сердце, от которой хотелось петь и плакать.

Неужели же нельзя сделать так, чтобы успокоить это эхо? Чтобы мы смогли пройти сквозь ущелье на противоположную сторону? Это должно быть не так уж и сложно, это же всего лишь звук. Лиара задумалась, рассеяно теребя пальцами ремень сумки, переброшенной через плечо. Там до сих пор лежала в крепком кожаном футляре ее маленькая арфа, та самая, которую ей достала Рада. Каким-то чудесным образом ей удалось пережить все падения с Червей, удары камней и встряски, которые преследовали друзей последние дни. Звук распространяется волнами. А что если направить все эти волны в одном направлении, в одну сторону?

Сейчас все было как-то по-особенному, не так, как во все прошлые дни. Мир будто замер в ожидании, наблюдая огромными глазами чудо. Никто еще не заходил так далеко, в этот край, что был запретен для всего живого. Никто еще никогда не бросал вызов этим неприступным пикам, этой громадной стене, охраняющей древнюю мощь самого мирового истока. Само пространство сгустилось вокруг путников, решивших штурмовать эти непроходимые преграды, наэлектризованное напряжением, ожидающее.

Великая Мать, помоги мне сейчас. Будь со мной до конца. Лиара сняла с плеча свою сумку и развязала стягивающие ее горло тесемки. Остался последний шаг.

— Я поведу вас, — негромко проговорила она, вытягивая из сумки арфу в кожаном чехле. Ей стало как-то неловко оттого, что сейчас она берет на себя обязанности Алеора, но никто другой не мог бы почувствовать ожидающие ее впереди тупики. — Я буду петь этим горам и глушить эхо, а вы идите за мной следом. И старайтесь далеко не отходить.

— То есть ты собираешься добавить еще грохоту в ущелье, в котором и без того невозможно находиться, чтобы не лопнули уши? — скептически покосился на нее Алеор. — Признаться, когда я только брал тебя с собой, я действительно надеялся, что твои рулады утихомирят Червей, и они все, благостно улыбаясь, выстроятся в ряд и повезут нас на другую сторону Пустых Холмов. Но сейчас другое дело.

— Я справлюсь, — она подняла на него взгляд и сразу же отпустила. Алеор не верил, это сквозило в каждое его черточке, и это его открытое отрицание всего того, что она могла бы сделать, подтачивало ее решимость, словно жук-древоточец — рассохшуюся ножку стула. — Просто идите за мной.

— Лиара, ты уже очень нам помогла, пока мы шли сюда, — в голосе Алеора звучала настойчивость. Лиара не поднимала на него глаз, открывая чехол и вытаскивая арфу. Алеор называл ее по имени лишь тогда, когда злился на нее или считал ситуацию чересчур серьезной. — Ты много чего сделала, и мы не дошли бы так далеко без твоей помощи, но сейчас…

— Алеор, просто доверься ей, — Рада прямо взглянула на него. — Она справится.

Тепло разлилось внутри мягкими волнами, и Лиара благодарно взглянула на свою суженную. Что бы ни происходило, Рада всегда верила в нее, и это давало больше сил, чем все отдыхи, грезы и сны этого мира.

В ответ на слова Рады, эльф только пренебрежительно фыркнул.

— Думаю, стоит попробовать, — поддержала Раду Улыбашка, закладывая большие пальцы за толстый ремень и выпрямляясь. — Ты сам говорил, что в ее песнях заложена огромная сила. Может быть, эта сила сейчас спасет нас всех.

— Поддерживаю, — кивнул Кай, мягко улыбнувшись Лиаре. — Светозарная сможет. Да и другого плана у нас просто нет.

Несколько секунд Алеор испытующе разглядывал их всех, потом с деланным безразличием пожал плечами.

— Как знаете.

Больше он не сказал ничего, но во всей его фигуре сквозило нежелание.

Впрочем, Лиара просто оттолкнула от себя это недоверие эльфа. Для нее он тоже стал другом, и она приучила себя доверять его мнению и решением. И да, Лиара вынуждена была признать, что его недоверие задевало ее. Но уже не потому, что Алеор мог считать ее слабой, ничтожной, ни на что не годной. Ей было обидно за Раду. За то, что та изо всех сил тянулась к Алеору, к своему брату, восхищалась им, училась у него, и вместо того, чтобы поддержать ее в самом дорогом, самом сокровенном и безумном, что она собиралась сделать — в дороге навстречу Великой Матери, — он лишь высмеивал ее, используя любой повод, чтобы ткнуть побольнее. Это было нехорошо, это казалось неправильным, и Лиара видела, что Раду это задевает, а потому и сама хмурилась на эльфа, и теперь любое его проявление недоверия воспринимала слишком близко к сердцу.

Он такой, какой он есть. Никто никогда не изменит его. Просто прими это и постарайся любить его таким, пусть даже он и делает больно Раде. Он имеет право на то, чтобы думать не так, как ты, даже если ты и считаешь, что он не прав.

Внутри немного отлегло, и она сосредоточилась на арфе в собственных руках. Чехол уже отправился обратно в сумку, которая висела за спиной, друзья в молчаливом ожидании смотрели на нее. Прошло полгода, и как все изменилось. Теперь ты ведешь их вперед, потому что эту преграду без тебя они пройти не смогут. И где же та испуганная девчонка, шарахающаяся от собственной тени? Кажется, она осталась где-то посередине между Алькаранком и Иллидаром.

Пальцы легли на струны, и Лиара закрыла глаза. Ей нужна была сейчас не просто музыка, которая могла растопить сердце, сковать горло судорогой, заставить слезы литься из глаз. Ей нужна была не просто песня, от которой хотелось пускаться в пляс, и ноги сами не могли удержаться на месте. Ей нужна была даже не выплетающаяся мелодия, лишающая мыслей и выворачивающая наизнанку все нутро, заставляя его прислушиваться к малейшим переливам струн. Ей нужно было что-то большее.

Великая Мать, спой мне колыбельную.

Лиара потянулась к грезам, но так, чтобы не уйти в них. Впервые она делала это — тянулась выше собственной головы, к той золотой силе, что теперь неясно чувствовалась где-то над ней, постоянно присутствуя в груди пульсацией сгущенного солнца, тянулась с открытыми глазами, стремясь одновременно быть и здесь, и там. И у нее получилось.

Тишина опустилась на мир пуховым одеялом из тончайшей белизны. Все звуки ушли из мира, будто их и не было, или будто бы все повернулось навстречу Лиаре, в немой тишине встречая ее, блудную дочь, наконец-то вернувшуюся домой. Лежали скованные ледяным дыханием зимы сугробы, и сквозь крохотные кристаллики льда миллиарды солнечных глаз смотрели на Лиару любопытно и весело. Молчало холодное небо, превратившееся в один единственный сапфир с острыми гранями, столь прозрачный, что сквозь него можно было увидеть, как далеко-далеко в небесной тишине кружатся вокруг солнца золотые пылинки. Замолчали горы перед ними и странная стена из невиданного камня, оборачиваясь к Лиаре и ожидая, глядя на нее своими древними безмолвными глазами. Весь мир улегся вокруг, перестав двигаться, замерев и приготовившись слушать.

Золото нисходило вниз в ледяной тишине, наполняя ее светом. Это было почти так же, как и в грезах, только теперь Лиара видела это наяву. Золотые переливы небывалой мощи, громадные волны, каждая из которых могла бы смести этот крохотный мир, что казался ей таким огромным, словно единственную песчинку, попавшую в поток. Мягкая нежность перекатов, таких теплых, таких бережных. Лиара прильнула к ним, сжавшись в маленький комочек и закрыв глаза, доверяя себя этой Нежности, этой Силе. В ней никогда не было ничего искаженного и испорченного, в ней никогда не было прикосновения чего-то страшного, вредного. Она способна была жонглировать мирами, и она обнимала при этом так нежно, баюкала так бережно, что хотелось то ли плакать, то ли смеяться от счастья.

Великая Мать, я в твоих руках. Веди меня.

Лиара отдалась этой силе, открылась ей. Так распускается навстречу солнечному свету тугой покрытый росой бутон ранним утром, так горному потоку, набирающемуся мощи по весне, раскрывает объятия русло реки. Так птицы, распахнув крылья, отдают себя в мощные руки ветров, и те несут, несут их над миром в их извечном пути из одного неба в другое.

И сила наполнила ее, сила стала ей. Это не было чьей-то рукой, что, вцепившись в ее нервные окончания, управляла ей, как когда-то сама Лиара управляла Червем. Это не было вожжами в ее собственных руках, которыми она правила чем-то иным, с помощью которых она навязывала свою волю кому-то. Это было единство, неразделенное, странное, неописуемое единство, в котором тот, кто делает, становился тем, что делается.

Руки сами собой легли на струны арфы, а грудь втянула воздуха, наполняя легкие, как море, откатываясь назад, наполняет волну, чтобы вновь швырнуть ее на берег. Лиара не думала, не размышляла, она была, была каждой своей клеточкой, каждой частичкой, она была во всем.

Пальцы побежали по струнам, и горло напряглось, пропуская вверх волну воздуха. Словно издали пришел ее собственный голос, выводящий мелодию без слов, странную песню, в которой не было ничего из того, что она знала. Ни привычных нот, ни привычных конструкций, ни структуры, ни ритма. Но что-то большее.

Она шагнула вперед, прямо к узким стенам ущелья, и звук влетел в них, наполнил их, как наполняет воздух кузнечные мехи. И на этот раз никакого эха не было. Густой воздух вобрал в себя звук, заполняя им каждую точку пространства, и все стало одним, протяженным, целым. Лиара двинулась вперед, так остро ощущая каждое свое движение, снег под ногами, прикосновение мороза к коже, слабое тепло зимнего солнца на самых кончиках своих кудрей. Пальцы бежали по струнам, повторяя Великий Ритм, что звучал сейчас в ней и через нее.

Он был далеко, и он был так красив. Какой-то крохотной частью своего существа Лиара понимала, что всю свою жизнь она мечтала услышать хотя бы крохотный отголосок, хотя бы одну ноту этого ритма. Что ночи напролет она проводила, стараясь повторить его, стараясь прийти к нему, даже не зная того, что ей было нужно. Но только не человек писал музыку, это музыка писала человека, это музыка шагала ему навстречу из бесконечных далей, это она щедрыми потоками лилась с неба, пропитывая его насквозь. А человек в силу своей вечной глупости, своего самолюбования, своего хвастовства вылавливал из этих бесконечных потоков лишь крохотные обрывки, разглядывал их на своих ладонях и раздувался от гордости, считая, что он их «сочинил».

Это было так смешно сейчас, что Лиара смеялась, и ее смех вплетался в текущую через горло и пальцы песню. Все это было смешно. Весь этот мир был таким смешным, таким глупым, таким плоским. Крохотные мечты крохотных букашек, что сновали из стороны в сторону по своим делам, слепые и глухие к величественной музыке вселенных, которая пела им и для них от самого основания мира, которая звала и звала их, щедро протягивая им полные пригоршни красоты, а они были настолько увлечены своими повседневными заботами, что воротили носы прочь от нее, предпочитая копаться в своей грязи. Но этой музыке не было дела до их равнодушия, потому что она знала — придет ее час, и не было никого и ничего на свете более терпеливого и более милосердного, чем она.

С самого первого вздоха этого мира музыка трудилась для того, чтобы однажды крохотная букашка вдруг замерла на месте и подняла глаза к небу, потому что услышала. Тысячи лет эта музыка создавала и создавала, лепила, отбрасывала прочь, вновь лепила мир. По маленькому штришку, по крохотному камушку. Воздух, огонь, твердь и воду, и живой дух, который вдохнул Отец, чтобы наполнить их. Как долго хранила она в ладонях первую пылинку, как долго согревала она ее дыханием Отца, чтобы в этой пылинке вспыхнул крохотный огонек жизни. Как терпеливо оберегала она эту пылинку, помогала ей, охраняла, и пылинка начала расти.

Сначала так, вслепую, без проблеска сознания, без тени мысли, конвульсивное дрожание жизни в пустоте. Потом выше, сильнее, пустив корни в глубокие пески на дне океана, вытягивая зеленые руки-листья к небу и солнцу, что греет сквозь голубую толщу воды. А музыка набирала силы, музыка гремела все громче и громче, и ветра поднимались над краем мира, чтобы нести ее победную песню.

Потом еще сильнее, еще мощнее. Дергаясь, дрожа, сражаясь за каждое следующее движение, страдая и претерпевая ВЕЛИКОЕ ИЗМЕНЕНИЕ, у этой первой пылинки открылись глаза. И она смотрела на мир, она могла видеть его, она могла чувствовать его. Она уже не была пылинкой, но чем-то большим, чем-то, чему требовались сначала плавники, потом ласты, потом лапы. Это большее все усложнялось, оно росло, оно начало понимать, что вода — мокрая, а небо — синее, что травы можно есть, а других таких же, с глазами, в которых еще не было света разума, нужно бояться. Но оно не хотело бояться, оно хотело жить, жить, дышать, бежать вперед по чьей-то воле, но чьей? Кто вдохнул в него этот первый вздох, кто заставил его вырастить себе глаза и жабры, и ласты, и лапы, и легкие? Оно помнило чьи-то ладони и первый вздох, от которого разгорелась первая искра.

А потом оно встало на ноги, распрямилось, и мир вокруг него взорвался звуком, и вдруг замолчал. И в этой тишине впервые раздался голос: кто я? Все забылось, ушли прочь ладони и дыхание, ушла прочь борьба, стремление, невыносимая жажда жить. Оно стояло на двух ногах под первыми звездами, оно смотрело вверх, смотрело и смотрело. Оно не помнило ни кто оно, ни что оно, ни откуда. И ему было холодно, а жажда становилась все сильнее.

Это больше была не жажда двигаться, жить, меняться, не слепое движение вперед по воле того, кто вдохнул жизнь, и той, кто сберегла ее. Это было что-то гораздо более глубокое, что-то такое же бездонное, как глаза голодных детей, что-то такое же болезненное, как страдания войны. Оно стояло на двух ногах, оно смотрело то на звезды над головой, то на свои ладони, исчерченные странными полосами дорог, что ему предстояло пройти. И лишь один вопрос внутри него горел так сильно, так мощно, так больно: кто я? КТО Я?!

Торжествующе взревели трубы, вся вселенная купалась в невероятном гимне радости, и та, что порождала этот звук, улыбалась своему первому рожденному ребенку. Этот ребенок смотрел на нее огромными глазами, не понимая, ни кто он сам, ни кто она такая, но так сильно стремясь понять. И все вокруг трепетало, все грохотало от такого немыслимого восторга, от невероятной радости становления, развертывания, исполнения трудов.

Вот только этот первый ребенок не стал искать ответа на свой вопрос у своей матери, и он не слышал музыки, ослепительного сияния звука, которым заливала его счастливая мать, так долго трудившаяся, чтобы он появился на свет. Он обратил свой взор к своим игрушкам, как делают все дети, когда они еще только растут. Он начал играть в государства и города, в стены и дома, в приспособления, рычаги и машины. Он начал становиться все более заносчивым, все более горделивым. Он вскидывал голову и кричал в небеса, что он изобрел колесо и лук, что он построил повозку и принес с небес огонь, что он услышал Песню и сочинил ее сам, и что дети, которых он породил, были его детьми.

А Мать смотрела на него сверху, на своего маленького ребенка, который перепутал все по своей глупости, и как все матери, страдала за него и вместе с ним. Она держала его в своих золотых ладонях, стремясь уберечь от беды, а он хорохорился и вырывался из пальцев, не принимая ее помощи и набивая себе синяки и шишки. И Мать трудилась, вновь и вновь трудилась ради него, чтобы пришел день, когда ее первенец перестанет быть маленьким жестоким ребенком, мучающим лягушек или сжигающим города. Когда придет день его триумфа, и глаза его откроются, а сердце его наконец-то услышит ее песню. И они вновь станут одним целым, каким были с самого начала времен.

Лиара шагала вперед по каменным стенам ущелья, и ей казалось, что каждый ее шаг ведет ее сквозь время. Музыка звучала внутри нее, срывалась с ее губ, со струн ее арфы, и в этой музыке была Великая Мать. Она сама была ею, все было ею, и ее Возлюбленным, который вдыхал в нее жизнь. Где-то высоко-высоко, были они одним целым, лежащим в самом начале, а потом распадались на две половины, чтобы создать все то, что видели глаза Лиары. И вновь соединялись в единое целое в каждом живом существе. Потому что единственное, что лежит в самом начале и самом центре всех вещей, — это мечта быть целым, мечта быть вновь чистым и полным, а не разбитым на две половины. И единственный способ ощутить эту радость, радость единения, радость бытия одним из двух частей, слитым в одно, — это разбиться на эти две части.

Ты поешь мне сказку о том, каков мир, Великая Мать? Ты даешь мне ответ на вопрос?

Лиара не видела, куда она шла. Ее ноги сами ступали вперед, потому что знали, куда ей нужно. Потому что сейчас она не сидела в своей комнате, мучаясь и придумывая то, что уже существовало, то, что ей даже не приходило в голову однажды попытаться услышать, а не придумывать. Сейчас она слышала, она была, она жила. И все вокруг улыбалось ей, и все вокруг обнимало ее, и Великая Мать распахивали свои объятия ей навстречу, потому что свершилось то, ради чего она так долго трудилась, ради чего она столько страдала. Маленький ребенок, рожденный ею, наконец-то услышал ее Песню.

Это продолжалось и продолжалось так бесконечно долго, это летело так стремительно быстро, что казалось, будто оно не двигается. Лиара шла, и музыка лилась сквозь нее потоком, пусть даже ее собственное горло и тонкие струны старенькой арфы не были в состоянии передать всю полноту, всю красоту этой музыки. Но эхо, что раньше набрасывалось на путников, пытаясь разорвать их на клочки, теперь это эхо пело ей все ту же Песню, пело от счастья, потому что именно ее оно и мечтало услышать все эти долгие тысячелетия, именно для нее оно и жило.

Так оно и есть, Великая Мать. Все сопротивляется до тех пор, пока мы сопротивляемся. И все течет, будто золотая река, неся нас на своих волнах, как только мы позволяем нас нести.

А потом Песня начала понемногу смолкать. Торжество никуда не делось, от него звенел весь мир, напитанный им, будто прозрачный от сока персик солнечным светом. Но музыка отступала, оставляя Лиару и давая ей возможность отдохнуть. Потому что только сейчас она заметила, что устала.

Это было слишком полно, слишком хорошо, слишком сильно. Но ровно столько, сколько она могла выдержать, и ни секундой дольше. Ты бережешь нас в своих ладонях, Великая Мать, и согласна ждать ради нас столько, сколько нам самим понадобится, чтобы преодолеть этот путь. Твоя Милость бесконечна.

Потом звук совсем растаял, и Лиара устало выдохнула, впервые оглядываясь по сторонам. Впереди лежали черные острые пики гор, нагроможденные так близко друг к другу, что по их крутым склонам, казалось, и вовсе невозможно было взобраться. Только прямо из-под ее ног начиналась узкая мощеная дорожка. Круглые камни мощения казались такими древними, что готовы были рассыпаться в пыль от прикосновения ее ступней. И снега на них почему-то не было.

Лиара обернулась. Стена, что раньше преграждала им путь, теперь была за ее спиной. Узкое ущелье осталось позади. Рассеяно заморгав, она припомнила, как шла по нему, как выбирала по наитию самый короткий путь на противоположную сторону, даже не задумываясь и всегда сворачивая туда, куда нужно было идти. Не это ли твое Чудо? Такое простое. И такое красивое.

А на земле у выхода из ущелья сгрудились ее друзья. Алеор привалился спиной к каменной стене, прикрыв глаза и тяжело дыша. Кай потрясенно смотрел перед собой широко открытыми глазами. Улыбашка, сидя прямо на земле, неверяще мотала головой, ее губы что-то шептали, по искаженному странной смесью страдания и счастья лицу текли из глаз слезы. А рядом с Лиарой стояла Рада и смотрела на нее глазами ярче тысяч солнц, и нежность в них была почти такой же сильной, как нежность Великой Матери, что только что окутывала ее.

Лиара опустила арфу и улыбнулась ей в ответ, чувствуя тихое золотое счастье. Они прошли Семь Преград.