За Семью Преградами

==== Глава 43. После грозы ====

Порывы ветра с востока становились все резче, нетерпеливей, злее. Небо потемнело, и над головой с бешеной скоростью неслись темно-серые, переходящие местами в глубокую синь, тяжелые дождевые тучи. Лиара смотрела туда, подняв голову, словно завороженная, и не могла оторвать глаз.

Вокруг шумел лес, словно в предвкушении ненастья, то ли плакал, то ли кричал, то ли радовался наступающему буйству природы. Ветер в ярости кидался на высокие стволы вековых деревьев, и они гнулись, почти падали друг на друга, полоща ветвями по воздуху. Шумели заросли подлеска между высокими стволами, травы ложились к самой земле, испуганно сворачивали открытые венчики цветы. В один миг исчезли птицы, и насекомые, что до этого буквально наполняли своим жужжанием воздух, попрятались под листья и корни, ближе к земле, туда, где их не достанут тугие струи дождя.

Странное чувство охватило Лиару. Предвкушение чего-то страшного и бесконечно красивого одновременно, и это чувство было так знакомо ей. Оно возникло впервые тогда, когда она увидела Раду в забытой богами таверне где-то в занюханном и заплеванном квартале Латрской бедноты. Оно же распирало грудь и перед Эрванским кряжем, что вздымался до самого неба, скрывая за своими пиками Семь Преград, куда впервые в истории вел их Алеор. Это чувство охватывало ее каждый раз, когда из немыслимой золотой дали, полной исходящего отовсюду и ниоткуда конкретно сияния, Лиаре в душу смотрели два огненных глаза, полные странного смеха, в котором была и радость, и вызов, и правда, и невероятная жажда жизни.

— Вот Ты, Грозная, — едва слышно прошептала Лиара, поворачиваясь к востоку и глядя на то, как с невероятной скоростью несется к ним гроза. — Вот и ты.

Горизонт был почти черным, и вокруг так стемнело, словно стояла ночь, хоть до заката солнца оставалось еще как минимум часа три. Густая синь затягивала все небо, видимое сквозь просеку, ведущую от поляны к дороге на север, и оттуда с немыслимой скоростью приближался ураган. Били в землю серебристые зубцы молний, тугие струи дождя надвигались сплошной стеной, ледяной и безжалостной, летящей так же быстро, как выпущенная из тугого рогового лука стрела. Крайние к просеке деревья истошно гнулись, почти ложились на землю под бешеными порывами ветра, словно пытаясь вжаться в грязь и укрыть головы руками-ветвями, спрятаться от ненастья.

Лиара выдохнула из легких весь воздух и впустила в себя грозу.

Это было… невероятно. Масса облаков, столь густая, будто насквозь промокшее ватное одеяло, столь тяжелая, что Лиаре вообще было непонятно, как она умудряется держаться в воздухе, несущаяся так быстро, словно Сама Реагрес летела впереди нее на Своих серебряных крыльях, погоняя бока туч, словно взбесившееся стадо быков, заставляя их двигаться все быстрее и быстрее, взметая все на своем пути. Тучи надвигались друг на друга, как скалы, как вздымающиеся на штормовых волнах борта кораблей, они врезались друг в друга с неотвратимой мощью, и от силы этих ударов рождался грохот, способный разорвать уши Лиары, если бы там, наверху, она была бы в собственном теле. Воздух буквально потрескивал от электричества, и зубцы жидкого огня, сгущенного до невыносимой концентрации в одной крохотной точке пространства, взрывались ослепительными вспышками, полосуя окружающий воздух на мелкие кусочки.

Сложно было не потеряться в этой мощи, сложно было остаться собой на самом краешке бушующей стихии. На миг Лиаре показалось, что она осталась одна-одинешенька лицом к лицу с этим ураганом, и в мире больше нет ни единой живой души, лишь раскалывающий пополам небеса грохот, треск молний и порывы ветра, полные такой злобы, будто целью их было смести ее с лица земли, растереть в пыль, уничтожить.

Балансируя на грани бушующей стихии и себя самой, Лиара успела уплотнить воздух над поляной, на которой собрались анай, за несколько мгновений до того, как кипящая ярость Роксаны пала на их головы. Ветер сразу же прекратился, как и дождь, как и угроза схлопотать молнию по затылку: полусфера воздуха, которую удерживала Лиара, отводила ярость Огненной прочь.

Странно было видеть, как за невидимой границей щита бушует мир в своей первозданной силе и красоте. Тонны воды извергались из тяжелых, полных черноты туч, падали вниз, как ледяные камни, расшибаясь о выпуклую поверхность щита и скатываясь по ней вниз. Со стороны выглядело так, будто кто-то огромный поставил над лагерем стеклянную полусферу, и сквозь ее мутную поверхность из-за сплошного ливня было видно так плохо, что даже Лиара едва-едва могла разглядеть окружающий лес. Темнота заволокла мир, и лишь рваные вспышки без конца разрывавших небо молний вырывали из нее очертания окружающего.

Лес теперь чувствовался полным первобытного ужаса, сводящей с ума и заставляющей биться в агонии паники. Деревья бешено хлестали ветвями по земле от ураганного ветра, словно люди, которые изо всех сил пытаются убежать как можно дальше от разбушевавшейся стихии, но не могут, врытые по пояс в землю. Небо кипело, бурлило, как полный воды котел, который растяпа-хозяйка забыла снять с большого огня, и из него извергались тугие и хлесткие струи ливня. Грохот стоял такой, что расслышать что-нибудь в нем было просто невозможно. Гроза бушевала прямо над ними, ревела и бесновалась, как зверь, которого загнали в угол острыми палками, и он бросается в свою последнюю бессмысленную и яростную атаку.

На фоне того, что бушевало над ее головой и вокруг нее, суматоха анай на поляне казалась Лиаре чем-то незначительным и настолько неважным, что ей и дела до нее не было. Однако она все же оторвала глаза от неба над головой и рассеяно огляделась по сторонам, выискивая взглядом Раду. Ругаясь почем зря, та с помощью большого плоского голыша вбивала в землю деревянный колышек растяжки для палатки, и вспышки молний выхватывали из темноты ее судорожные движения и напряженную спину.

Взгляд Лиары скользнул дальше. Младшие Сестры, то и дело вжимая головы в плечи и сгибаясь в три погибели от оглушительных раскатов грома, быстро и не слишком умело боролись с палатками, кое-как раскладывая их и растягивая на поддерживающих их шестах. Кое-кто из Ремесленниц помогал Воинам, остальные сбились в кучу возле телеги, сжавшись там в комочки и встречая громким визгом каждый удар стихии.

Ута и взрослые Ремесленницы сражались с волнующимися волами: животные испуганно и протяжно мычали, качая круторогими головами, перебирая ногами и оглядываясь по сторонам. Судя по решительному лицу наставницы, сжимающей в руках сразу несколько поводов, ведущих к вдетым в нос быков кольцам, Ута была в состоянии угомонить их и не дать разбежаться от страха, куда глаза глядят.

Несколько Младших Сестер и вовсе не участвовали в общей деятельности. Открыв рты и выпучив глаза, они стояли и смотрели, как хлещущий с неба дождь скатывается по бокам невидимой сферы над их головами. Пока еще это странное явление заметили лишь они: остальные анай были слишком заняты развертыванием лагеря, чтобы смотреть по сторонам, но Лиара догадывалась, что совсем скоро к этой небольшой группе Младших Сестер подключатся и другие. Дани была среди этих девчонок.

На миг всколыхнувшаяся в груди ярость едва не разорвала в клочки всю ее концентрацию. Щит над головой дрогнул, и несколько ледяных капель пролилось вниз, больно стукнув Лиару по носу. Но она сразу же справилась с собой и вновь уплотнила воздух, не давая ни единой капле упасть вниз. Она не имела права выходить из себя сейчас. Сейчас нужно было помочь своему клану не промокнуть до последней нитки и не утонуть в грязи. Лиара знать не знала, болеют ли анай, но раз бессмертными они не были, значит, болеют. А коли так, то не хватало еще, чтобы кто-нибудь подхватил простуду из-за этого ненастья, тем более, по дороге в Рощу Великой Мани.

Но Дани по-настоящему выводила из себя, и Лиара с трудом удержалась оттого, чтобы использовать воздух и вытолкнуть ее прочь за границу невидимой сферы. Коли посидела бы там, наедине со своей Роксаной, мокрая, как мышь, не имеющая даже нитки, чтобы укрыть ей голову от ненастья, глядишь, и поняла бы, с кем имеет дело. Только поступи так Лиара, и все, что они с таким трудом выстраивали с Радой за последние месяцы, разрушится на кусочки, рассыплется карточным домиком на ветру. Этого она допустить не могла.

Но я тебе еще покажу, Клинок Рассвета, мысленно пообещала Лиара, в упор глядя в спину разинувшей рот и разглядывающей небо над головой девчонки. Ты очень зря и в грош меня не ставишь, и еще более зря — докучаешь Раде. Мы еще посмотрим, что из этого выйдет.

Словно ощутив ее взгляд, Дани резко обернулась и взглянула прямо в глаза Лиаре. Та не стала отворачиваться или прятать взгляд, хоть и знала, что зрачки ее сейчас светятся отполированным серебром. Клинок Рассвета замерла, неотрывно глядя на нее, потом вжала голову в плечи и нервно сглотнула. Но не заорала, привлекая внимание всего остального клана к глазам Лиары, уже хорошо. Может, хоть капелька чести в ней все-таки есть, хотя Лиара очень крупно в этом сомневалась. Отвернувшись, она аккуратно уселась возле Рады и принялась помогать ей крепить палатку. Та в ответ только признательно кивнула головой. Все равно грохот в небе над ними не прекращался и был таким оглушительным, что можно было на пределе голосовых связок орать друг другу в уши, и все равно никто не услышал бы и звука.

Довольно скоро лихорадочная суета на поляне улеглась, примерно в то же время, в которое наставница Ута справилась с волами, стреножив их и привязав к крайним к поляне деревьям, чтобы не разбежались. Уперевшись кулаками в бока, она встала посреди поляны и оглядела Младших Сестер. Те, ковыряясь с палатками, с опаской поглядывали на нее. Все прекрасно знали: проигнорируешь наставницу вне зависимости от причины, будет только хуже. Те, кто первыми замечали наставницу, толкали тех, кто работал спиной к ней, и уже совсем скоро все глаза смотрели на нее.

Удовлетворенно кивнув, Ута сплюнула сквозь дырку между зубов, а потом ее руки быстро замелькали, отдавая приказания на языке жестов. Из них Лиара поняла не слишком-то много. Обучение языку жестов начиналось для Младших Сестер с первого дня в этой роли, а Рада с Лиарой опоздали к этому сроку месяца на два, и им пришлось нагонять тех девочек, что только в этом году побрили виски и получили долоры. Сестры, окружающие ее сейчас, изучали его уже больше четырех лет.

Несколько обрывочных слов — вот все, что Лиара поняла из долгой и пламенной речи Уты. Ключевыми из них были «костры», «мясо», «вода», но что с ними нужно было делать, Лиаре понять не удалось. Впрочем, этого нельзя было сказать об остальных Младших Сестрах. Уверенно кивая, они по нескольку человек срывались с места, образовывали группы, и эти группы принялись обустраивать лагерь. Пятеро схватили небольшие походные лопатки и начали по большому кольцу окапывать лагерь, чтобы отвести воду, которая потечет из леса на поляну, если ливень затянется. Еще пятеро завозились с походными кострами, готовя ямки под них и натаскивая побольше хвороста от заготовленных загодя поленниц. Большая часть сестер осталась ковыряться с палатками, но теперь работа перестала быть такой хаотичной, как поначалу. В действиях анай появилась слаженность, и один за другим, походные тенты словно грибы вырастали на поляне. Ута запрягла в работу даже перепуганную кучку Ремесленниц возле телеги, наорав на них при помощи одних только жестов, и те бросились к задку телеги, принявшись вытаскивать оттуда походные котелки, провизию, посуду. Уже через четверть часа лагерь анай вновь превратился в спокойный собранный муравейник, где каждый точно знал, что и как ему делать. От паники и суматохи не осталось ни следа.

К тому времени Рада с Лиарой уже поставили свою палатку и принялись помогать другим. Младшие Сестры улыбались Лиаре, принимая ее помощь и жестами показывая ей, что делать. Кое-кто из них поглядывал на ее глаза несколько опасливо, но большая часть анай все равно отнеслась к их цвету совершенно спокойно. Серебряные и серебряные, чего тут такого? В лагере все знали, что Лиара того же рода, что и Держащая Щит анай, а та вытворяла такие чудеса, что и сильнейшим ведьмам было не под силу. Чего же тогда бояться? Радоваться надо, что с ними эльфийка. Приглядевшись, Лиара поняла, что некоторые из Младших Сестер поглядывают на нее даже с затаенной гордостью, словно она сделала что-то такое, чем можно было гордиться. Или — что для них было честью видеть ее в своих рядах.

От такой мысли все внутри сжалось, и Лиара украдкой утерла краешком ладони набежавшие на глаза слезы. Даже на ее родине, в городе Иллидаре, никто не был так рад ей, как эти странные суровые женщины из диких холодных гор. Наконец-то она нашла свое место, и от этого ощущения сердце в груди плавилось, и невыносимая нежность сжимала горло подступающими слезами. Хорошо еще, что вокруг было достаточно темно из-за ненастья, и слез ее никто не увидел. Разве что Рада, но она-то совершенно точно не скажет об этом ни слова ни одной живой душе.

Впрочем, все анай то и дело поглядывали на щит и качали головами. Но на лицах их было при этом лишь удивление.

Постепенно буйство стихии начало стихать. Грозная пронеслась над их головами в облаке грохота и сверкающих молний и устремилась куда-то дальше на восток, к неприступным заснеженным пикам гор. Вместе с Ней заспешили и Ее Сестры: тяжелые синие облака, казавшиеся такими неповоротливыми, словно небесных быков, угнала с гиканьем и свистом Среброглазая Реагрес, и небо постепенно просветлело.

Потоки воды перестали рушиться с устрашающей мощью на щит над их головами, и сквозь него вновь стало видно окружающий лес. Он все еще вздрагивал под последними порывами ветра, усталые деревья тяжело клонились, вяло откликаясь на его прикосновения. А потом и они тоже замерли, вымученные и обессиленные, роняя с отяжелевшей обвисшей листвы крупные градины слез. И следом за этим сквозь крохотное окошко в разрывах туч на западе прорвались ослепительные лучи солнечного Щита Роксаны. Словно Грозная, удовлетворившись бурей, которую устроила, ужасом, который на всех навела, теперь сменила гнев на милость и улыбалась Своим измученным детям, согревая их Своими прикосновениями.

Лиара ощутила, как какой-то тяжелый узел напряжения медленно растворяется в груди вместе с этими теплыми косыми лучами. Так оно всегда и бывает, Грозная. Ты приходишь в наши жизни, словно ураган, ломая и сметая все на Своем пути, в пыль руша все, что есть у нас, втаптывая в грязь наши мечты, чаяния и надежды. И когда кажется, что сил уже никаких не осталось, Ты вдруг улыбаешься нам и протягиваешь ладонь. И в этой ладони драгоценным алмазом сверкает Твоя любовь, а мы понимаем, что теперь-то мы наконец живы. И что весь Твой гнев — лишь Твоя бесконечная Милость, лишающая нас того ненужного балласта, что мы волокли на своем горбу так долго и так тяжело.

Лиара улыбнулась и убрала щит. И сразу же свежий запах, такой густой, такой сладкий, такой нестерпимо вкусный ворвался внутрь сферы, где раньше не было ничего, кроме стоячего после долгого жаркого дня воздуха степей. Пахло землей и мокрым лесом, пахло мхами, пахло весной, жизнью, тысячами цветов, летним закатным небом, в котором уже купались первые ласточки, не обращая ровным счетом никакого внимания на остатки облаков, которые поспешно разгонял прочь восточный ветер. Темно-синее полотно туч еще висело над горами на западе, но оно быстро отдалялось прочь, а полоса чистого синего летнего неба все ширилась и ширилась, и сквозь него победной песней лилось золота солнца.

Его косые лучи протыкали насквозь отмытый лес, такой радостный, будто улыбающийся во все щеки толстый малыш, которого угостили наливным сладким яблоком. Сверкали россыпями самоцветов дождевые капли на каждом листочке, застывшем в безмолвии тишины после бури, искрились нанизанные на тонкие паутинки капельки воды, точь-в-точь алмазы на длинной низке бус какой-нибудь модницы. Тяжелые темно-зеленые еловые лапы обросли по краям целыми огненными отблесками солнца, преломляющимися в дождевых каплях, ярко-зеленые шишки наконец-то отмылись от стародавней дневной пыли и теперь торчали как-то очень бодро и задорно, словно диковинные ожерелья на шеях ведьм. А резная тень от ажурной дубовой листвы медленно скользила по ковру из ярко-зеленой весенней травы, пушистого сверкающего мха и еловых иголок. И золотые лучи наполняли вымытый дочиста воздух каким-то невероятным золотым светом, от которого грудь Лиары буквально распирало, и ей на миг показалось, что она прямо сейчас задохнется от захлестывающего ее золота.

— Да уж, сегодня Грозная повеселилась на славу, — ухмыльнулась рядом с ней Орлиная Дочь Мая из становища Окун, которой Лиара помогала устанавливать последнюю палатку. Завязывая веревку крепежа вокруг вбитого в землю колышка, Мая поглядывала то на быстро светлеющее небо, то на Лиару, и в глазах ее было какое-то странное выражение: восхищения, смешанного с легким страхом и уважением. — Я такой грозы уже много лет не видела, — добавила она, отряхивая руки и поднимаясь с колен.

— Как и я, — тихонько проговорила Лиара, но мыслями она сейчас была очень далеко.

Быстрые маленькие ласточки скользили в небе, разрезая его своими треугольными крылышками, попискивая и сверкая в лучах закатного солнца плотными мокрыми спинками. Они купались в запахе и свете лета, в его свежести, в его стучащем золотом сердце, беззаботные, свободные, позабывшие обо всем на свете, кроме своего полета. Словно и не было каких-то несколько минут назад оглушительного грохота грозы, бешеных порывов ветра, тугих струй дождя. Может, только мне и было страшно на самом-то деле? Может, ласточкам и дела вовсе нет до того, как бушует над их головами Грозная? Они прекрасно и сами знают, что буря скоро закончится, и что после нее все будет лучше, чем раньше? Свежее, чище, красивее.

Лиара сморщилась, когда лучи солнца брызнули в глаза, и тихонько захихикала от удовольствия. Будто толстый рыжий кот смешно щекотал ее щеки усами, утыкаясь своей лобастой мордой прямо ей в лицо.

— Искорка! — негромко позвала Рада, и она обернулась.

Закатные лучи подожгли золотом волосы Рады, и лицо ее сейчас светилось каким-то совершенно точно неземным светом. И это было так красиво, что Лиара залюбовалась, в который раз уже теряя голову. Ты и правда выбрала ее для Себя, Грозная. Она из солнца соткана, а не из звездного света, как все остальные эльфы. И разве может быть такое?

— Пойдем к костру, — позвала Рада, осторожно беря ее за руку. Она всегда старалась быть осторожной с Лиарой, хоть во всем остальном была медведь медведем, да еще и разбуженный до срока, голодный и с больным зубом. Но ладонь Лиары она всегда брала в свои руки так нежно и аккуратно, словно маленького, едва рожденного птенчика, что случайно выпал из гнезда. Темно-синие глаза в окружении мягких морщинок нежности обняли Лиару теплом. — Там уже приготовили ужин, и тебе, как нашей героине и спасительнице, сегодня полагается первая порция каши.

За шутливым тоном Рады скрывалась такая сводящая с ума нежность, что Лиара зарделась и потупила глаза. И не за что было ее вовсе благодарить. Она всего лишь создала ограждающий от дождя щит, чего ж в этом такого-то? Любой бы из них мог сделать это, если бы у него была эльфийская кровь. Но говорить это вслух она не стала. Слишком с большой нежностью смотрела на нее Рада, да и эта тихая гордость в глазах Младших Сестер так никуда и не делась. Позволь себе хотя бы на одну минутку почувствовать себя счастливой. Позволь им поблагодарить тебя за твою помощь. Разве же в этом есть что-то плохое или неправильное? Разве не имеют ли они того же права выказывать благодарность за помощь тебе, когда ты сама только и стремишься к тому, чтобы отблагодарить их за то, что они взяли тебя?

— Никогда такой штуки не видела, — безапелляционно заявила Ута, цыкнув зубом и одобрительно глядя на Лиару, когда они подошли к костру. — Слыхала, конечно, что вы, бессмертные, еще и не такие штуки вытворять можете, но своими глазами не видела. Так что ты, девочка, уж совершенно точно заработала сегодня лучший кусок в отличие от всех остальных лентяек, которые даже палатку поставить не в состоянии! — грозный взгляд Уты пробежался по лицам Младших Сестер, присевших у ее костра и у соседних.

— А как же Держащая Щит, наставница? — подала от соседнего костра голос лопоухая черноволосая Двурукая Кошка Илай. — Говорят, во время Великой Войны она даже Мембрану создала посреди Роурской степи! Я слышала, мне старшие разведчицы рассказывали!

Сидящие вокруг нее сестры одобрительно зашумели, подтверждая сказанное, и Ута недовольно зыркнула на них темным глазом.

— Держащая Щит — одно дело, ей на роду было написано, что она станет величайшей среди нас. И как ты думаешь, коли она создала Мембрану через Роур, не дающую пройти дермакам, стала бы она размениваться и тратить силы на то, чтобы прикрыть от дождя и ветра твою худую и костлявую задницу? Что, других дел у нее что ли нету? — Младшие Сестры засмеялись на язвительное замечание Уты. Сидящая рядом с Илай Ремесленница Ида из каменотесов даже ткнула ее в плечо огромным кулаком, едва ли не таким же здоровенным, как у самой царицы Лэйк, и Илай повесила голову, пряча румянец. А Ута продолжила, бросив смеющийся взгляд на Лиару. — Светозарная — другое дело. У нее достаточно доброе сердце, чтобы не позволять Роксане хорошенько погонять твоих блох, хотя, возможно, и стоило бы позволить. Глядишь, это бы тебе ума прибавило.

Остальные Младшие Сестры загоготали, а Лиара смущенно огляделась. Повсюду были улыбающиеся лица, и в карих глазах маленьких Каэрос светилась самая настоящая благодарность и гордость. Гордость, что она — одна из них. Как мне благодарить Тебя за это, Великая Мани? Как благодарить за то, что я теперь не одна?

Солнце медленно опускалось за горизонт, от грозы не осталось уже ни следа на безоблачном голубом небе, и ласточки танцевали и плескались в нем, подставляя маленькие тельца теплым закатным лучам. И хоть было еще достаточно рано, чтобы ложиться спать, в путь сегодня никто выступать не собирался. Ута язвительно сообщила, что лучше было бы «мелким кобылам» хорошенько помесить грязь, чтобы к моменту встречи с Роксаной в Роще жирка-то у них поубавилось. А то ведь Грозная может решить, что жизнь им слишком широко и радостно улыбается, да и послать на Сол какое-нибудь несчастье, дабы в очередной раз проверить крепость их веры. Но все это брюзжание скрывало под собой довольную улыбку наставницы, и она милостиво дала старшим Ремесленницам и молодняку уговорить себя остаться здесь.

Каким-то совершенно чудесным образом при том, что в поездку с собой брали только продукты, фураж и вещи первой необходимости, на поляне появился маленький барабанчик, обшитый кожей, пара свирелей и даже одна скрипка. Ута «не заметила», как Ремесленницы распустили волосы, разулись и пустились в пляс вместе с разведчицами под аккомпанемент веселой мелодии и оранжевые лучи закатного солнца. Лиара тоже потянула Раду танцевать, и та самым удивительным образом согласилась на это гораздо охотнее, чем в прошлый раз.

Как же хорошо было наконец-то размять ноги! Пусть они и шагали весь день по дорожной пылище, которая сверху донизу покрывала их ровным серым цветом, и ноги гудели после долгого перехода. Но сбросить надоевшую обувь и пуститься в пляс босяком по теплой земле, поросшей мягкой травой, которую в этом году еще не успели ни разу примять тяжелые тележные колеса, — как же это было хорошо! Запрокинув голову и смеясь от счастья, Лиара кружилась в руках Рады, и сладость этого летнего вечера вплеталась в ее волосы, золотом наполняя грудь, вырывалась из горла смехом и песней.

Танцы продолжались долго, гораздо дольше, чем предполагала Лиара, учитывая, какой долгий путь они прошли за предыдущие недели. Но вместе с отгорающим на западе закатом веселье медленно начало стихать. В конце концов, завтра снова в путь, и на этот раз дорога будет уже тяжелее. Мощный ливень, скорее всего, превратил разбитое дорожное полотно в размокшую глину, в которой будут увязать колеса телеги, да и ноги самих анай не слишком-то от них отстанут.

В конце концов, Младшие Сестры принялись укладываться. В густых синих сумерках сверху на лагерь смотрели серебристые звезды, но собирать палатки и расстилать одеяла под чистым небом никто не стал. После дождя похолодало, ночной воздух даже слегка покусывал щеки, заставляя Лиару ежиться и тулиться поближе к теплому боку Рады, а это означало, что к рассвету будет и вовсе стыло. В такой ситуации для не имеющих крыльев, чтобы согреться, Младших Сестер палатка становилась лучшим вариантом.

Только вот самой Лиаре спать вовсе не хотелось. В груди все звенело и звенело, не давая покоя, и ей казалось, что она буквально задыхается, что еще чуть-чуть — и она лопнет, будто мыльный пузырь, который неспешно поднимают к небу воздушные потоки. Что-то набухало в середине груди, раскрывалось тугим бутоном, требующим солнца, и от этого ощущения Лиара вся затрепетала, как листок на ветру. Так давно его не было! Дела, заботы, тяготы путешествия, занятость учебы, долгие-долгие дни, полные стремления и суматохи, как-то оттеснили прочь песню, что прорастала в ее груди дикими цветами, и теперь, наконец-то, пришло ее время.

Ута и Рада, вытянув ноги к горящему костру и покуривая, неспешно беседовали о преимуществах разного вида оружия в поединках и строевом бою. Две Ремесленницы из трех, что сопровождали молодняк, Фэйр и Зей из становища Сол, развалились на своих подстилках, передавая друг другу флягу с чем-то, явно крепче воды, от чего Ута, только поморщившись, отказалась. Третья, Имар, невысокая пухленькая Садовница, уже ушла спать в свою палатку. Решив, что она никому не помешает, если тихонько поиграет для себя совсем немного, Лиара осторожно поднялась с земли.

— Ты куда, искорка? — в голосе Рады слышалась ленивая сонливость. Последние полчаса она то и дело широко зевала, прикрывая рот кулаком, а значит, совсем скоро захочет спать. Вот только золотой бутон у Лиары в груди требовал так настойчиво, так призывно, что она не в состоянии была сопротивляться этому зову.

— За арфой, — тихонько ответила она, надеясь, что никто не обратит на это внимания, но Ута встрепенулась, и взгляд ее сразу же стал цепким.

— Значит, споешь нам что-нибудь?

Лиара замялась, не зная, что на это ответить. Она собиралась сейчас что-нибудь сыграть, но больше для самой себя, потому что ей самой хотелось. Тем более, что Рада выглядела сонной, да и многие в лагере уже спали, завернувшись в свои одеяла, и кое из каких палаток доносился храп.

Вот только старшие уже заинтересовались происходящим. Фэйр, кузнец из соседнего с Сол становища, широкоплечая и приземистая, с волосами, собранными во множество приплетенных к самой голове косичек, пошевелилась на своих одеялах, присаживаясь и с интересом глядя на Лиару. Рядом с хрустом покачала из стороны в сторону головой кровельщица Зей, высокая женщина с обильно пересыпанными сединой волосами и мягкими морщинками улыбок в уголках глаз. Обе они выжидающе смотрели на Лиару, и она совсем стушевалась под их взглядами. Одно дело, когда ее просили сыграть молодые, которым не терпелось послушать о подвигах и приключениях. Но Ута с Зей были старше Лиары как минимум на одну сотню лет и имели уже собственных внучек, успевших испить из Источника Рождения, а то и внучек внучек.

— Спой что-нибудь, искорка, — тихо и нежно попросила Рада, выпрямляясь и глядя на нее. — Я так люблю, как ты поешь, так скучаю по этому.

— Ну ладно… — неуверенно протянула она. — Тогда возьму арфу и вернусь к вам.

Кожаный чехол с арфой отыскался в их палатке, аккуратно уложенный Радой поверх пустых вещмешков, чтобы не подмок, если все-таки вода из леса преодолеет вырытый Младшими Сестрами желоб вокруг лагеря и потечет вниз по склону. Лиара улыбнулась и подняла инструмент, чувствуя, как назойливо пульсирует жар в груди. Как же давно она не пела!.. Кажется, целую вечность.

Но все-таки до сих пор это было непривычно: петь свои песни не только самым близким, в узком кругу тех, кто не раз слышал ее, но и тем, кого она еще не слишком хорошо знала. В спокойных глазах анай было лишь ожидание, и они улыбались ей, пока она неловко садилась рядом с Радой на подстилку у костра и принялась подстраивать инструмент.

— Как-то я слышала, как ты поешь, Светозарная, — голос Зей был хрипловатым, но мягким, как густой липовый мед. — Странно, что тебе дали именно такое имя. Я бы назвала тебя Соловушкой, не иначе.

Лиара и вовсе смешалась от таких слов, не зная, куда деть глаза.

— Смотри, сейчас ведь сбежит, — хмыкнула Ута, разглядывая ее. — Или играть не сможет. Ишь, как смущается!

— Не бойся, Светозарная, — Фэйр дружески подмигнула ей. Несмотря на свои широченные плечи и телосложение кузнеца, голос у нее был удивительно нежный и высокий, да и старше Лиары она была всего-то на полтора десятка лет, не больше. — Ты у нас сегодня такое чудо чудесное вытворила, спасла всех от дождя. Так что даже если ты переврешь все ноты и забудешь все слова, мы и слова не скажем. Тебе сегодня все можно.

— Ты и так ей слова не скажешь, Фэйр, и вовсе не из-за того, что она сделала, — хмыкнула Зей, покосившись на нее. — Все прекрасно знают, что тебе в детстве медведь на ухо наступил, и ты вряд ли отличишь кваканье лягушки от пения жаворонка.

Лиара тихонько рассмеялась вместе со всеми. Анай принялись поддразнивать друг друга совсем по-домашнему, так, как дразнятся люди, которые знают друг друга много лет и прошли вместе через очень многое. Рада смеялась с ними, то и дело поглядывая на Лиару, и в ее теплых, как лето, глазах отражались языки пламени. И Лиара чуть-чуть приободрилась, решив, что стесняться ей действительно не стоит.

Пальцы сами легли на струны, пробежали по ним, беря первые аккорды. Она внимательно прислушивалась к распускающемуся в груди бутону, пытаясь понять, что же это будет? Какая песня придет к ней сегодня? О чем бы ей сейчас хотелось спеть?

Столько всего случилось за этот день, столько всего произошло с того момента, как она впервые попала к анай. Целая жизнь, действительно, маленькая жизнь, такая правильная, такая красивая. И петь хотелось о каждом дне, о каждом лучике солнца, о каждой улыбке, в которой была дружеская поддержка. Все было равноценно важно, и тысячи сюжетов разноцветным хороводом проносились перед глазами Лиары, маня ее, будто рыбки сверкающей на солнце чешуей.

Великая Война и мир с вельдами. Держащая Щит, в чьих глазах застыла вечность, и Великая Царица, совершившая невозможное. Или одноглазая волчица с настоящими орлиными крыльями за спиной. Или нимфа, последняя нимфа Этлана, что каким-то странным образом попала в Данарские горы по воле Грозной, дабы уничтожить разом тысячи тысяч дермаков, что обрушивались на Роур. О чем спеть, о ком из них?

Наверное, стоит начать сначала. Всегда надо начинать сначала — иначе-то историю не расскажешь. Лиара улыбнулась, погружаясь в золотые переливы внутри собственной груди, чувствуя, как это золото начинает течь сквозь нее в мир, в мокрые от дождя листья, в серебристые звезды, в огромную пустоту меж ними, которой нет конца и края. И как там точно также пульсирует то же самое, огромное, невыносимо красивое, тише трепета крылышек стрекозы, громче разрывающего небо пополам грома. Великий Ритм, который всегда был здесь, извечно звучал в ней самой и во всем вокруг.

Пальцы легли на струны. Сначала. С самого первого и самого главного. Закрыв глаза, она запела слова, что будто золотой волной замелькали перед глазами, что рвались из сердца весенним ветром и рушащимся со скал бурливым потоком талых снегов.

Все правильно, с самого начала. А что было в начале? Лиара слышала истории про Лэйк и Эрис, про их мани и ману, про нападение на становище Сол, когда корты устроили дерзкий налет в самый священный для анай праздник, и во время сражения за становище погибла царица Илейн. Конечно, не это было началом, да и разве было начало у тысячи тысяч глаз, полных невероятного света, полных силы, той самой силы, что сейчас неистово бесновалась под ребрами у Лиары? Разве было начало у вселенных, у комет и звезд, у вросших в землю корнями гор и маленького голубого венчика василька, раскачивающегося на ветру? Разве было у них начало?

Только об этом Лиара и просила Грозную, просила всем сердцем изо дня в день. Может быть, не так, как просили остальные анай. Вовсе не потому, что лежала на погребальном костре и готовилась подняться к Ее огненному Трону. А потому, что для нее Роксана означала Жизнь, и этой Жизни Лиара хотела отдаться всей собой, без остатка и навсегда.

О ком она пела сейчас? О родителях Лэйк и Эрис? О себе и Раде? О тысяче других женщин с глазами-звездами, которые рождались, любили и кровью своей поливали этот суровый край холодных гор и свободных ветров?

Пальцы перебирали струны, и напев становился все сильнее, все звонче. Арфа пела требовательно и громко, почти победным маршем она звала к тому самому солнцу, к тому самому алому рассвету, в который с головой ныряли тысячи и тысячи анай наперекор судьбе и ветрам, наперекор страхам и смерти, наперекор всему. Как я горжусь возможностью быть одной из них, Роксана!

Болезненно взметнувшись к самому небу, как высокие языки костра, мотив стал мягче нежнее, светлее. И теперь в нем плакала грусть, тоска по ушедшим, одна единственная никогда не заживающая рана потерь.

Еще несколько золотых переливов, и все. Пальцы Лиары замерли на струнах, и она медленно открыла глаза. Сначала перед ними не было ничего, кроме все того же мощного золотого ритма, музыки, что плела сама вечность, потом сквозь него медленно проступили лица собравшихся у костра.

Лиара оглядывала их и не понимала, что видит. На лице Уты впервые за все время не было вечно язвительного и недовольного выражения. Глаза ее широко открылись, будто у ребенка, который впервые смотрел в небо, а губы тихонько шевелились, будто наставница все пыталась что-то сказать и никак не могла найти слов. Зей низко склонилась вперед, двумя пальцами потирая переносицу, плечи ее тихо вздрагивали, отсветы огня играли на серебристых прядях.

— Ох, Илейн! — тихо прошептала она, покачав головой.

Фэйр тоже смотрела широко открытыми глазами, как и Ута. Но здесь были не только они. Из палаток повылезали не успевшие уснуть сестры. Тех, кто уже задремал, растолкали и заставили выйти послушать. Десятки пар глаз устремились на Лиару с каким-то невероятным голодом и ожиданием, словно прямо сейчас она сделала что-то очень значимое для них.

И Рада улыбалась, улыбалась так нежно, а пальцы ее, как и всегда, с превеликой осторожностью накрыли ладошку искорки, лежащую на изгибе арфы.

— Проклятье, Лэйк должна это услышать, — прохрипела Фэйр, делая огромный глоток из фляги и морщась. От ее высокого звонкого голоса не осталось и следа, теперь его сменили хриплые слезы.

Ута же только покачала головой, а потом совершенно неожиданно склонила перед Лиарой голову в странном поклоне.

— Светозарная, — скрипучим голосом проговорила Наставница и резко вскинула голову. Глаза ее горели гораздо ярче алого костра, разделяющего их. Вскинув кулак, она торжествующе крикнула: — Светозарная!

И когда остальные анай поддержали ее радостным ревом, повторяя и повторяя это имя, Лиара спрятала лицо в ладошки и заплакала, уже не в силах скрывать слез благодарности. Спасибо Тебе, Великая Мани, за все! Спасибо!