За Семью Преградами

==== Глава 44. Дом Великой Мани ====

С той самой грозы над Роуром зарядили дожди. Погода стояла переменчивая, ветер без конца гнал по небу тучи, в разрывах между которыми то и дело проглядывало солнце. Порой дождь шел всю ночь подряд, заливая окрестные леса и превращаю землю под ногами в чавкающую размокшую грязь. Порой солнце удерживалось на небе чуть дольше, разгоняя прочь тучи, и тогда ночи были звездными, но не по-летнему холодными.

— Все никак не разберутся, — ворчала Зей, поглядывая на небо и одобрительно хмуря брови. — Вечно Они так, коли уж сцепятся, то надолго. Ни Одна Другой проходу и спуску не даст.

В голосе ее звучало одобрение, словно говорила она не о своих Богинях, Роксане и Аленне, а о каких-нибудь особенно горячих Младших Сестрах, без конца дерущихся друг с другом и не желающих уступать.

Рада порой тоже поглядывала на небо, гадая, кто же из Них, в конце концов, победит. За последние месяцы в ее отношении к Небесным Сестрам появилось что-то очень личное. Раньше она никогда не воспринимала богов так — имеющими лица, тело, характер. Конечно, Грозара Рада всю жизнь считала своим покровителем, ведь она была воином, а Грозар — богом войны. Но Жрецы настолько присвоили его себе, возведя во что-то совершенно безличное, безымянное и чужое, что Рада обращалась к нему скорее по привычке, как к собственному внутреннему голосу, с которым можно вести долгие беседы и даже споры, зная, что тебе за это ровным счетом ничего не будет. Даже если ты скажешь такую гадость, что у кого угодно глаза на лоб повылезают.

С Роксаной все было иначе. Рада чувствовала к Ней что-то очень, очень интимное, какую-то глубокую внутреннюю нежность и гордость. Странно было ощущать такие эмоции по отношению к Богине. Ее всегда учили, что их надо бояться, что боги только и делают, что ревностно следят за тем, как лично она грешит на этой земле. Будто им делать нечего, как мусоля карандаш и высунув язык от усердия, записывать в ооооочень толстую книжечку все ее промахи, неудачи и неправильные мысли. Кому-кому, а уж Роксане-то до этого точно никакого дела не было. Раде порой приходили на память Ее огненные глаза, которые она видела в пламени во время церемонии бритья висков и принятия долора. В этих глазах было что угодно, кроме идиотского желания пересчитать все твои ошибки. В них была сила.

Та же сила угрожающе и недовольно грохотала в разрывах туч над головой, неслась с бешеными порывами ветра, клоня деревья к земле. Сила эта проливалась тысячью дождевых капель, таких ледяных и секущих кожу, что хотелось выть, но при этом полных неумолимой мощи, заставляющей каждое крохотное семечко, каждую полузасохшую почку расцветать и раскрываться к солнечным лучам. Эта сила горела в ослепительном сиянии Щита Роксаны, и Рада поняла, что порой испытывает самый настоящий трепет, глядя на него. Ты, Огненная, шагаешь по миру. И мне все равно, есть ли у Тебя лицо, есть ли у Тебя имя. Я чувствую Тебя. Разве нужно что-то еще?

Изо дня в день они брели по размокшей в грязищу дороге, продвигаясь все дальше и дальше на север. Волы натужно дышали, выволакивая глубоко ушедшие в глину тележные колеса, Младшие Сестры попритихли, устало передвигая ноги, на которых налипли громадные грязевые наросты. Ута и старшие наставницы сидели на козлах, нахохленные будто воробьи, и даже не особенно сильно покрикивали на тех из анай, кто сходил с тропы в надежде, что по непаханой, заросшей жесткой травой земле Роура идти будет легче, чем по разбитой в кашу дороге. Впрочем, они почти сразу же и возвращались назад, так как непонятно еще, что было хуже: тяжелая липкая грязь или перепутанная жесткая щетина травы, в которой запутывались ноги.

— Скорей бы уже крылья за спину, — устало пробормотала бредущая на шаг позади Рады Дани, вяло почесывая спину. В голосе ее звучала едва ли не обида. — По воздуху-то легче, чем по этой каше.

Как и всегда, Рада ничего не ответила на это замечание. Дани у нее уже в печенках сидела, и говорить с ней было выше ее сил. Впрочем, в последнее время свой пыл она все-таки несколько подрастеряла, и дождь был не единственной тому причиной.

Каждый вечер, а иногда и днем, с Дани теперь случались маленькие курьезные происшествия. Не такие, чтобы действительно нанести вред, но весьма чувствительные все вместе. Девчонка вовсю кляла Жестокую, что насмехалась над ней и посылала ей испытания, дабы закалить ее веру, а Рада все чаще поглядывала на искорку, довольно быстро смекнув, что к чему.

Впервые это случилось на следующий вечер после грозы. Они уже спали, вымотанные после целого дня ходьбы по грязище, когда лагерь разбудил громкий взвизг. Оказалось, что Дани расставила свою палатку поблизости от муравейника, и рыжие муравьи очень заинтересовались как не помытой после еды посудой под ее кровом, так и ей самой. С визгами девчонка вылетела из палатки стрелой и принялась остервенело чесаться, одновременно с этим сдирая с себя одежду, чтобы вытрясти из ее складок муравьев. А разбуженная и злая Ута еще и добавила ей сверху хорошенькую порцию ругани за то, что перед сном нерадивая Младшая Сестра не посмотрела, где разбивать палатку.

— Я клянусь, наставница, я смотрела! — причитала Дани, остервенело скребя себе спину. — Не было там никаких муравьев!

— Ну и откуда тогда взялся муравейник, мани твою за ногу? Тем более ночью, когда все эти твари спят? — Ута почти что огнем дышала от ярости. — Они бы не выползли, если бы ты их не растормошила!

— Но это не так! — оправдывалась Дани. — Я не знаю, откуда они здесь взялись, но их не было, когда я ставила палатку!

— Это твоих мозгов здесь в этот момент не было! — рычала Ута. — И где же ты их позабыла? В карманах Рады дель Каэрос?! Давай, твою мани, переставляй свой проклятый тент, и заткни уже пасть, все спать хотят!

Рада запахнула полог палатки, помянув недобрым словом и Дани, и Уту, и муравьев, что перебудили весь лагерь посреди ночи. Голова раскалывалась, и спать ей хотелось так, что от зевков едва челюсть не вывихивалась.

— Бестолковая Клинок Рассвета, — пробормотала она, закутываясь в одеяло и притягивая к себе теплую искорку. — Хорошо еще, она одна в палатке спит. А то вою было бы вдвое больше.

— Спи, моя радость, — мягко проговорила искорка, сворачиваясь у нее под боком в теплый клубочек. — Спи. До утра еще далеко.

Голос ее звучал как-то странно довольно, но Рада была слишком усталой и сонной в тот момент, чтобы выяснять причину этого.

На следующий день солнце яростно палило своими лучами вымокшую землю, и воздух стал влажным и горячим от испарений. Дышалось тяжело, Рада потом обливалась на солнцепеке, но хоть пыль дождем прибило, да и грязь быстро высыхала под ногами, что уже поднимало настроение и облегчало шаг. Дани, как ни в чем не бывало, пристроилась рядом с ними с искоркой и опять начала разглагольствовать об обычаях Каэрос и рассказывать Раде байки из казарм разведчиц и с Плато Младших Сестер. Только продолжалось это недолго: на нее сразу же набросились три жирных черных овода. И если поначалу девчонка пыталась их игнорировать, потом замахала руками, отгоняя их прочь, то, в конце концов она, пискнув, удрала к обочине дороги под редкую тень деревьев, надрала там веток и принялась отчаянно хлестать себя по плечам, прогоняя прочь назойливых кровососов.

— Смотри-ка, как они на нее набросились, — в голосе Лиары слышалась едкая нотка, тщательно упрятанная под искреннее соболезнование. — Даже не успела дорассказать нам свою захватывающую историю.

Рада скосила глаза на искорку, чувствуя какое-то легкое подозрение. Лицо Лиары было спокойным, но в уголках глаз и губ застыло удовлетворение, а взгляд стал хищным. Рада вдруг подумала, что за все эти дни в пути ни один кровосос не тронул их с искоркой, в то время, как над волами они вились облаком, и наставницы то и дело хмуро ругались, отгоняя их прочь.

Решив уточнить, она аккуратно спросила:

— Ты имеешь к этому какое-то отношение?

— Я? Нет, конечно, — на нее поднялись два совершенно невинных серых глаза, на дне которых горел очень нехороший огонек. — Разве я могу приказывать оводам, Рада? Да и зачем мне это делать?

Несколько секунд Рада всматривалась в ее глаза, но решила, что лучше все-таки промолчать и оставить свои мысли при себе.

Еще ночь, и на утро Дани проснулась в луже дождевой воды, хоть и ставила палатку на высоком месте, да и над лагерем Лиара растянула на ночь свой невидимый купол, отталкивающий дождь. Когда начали выяснять, как так получилось, оказалось, что дождевые потоки подмыли в одном месте канаву, что вырыли Младшие Сестры для отвода воды, и место это оказалось как раз возле палатки Дани. И натекло в нее воды достаточно, чтобы та всю ночь стучала зубами, и, в конце концов, ушла к костру дежурных, чтобы хоть как-то согреться.

На следующую ночь был крот, выкопавшийся в ее палатке и погрызший сапоги Дани, пока она спала. Крот выкусил достаточно большую дыру, и теперь в нее светил большой палец ее левой ноги, в те моменты, когда хоть что-нибудь можно было разглядеть под толстым слоем дорожной грязи. Рада никогда раньше не слышала о том, чтобы кроты интересовались чужими сапогами.

Младшие Сестры теперь посматривали на Дани с сочувствием, поминая плохую удачу. А Клинок Рассвета упрямо отказывалась признавать, что так и есть, хоть и бурчала под нос про жестокость Милосердной, когда никто не мог ее слышать. Она все равно из последних сил держала лицо, равнодушно пожимая плечами и с легкой улыбкой заявляя, что такие мелочи ей ни по чем. Но все чаще стала хмуриться, поглядывая на небо, и не так уж усердно теперь ошивалась возле Рады с искоркой. Похоже, собственные проблемы слегка отбили у нее желание лезть в чужую жизнь.

Как-то вечером Рада не утерпела и все-таки решила поговорить обо всем с Лиарой начистоту. Как раз перед этим Дани споткнулась на ровном месте и шлепнулась руками прямо в кучу с навозом, который сгребали лопатами Младшие Сестры в сторону от коновязи волов. Громкие вопли Младшей Сестры привлекли всеобщее внимание. Она вовсю кляла собственные ноги, поехавшие на ровном месте, и непролазную грязь.

— Признайся, это ведь ты делаешь, — тихонько пробормотала Рада, наклоняясь к искорке так, чтобы никто кроме них не слышал.

— Что делаю? — удивленно воззрилась на нее Лиара.

— Все эти вещи, — Рада кивком головы указала на Дани, которая с отвращением пыталась стереть с ладоней навоз сорванными пучками мокрой травы. Сестры, что сгребали его в кучу, стояли рядом и поддразнивали ее, облокотившись о черенки лопат и используя выдавшуюся минутку, чтобы отдохнуть. Впрочем, Ута почти сразу же прекратила это, окликнув их и приказав возобновить работу. Нехотя Младшие Сестры подчинились. Рада отвернулась и взглянула на искорку, лицо которой приобрело непроницаемое выражение. — Я ни за что не поверю, что на пустом месте ей вдруг стало так не везти.

— Ну, может она своим поведением действительно прогневала Аленну, кто знает? — пожала плечами искорка. Вид у нее был на удивление равнодушный.

Рада поскребла в затылке, не зная, как правильно подобрать слова. Нужно было сказать очень аккуратно, а в этом она никогда не была хороша.

— Искорка, — тихонько проговорила она, чувствуя себя так, будто голиком лезла в полную змей яму. — Меня она тоже очень раздражает, но мне кажется, что с нее хватит. Иначе добра не будет. Ни тебе, ни мне, ни ей. Мало ли кто начнет задумываться о том, откуда у нее это невезение. Да и вряд ли Милосердная порадуется, что Ее костерят почем зря изо дня в день, да еще и по чужой вине.

Лиара нахмурилась, заворчав что-то себе под нос и сгорбив плечи. Сейчас она почему-то показалась Раде похожей на недовольного растревоженного ежа. Стараясь говорить как можно мягче, Рада приобняла ее за плечи.

— Маленькая моя, ты же не такая, — тихонько прошептала Рада ей на ухо. — Ты у меня добрая, искренняя и теплая девочка. Хватит уже этих глупостей. Боги с ней. Не нам судить.

— Я просто не хочу, чтобы она постоянно крутилась вокруг нас, — пробурчала искорка, съеживаясь и прижимаясь к Раде. Вид у нее был недовольный и сердитый. — Мне не нравится это, Рада. Очень не нравится.

— Хорошо, моя родная, — Рада постаралась сделать так, чтобы смеха в ее голосе Лиара не услышала. Слишком уж забавной была эта ситуация, но вряд ли сейчас искорка сможет оценить ее и посмеяться вместе с ней. Поцеловав ее пушистую бровь, Рада тихонько проговорила: — Если она будет приставать к нам на марше, я ничего не имею против оводов. Но, пожалуйста, не трогай ты ее во все остальное время. Ей и так хватило сполна.

— Ладно, — недовольно пробурчала девушка. — Больше не буду ничего такого делать. — Ее полный обиды взгляд метнулся к лицу Рады, и она вновь потупилась. — Но тогда уж будь добра, сделай так, чтобы она к нам не лезла. Поговори с ней, что ли. Это уже просто невозможно.

После этого разговора странное невезение Дани прекратилось, как и не было. К сожалению, никаких выводов из этого урока она так и не извлекла. Наоборот, подбоченилась и ходила довольная, словно одолела в рукопашном поединке Саму Аленну, да вот только нет-нет, но косилась на небо и под ноги теперь смотрела гораздо внимательнее. Рада даже видела краем глаза, как она молится в стороне от лагеря, кланяясь в пояс ручейку, возле которого анай остановились на ночлег, и бормоча что-то себе под нос. Наверное, благодарила за то, что невезение кончилось.

Идти рядом с ними днем она так и не перестала, но теперь делала гораздо меньше замечаний, стараясь лишний раз не открывать рта. Искорка довольно резко окоротила ее, заявив, что Жестокая вполне могла гневаться на ее длинный язык и докучливость, потому и явила предупреждение в виде череды неудач. Дани сразу же вскинула голову и показательно хмыкнула, демонстрируя, что она думает по этому поводу, но замечаний стала делать все-таки меньше.

А Рада все ломала голову, что бы сделать такого, что отвадило бы девчонку от них раз и навсегда. Искорка хотела, чтобы они поговорили, но Рада никогда не была сильна в разговорах. К тому же, вся ситуация выглядела до крайности глупо: она, взрослая женщина, будет пререкаться с девчонкой едва ли не в два раза младше ее, пытаясь прогнать ее прочь от себя при том, что та уходить не желает. Да и имела ли Рада право ее прогонять? Анай были свободным народом, находились там, где хотели, делали то, что хотели. Никто не мог запретить им ничего, кроме их царицы или Жриц. А тут Рада со своей правдой. И искорка все смотрела и смотрела на нее темными глазами, в которых была обида и настойчивая просьба избавиться уже наконец от докучливой Младшей Сестры.

В конце концов, Рада настолько измучилась, что пришла-таки со своим вопросом к Зей. Выждав момент, когда наставница в одиночестве обносила кормом волов во время вечернего привала, Рада подошла к ней и негромко позвала:

— Первая Зей, разреши тебя на пару слов?

Брови седовласой кровельщицы удивленно взлетели, она с интересом взглянула на Раду и кивнула.

— Говори, чего стряслось.

Путаясь и сбиваясь, Рада пересказала ситуацию, опустив разве что месть искорки и свои собственные мысли о том, что же делать дальше с проклятой Младшей Сестрой. Лицо женщины приняло задумчивое выражение, темные брови сошлись к переносице. Похлопав по шее вола, что пытался мягкими губами дотянуться до торбы с овсом в ее руках, Зей взглянула на Раду.

— Мы уже давно с Утой гадали, когда ты к нам обратишься. Ситуация-то не из приятных, да и делать с этим надо что-то, пока вы крыльев не получили. Потом она от тебя вообще не отвяжется. — Зей задумчиво поскребла подбородок. — У тебя есть два выхода из этой ситуации. Или действительно возьми ее в ученицы и постарайся сделать из нее что-нибудь стоящее. Она — талантливая девочка, только чересчур амбициозная и заносчивая. Если с нее хорошенько сбить спесь, то может выйти славная разведчица. Правда, Уте этого сделать не удалось, но кто ж знает, может, ты справишься.

— А второй выход? — спросила Рада, чувствуя стойкое нежелание принимать предложение наставницы.

— Поговори с ней и объясни, что тебе это не нужно, — просто пожала плечами та.

— Да я говорила уже и не раз! — Рада в сердцах вздохнула и запустила пальцы в волосы, взлохматив их на затылке. — Она не слушает меня!

— Ну так это ей и скажи, — развела руками Зей. — Что толку учить человека, который не желает слышать самые первые слова своей будущей наставницы? — Вдруг она хмыкнула, и огонек загорелся на дне ее темных глаз. — В очень редких случаях, правда, из таких выходят прекрасные ученицы, как было когда-то с теми двумя рыжими бхарами, но, думаю, это не тот случай.

— Ладно, я подумаю над тем, что ты сказала, первая Зей, — кивнула Рада, чувствуя усталость. Ей уже опостылели все эти игры с проклятой Клинком Рассвета. — Спасибо тебе за совет. И прошу тебя, не говори никому о нашем разговоре, хорошо? Мне не хотелось бы прослыть доносчицей.

— Да что ты, Черный Ветер? — только усмехнулась Зей, привешивая нетерпеливому волу на морду торбу с овсом. — Никто про тебя такого не подумает. Никому и в голову не придет.

Это было слышать приятно. Одной из головных болей Рады в сложившейся ситуации было как раз опасение, что анай неправильно воспримут всю ситуацию с Дани и решат, что Рада слишком много на себя берет. Теперь хоть об этом можно было не беспокоиться.

Правда, времени на то, чтобы поговорить с Дани по душам, у нее все не находилось. На марше вокруг были Младшие Сестры, по вечерам после долгого и трудного дневного перехода через грязь все валились спать замертво, обессиленные, и сама Рада вместе с ними. В этом были и свои плюсы: теперь Младшая Сестра околачивалась возле нее не так часто, как раньше, но будто назло выбирала самое неподходящее время для разговора, когда вокруг было полно народа. Раде даже приходили в голову мысли, что таким образом ей мстила Сама Синеокая за то, что они с искоркой посмели устроить Младшей Сестре сладкую жизнь от Ее имени. Впрочем, разобраться с этим со всем по пути она так и не смогла.

Дорога неторопливо свернула на запад, прочь от травяной степи Роура, и бежала теперь меж невысоких гор, чьи лесистые склоны плавно спускались вниз. Колеса телеги грохотали по камням мощения, что проглядывали местами через непролазную грязь, то и дело над головами волов стегал хлыст, и хриплые окрики Уты поторапливали Младших Сестер, приказывая им двигаться быстрее.

Взгляд Рады любопытно скользил по сторонам. Высокие горные склоны вдали покрывали остроконечные шапки снега, утыкающиеся высоко в небо. Горы ближе к дороге были более сглаженными, мягкими, не такими колючими. Зоркие глаза Рады выхватывали на их склонах какие-то странные круговые постройки. Приглядевшись, она поняла, что это — прилепившиеся к скалам горные форты, сложенные из громадных каменных обломков полукругом, без единой двери, щели, куда можно было пролезть, даже без подъездных мостов. Они чем-то походили на гнезда ласточек или летучих мышей, прилепившихся к склону, ведь ни тем, ни другим, как и анай, незачем протаптывать к ним дорогу, им достаточно крыльев, чтобы добраться до любой, самой отвесной кручи.

Чем дальше они шли, тем более дикой и суровой становилась окружающая местность. Лесистые горы вокруг совсем уступили место огромным каменным громадам, теряющимся в синей дали над головой. Теперь под ногами уже была не грязь, а мелкое каменное крошево. Дорога вилась сквозь глубокие ущелья с отвесными стенами, куда не доставали лучи солнца, и днем было темно и холодно, будто в сумерки. Она взбиралась по горным склонам, серпантином карабкаясь над отвесными обрывами, и камни, что срывались из-под ног Младших Сестер и тележных колес, падали вниз так долго, что у Рады тошнота к горлу подкатывала от этого. Иногда они переезжали через горные пропасти по широким крепким мостам из таких толстых бревен, каких Рада и представить себе не могла. Разве вообще могло существовать на свете дерево в обхвате с телегу? И коли оно существовало и даже выросло где-то, как анай умудрились втащить его на такую верхотуру? Внизу, в пропастях, у которых и дна почти что не было, шумели быстрые горные реки, перепрыгивая через пороги и посылая эхо гулять по узким ущельям.

Ветра стали крепче, как всегда бывает в горах, злее, непослушнее. Запах травяной степи уже давным-давно выветрился из них, и теперь пахло лишь камнем и снегом, неприступной вечностью уходящих в небо горных круч. Рада таращила глаза и гадала: долго ли им еще идти? И как, должно быть, сурова эта Роща Великой Мани, упрятанная следи ледяных вершин и непроходимых перевалов.

На ночь Младшие Сестры останавливались на открытых плато, явно подготовленных для стоянки, как и на всем их предыдущем пути. В нишах среди скал высились груды заготовленных дров, но Ута запретила трогать их, используя для растопки и обогрева. Каэрос могли создать огонь и сами, а здесь, высоко в горах, где и дышать-то трудно было, дрова могли пригодиться остальным кланам, в чьей крови не было пламени. Таскать сюда дерево из нижних долин было тяжело, а потому наставница не хотела создавать обитателям Рощи лишней работы.

Постепенно форты, лепящиеся к склонам гор, исчезли, и Раде начало казаться, что горы необитаемы, а они — единственные, кто вообще осмеливался путешествовать по ним за долгие-долгие годы. Лишь эхо их шагов, натужного мычания волов да стука колес по каменной дороге сопровождало их изо дня в день. Лишь ветер холодом дышал в шею, и лишь их костры по ночам алыми точками горели на склонах гор. Никого больше не было на десятки километров вокруг, и какое-то странное чувство могучей свободы и пустоты теперь распирало грудную клетку Рады, не давая ей дышать, заставляя захлебываться горным воздухом, свежим и холодным, как в середине зимы.

Дорога стала сложнее, потому что теперь круто змеилась вверх-вниз, постоянно заставляя путников менять скорость передвижения. Поднимаясь на перевал, приходилось налегать плечом на телегу, вталкивая ее вверх по расползающемуся под подошвами сапог каменному крошеву. Когда дорога с трудом брала седловину, телега так и норовила ухнуть вниз, сбив с ног волов, и с чумовой скоростью помчаться по камням, разваливаясь на ходу. Младшим Сестрам приходилось налегать на ее борта, удерживая своим весом и не давая этому случиться, и от постоянной нагрузки плечи и спина у Рады ныли, как проклятые, хоть Младшие Сестры и сменяли друг друга на этой работе. Да и спать на холодном камне ей не слишком-то нравилось. Правое плечо теперь немилосердно болело, то ли застуженное, то ли растянутое, и она то и дело морщилась, пытаясь размять его хоть немного, но все безрезультатно.

И вот в один прекрасный день, поднимая их с рассветом, Ута в своей обычной манере мрачно заявила:

— Сегодня к вечеру будем в Роще, так что посвятите остаток дороги мыслям о Роксане, а не о той ерунде, которой у вас всех вечно мозги заняты. Может, Огненная и снизойдет до того, чтобы дать вам всем крылья, коли не будете Ее попусту отвлекать.

Рада застыла как оглушенная от этих слов и переглянулась с сидящей рядом с ней у костра искоркой. Она уже и забыла о крыльях за всеми этими бесконечными дрязгами с Клинком Рассвета, тяжестью дороги, по которой они с таким трудом ползли вместе с повозкой, и слова Уты окатили как ведро холодной воды. Она и думать не думала, что это случится так скоро. И вот — это случилось.

Весь вызов и хмурость моментально слетели с искорки, будто их и не было вовсе. Лицо ее исказила тревога, брови сошлись к носу, а глаза перепугано взглянули на Раду. Та покрепче обняла ее за плечи и легонько встряхнула.

— Вот видишь, маленькая моя, дождались.

Правда, больше ничего сказать она и не смогла. От волнения буквально перехватило горло, и все мысли повылетали из головы.

В тот день небо наконец-то расчистилось, и солнце прочно отвоевало свое место на небосклоне. Синяя полоса туч на востоке уплыла прочь, сменившись громадами белых пушистых облаков, что неторопливо надвигались на бредущих по каменистой дороге Младших Сестер. Ветер был бодряще ледяным, и Рада ежилась под коричневой курткой с воротом-стоечкой, больше все-таки от предвкушения получения крыльев, чем от его порывов.

В груди было как-то странно холодно, от волнения легкие будто в лед вымерзли. Рада сглотнула, чувствуя, как трясется каждая поджилка. Такого с ней не было, наверное, со времен поступления в Военную Академию. В последний раз она волновалась много лет назад о результатах вступительных экзаменов, а все последующие годы только злилась, не испытывая больше никаких других эмоций. И теперь волнение было таким странно-непривычным, но таким знакомым, что оставалось только головой качать.

Маленькая ладошка искорки в ее руке тоже вспотела от волнения и была холодной, как ледышка. Глаза у Лиары сейчас были что две плошки: широко распахнутые и такие громадные, что в них можно было бы и телегу вкатить. То и дело Рада пожимала ее ладонь или слегка приобнимала ее за плечи, чтобы хоть как-то поддержать искорку и придать ей уверенности. Только вот у нее самой этой уверенности не было, и сердце в груди колотилось как безумное, а под ним, в глубине, с такой же скоростью пульсировал золотой шарик дара Роксаны. В итоге они с искоркой лишь подпитывали тревогу друг друга, словно маятник, что мотается из стороны в сторону. И вместо того, чтобы пройти, она становилась только сильнее.

Дорога змеилась между горных склонов, вползала в ущелья, неожиданно вновь выбиралась на ровные плато. Сегодня толкать телегу Раде было не нужно, ее очередь прошла, и теперь этим занимались Двурукие Кошки и Лунные Танцоры, отчаянно ругающиеся и почти тряпками висящие на бортах и задке повозки. Но и они не возмущались, работая гораздо усерднее обычного и без понуканий Уты. Все глаза сейчас были устремлены на запад, куда уводила каменистая тропа, все хотели только одного: как можно скорее добраться до Рощи Великой Мани. Даже Дани примолкла, то и дело облизывая пересохшие губы и глядя вперед, за утро Рада от нее ни слова не слышала, за что была бесконечно благодарна всем Небесным Сестрам вместе взятым.

Наконец со скрипом и грохотом, натужным дыханием Младших Сестер и окриками Уты телега взобралась на очередной перевал, и Рада застыла, не в силах сдвинуться с места и широко открытыми глазами глядя вперед. Пальцы искорки до боли сжали ее ладонь, но она почти что и не заметила этого.

Внизу под ними расстилалась огромная долина, упрятанная в почти что круглой чаше гор. На ее противоположном конце с самого неба срывался вниз водопад, залитый лучами яркого солнца и сверкающий россыпью драгоценных камней так, что больно было смотреть на падающую вниз воду. Под ним в самой долине зеленела роща высоких деревьев. Даже отсюда Рада видела, что они гораздо выше обычных сосен и елей, которые ей приходилось видеть. Она сощурилась, пытаясь с такого расстояния определить их высоту, но не могла. Это казалось противоестественным, странным, деревья не могли быть так высоки, просто не могли. Мощеная ровными плитами дорога змеилась вниз по склону горы и уводила под своды огромного леса, над которым местами лежал голубоватый туман, переливающийся под солнечными лучами. Очертания гигантских деревьев терялись в нем, и издали создавалось ощущение, будто само небо каплями падало вниз, облака вверху и облака внизу перемешивались во что-то общее, или, может, лес порождал тянущиеся по небу белые барашки?

— Роксана! — потрясенно выдохнула рядом искорка, огромными глазами глядя вниз.

— Никто не думал, что это возможно — восстановить Рощу так быстро, — проговорила рядом Ута, и в голосе ее звучала гордость. Рада обернулась, взглянув на наставницу. Та спешилась и стояла подле них, сложив руки на груди и глядя вниз со смесью нежности и какой-то странной ласки. Лицо ее сейчас было удивительно мягким, вечная раздраженная мина исчезла без следа, сменившись искренней гордостью. — Восемь лет назад здесь было пепелище. Пеплу столько, что мы в нем буквально по уши тонули. И ни одного ростка, ни единого, все эти бхары черномордые сожгли.

— Как же тогда?.. — искорка недоговорила, лишь потрясенно качая головой.

— Раэрн, Дочери Земли, — Ута смотрела только вперед, и глаза ее с превеликой нежностью скользили по могучим зеленым верхушкам деревьев. — Царица Руфь привела сюда самых сильных из Поющих Земле, тех, у кого дар Артрены развит лучше всего. Каждую весну они начинают петь земле и делают это вплоть до первых холодов, когда ложится снег. Благодаря их усилиям, криптомерии растут быстрее. Руфь говорит, еще пару лет, и они снова будут выглядеть так же, как до Великой Войны.

— Криптомерии, — одними губами Рада повторила название, пробуя его на вкус. Никогда она не слышала о таких деревьях, там, откуда она родом, ничего подобного не росло.

— Но я чувствую здесь не только силу Артрены, — вдруг проговорила искорка, выставляя ладонь перед собой и, мягко шевеля пальцами, ощупывая воздух. — Здесь есть и другая сила. — Глаза ее блеснули. — Сила Первопришедших.

— Держащая Щит анай поет земле вместе с Раэрн, — кивнула Ута, и в ее миг севшем голосе прозвучал благоговейный трепет. — Она хранит это место вместе с Великой Царицей. Неудивительно, что ты чуешь эту мощь.

Искорка отстраненно кивнула, продолжая ощупывать воздух перед собой и что-то тихонько шептать себе под нос. Рада лишь покачала головой. От этого леса дух захватывало, и не нужно было обладать какими-то особыми силами, чтобы чувствовать это.

Караван Младших Сестер медленно пополз вниз с холма, громыхая тележными колесами по мощеной камнем дороге. Волы пошли споро, почуяв влажную прохладу леса, где на мягкой траве можно было вволю попастись. Спешили и Младшие Сестры, едва ли не бегом бежали вниз, и Уте вновь пришлось орать во всю глотку, чтобы приструнить их и не дать особо ретивым первыми вбежать под своды Рощи. Рада и сама чувствовала непреодолимое желание сорваться на бег, но сдерживала себя. Негоже подводить наставниц, ее-то все-таки считали старшей, а потому более разумной, чем все остальные.

На обед останавливаться не стали, хоть голод и глодал живот изнутри, яростно урча и требуя пищи. Впрочем, никто не обращал на это особого внимания. Анай шумели, огромными глазами разглядывая Рощу, и спешили поскорее добраться до центрального поселения, где располагались храмы и жилище Великой Царицы.

Вблизи криптомерии оказались еще выше, чем Рада могла себе представить. Гигантские стволы вздымались к самому небу, и где-то там, высоко-высоко, тихонько перешептывалась на ветру зеленая хвоя. Стволы их были достаточно толстыми для того, чтобы поселиться в их сердцевине с завидным комфортом, и все вопросы касательно бревен для мостов, которые они проходили по пути сюда, у Рады отпали сами собой. Воздух здесь был прохладным, влажным и таким чистым, что голова у нее закружилась, и Рада вынуждена была опереться на плечо искорки, чтобы не растянуться посреди дороги, ровной стрелой прорезающей лес.

Ярко-зеленая трава, испещренная сотнями разноцветных пятнышек цветов, укрывала мягкий слой иголок под густыми кронами деревьев. Лес звенел от птичьих трелей, щебета и песен, они доносились со всех сторон, едва не оглушая Раду своим перезвоном. Золотое солнце пробивалось сквозь пушистый полог ветвей и рассыпалось на острые нити, что играли в пятнашки с тенями на земле, согревали тянущиеся к ним травы и низкорослые кустарники. Лес просматривался далеко и хорошо: стволы деревьев отстояли друг от друга на большое расстояние, а в их разлапистых мощных корнях, кое-где вырывающихся из земли, запросто можно было с комфортом разместиться на ночлег.

И пахло здесь так сильно, так густо, так свежо, что с каждым шагом голова Рады кружилась все сильнее и сильнее. Она даже не могла говорить, буквально задыхаясь от лесного аромата, и перед глазами поплыли пятна, перемешанные с алыми ягодами вызревшей на солнечных пятачках земляники, голубыми васильками, белыми ромашками, что раскрывали лепестки солнцу…

— Что с тобой, Рада? — донесся до нее как через вату голос искорки. Рада поняла, что навалилась на нее всем своим весом и бредет, низко опустив голову и загребая ногами. Они даже слегка поотстали от остальных Младших Сестер, гурьбой устремившихся вперед, и теперь плелись сбоку от телеги, рядом с тяжело дышащими волами.

— Как-то мне… — Рада и хотела бы сказать «нехорошо», но это было неправдой. Несмотря на головокружение, несмотря на усталость и нехватку воздуха, она чувствовала себя донельзя живой, буквально напитанной жизнью до последней клеточки. И в груди разрывалось золото, грозя удушить ее своей мощной волной. — Не знаю, искорка, — наконец честно призналась она. — Вроде и хорошо так, что слов нет, но я задыхаюсь от всего этого.

— Здесь очень много силы, Рада, — проговорила искорка, поддерживая ее и почти что волоча на себе вдоль обочины. — Здесь все буквально насквозь пропитано энергией. Может, поэтому тебе так плохо?

— Значит, для меня эта энергия вредна? — укол страха и грусти пронзил сердце, и Рада даже пришла в себя, тревожно глянув на искорку. — Почему мне плохо здесь, если здесь столько силы? Что со мной не так?

— Все так, Рада, — мягко улыбнулась ей искорка, прижимаясь кудрявой головой к ее плечу. — Просто у всех есть пределы. Ты чувствуешь тоньше теперь, гораздо тоньше, чем когда мы с тобой впервые встретились. Теперь ты действительно можешь чувствовать энергию, а здесь ее такая концентрация, что твое тело пока еще не в состоянии ее вынести, понимаешь?

Рада кивнула. Сил, чтобы отвечать, у нее не было, да и не хотелось ничего говорить. Искорка в таких вещах уж точно разбирается лучшее нее, и раз она говорит, что все так, значит, так оно и есть. На негнущихся ногах Рада продолжала шагать вперед, позволив Лиаре вести ее. Сама она сейчас держаться прямо была не в состоянии.

Впрочем, чем дальше они заходили в Рощу, тем легче ей становилось. Может, тело привыкало, может, дело было еще в чем-то, Рада не знала. Постепенно в голове просветлело, и она вновь смогла выпрямиться и идти ровно, не наваливаясь на искорку. А глаза уже сами шарили по сторонам, пожирая сочную зелень и яркие пятна цветов на ней, задумчивую полутьму и игру теней между гигантских стволов, клубящийся где-то вдалеке, почти у самых крон криптомерий, туман, похожий то ли на облака, то ли на прозрачный дым, который медленно тянуло ветром на запад.

— Как же здесь красиво, Роксана! — прошептала она, чувствуя, как тихонько вздрагивают под ее рукой плечи искорки. Ее любимая девочка смеялась от счастья, и солнце играло на ее успевших уже отрасти с зимы кучеряшках, заливая золотым светом самые их кончики.

Через несколько часов дорога кончилась, криптомерии расступились, и глазам путников открылось свободное пространство впереди. С огромной высоты разбивался о камни внизу водопад, бурля в широком озере и превращаясь в медленно струящуюся вдаль реку с берегами, усыпанными белой галькой. Отдаленный шум воды наполнял долину неумолчной песней, и с ним смешивался шепот ветра в кронах криптомерий высоко над головой.

А на свободном пространстве между водопадом, склоном горы и полукольцом подступающим лесом глазам открывалось поселение, превышающее размером становище Сол как минимум раза в два. Его уже почти можно было назвать городом, и Рада во все глаза смотрела вперед на легендарное и самое священное место для всех анай. Мы наконец-то дошли сюда, Великая Мани. Встречай Своих дочерей.